Наболевшее

      Джейн смотрит на Гарруса — такого привычного и родного до тугой боли и тошноты.       Последние два года она борется с врагом не внешним, а тем, что внутри неё — борется с мерзким возмущением, пустившим корни в её душе, растущим с каждым днём всё сильнее. Оно рвёт мощными когтями подобие тихой жизни, домашнего уюта, все тёплые чувства к мужу уничтожает.       Джейн снова бросает взгляд на Гарруса. Он читает какую-то книжку. Шепард передёргивает.       У неё не получается назвать эту жизнь счастливой, а эту квартиру — домом.       Они не могут завести детей, есть одну пищу, в полной мере наслаждаться ласками друг друга.       Джейн ночью душат кошмары из прошлого, днём она вынашивает их, переосмысливает, понимает, сколько ошибок натворила. Вечером с горечью приходит к выводу, что и спасение Галактики не может её поступков оправдать. Иногда спотыкается о гадкую, вязкую мысль: стоило ли ей бороться изо всех сил и делать судорожный, глубокий вздох — словно новорождённый (уже в третий раз, Джейн, это даже не смешно), стоило ли разрывать лёгкие раскалённым воздухом после сражения за Землю, когда её выбросило на какую-то чёртову планету?..       Шепард мучительно осматривает комнату, чтобы зацепиться за что-нибудь взглядом, направить в другое русло движение собственных мыслей. Вот — фотографии на полке, которую Гаррус сам соорудил и повесил на стену. Сам выбрал фотографии и поставил их в рамки. Подарок на годовщину. Джейн терпеть не может эти фотографии, особенно ту, на самом видном месте, с их свадьбы. Джокер поймал "идеальный" кадр: Шепард в штанах цвета милитари, в тёмных очках и зажатой в губах сигаретой сидит на корточках, показывая в камеру безымянный палец с кольцом, а рядом — Гаррус в толстовке, с бутылкой в руке, полузакрытыми глазами и жутким выражением лица. На заднем плане — спящий, перепивший Грюнт.       На их свадьбе был строгий дресс-код: приходить бог знает в чём. Их свадьба была не праздником из сказки, а плевком в сторону тех ублюдков, которые хотели их всех уничтожить. Вот, смотрите, они живы, они надрались, они поженились, они швыряют в стены всё, что можно разбить, они кричат до слёз на глазах и смеются до судорог. Вот, смотрите, им не нужна сказка и розовые мечты, им нужно только то, что даёт почувствовать себя живыми.       Они тогда смеялись: подумаешь, межвидовой брак, да всё им нипочём, коль душами связаны и сердца тянутся друг к другу. Жизнь-то одна, а с учётом того, как они с ней обращаются (спасение Галактики от Жнецов, вечера с пушками наперевес в грязных кварталах Омеги, смерть в вакууме космоса, ловля ракет лицами) — можно сказать, что единственную свою (трижды раз ха) они променяли на бутылку грога и остались ни с чем. Только с пустотой — размером с бога — в душе, которую заполнить смогли только неожиданно взаимными чувствами, так (не)кстати зародившимися во времена бесконечных сражений.       Тогда Джейн не было противно смотреть на Гарруса в профиль и его обнажённые руки. Тогда он был лучшим, самым преданным и забавным. Сейчас он — надоевший, однообразный, скучный.       Джейн сжимает кулаки. Вены набухают под кожей.       Она не знает, что именно сделала неправильно: когда потеряла лучшего друга, влюбившись в него и связав с ним жизнь узами брака, или когда приказала себе жить после изменения энергии Катализатора.       Шепард знает только одно: полюби она Лиару, Кайдена или кого бы то ни было, ситуация бы не изменилась. Джейн слышала о том, что вечной любви не существует, а имплантов, продлевающих срок годности чувств, до сих пор нет. С кем бы она свою жизнь не связала, тот роковой момент, когда ей стало бы невмоготу смотреть на супруга, обязательно наступил. А реши остаться одна — непременно бы стала жалеть, хаять себя за то, что упустила возможное счастье.       Отвратительный замкнутый круг.       Нет, она знает ещё одно: в её жизни давно наступил покой, винить нужно его. Нет сражений, нет утрат, нет горячей крови врагов, боли в руках от отдачи оружия, заложенных ушей и контузий после взрывов. Нет ничего, к чему Джейн привыкла за всю свою грёбаную жизнь солдата, и теперь, не зная, чем занять свои мысли, она утопает в пучине раскаяния за прошлые грехи, копается в развороченных чувствах.       И за это она боролась?..       Ведь раньше как было, в те времена, когда опасность ждала за каждым углом? Любили — до конца, всю душу отдавая. Дружили — без обиняков, искренне и без лжи.       Жизнь словно стала сложнее после победой над Жнецами. Жизнь с тех пор состоит из домашних хлопот и бесконечного самокопания.       Но Джейн понимает: лучше уж думать о своей неудачной личной жизни, чем о своих ошибках, сломанных собственными руками судьбах, о тех, кого не удалось спасти, кого необдуманно лишила жизни.       Она мотает головой, чтобы избавиться от дурных мыслей, и крутит кольцо на пальце. Такая старая, уже ненужная традиция — этот золотой ободок — которая отчего-то осчастливила её несколько лет назад. Теперь же это просто украшение, которое не стоит снимать, иначе придётся отвечать на слишком большое количество вопросов.       О разводе она не думает, и от этого возмущение в груди всё сильнее кричит: чего же ты мучаешь себя, его?..       Иногда Джейн надеется, что всё наладится: она преодолеет этот порог усталости и полюбит Гарруса новой, глубокой, иной любовью. Иногда сама себе признается: как жаль, что Гаррус не человек.       Джейн заходит в ванную, тихо закрывает за собой дверь. Умывается холодной водой и надеется, что та очистит её душу и мысли.       Шепард смотрит в зеркало на увлажненное лицо, на стекающие по щекам, к подбородку, крупные прозрачные капли, и перед внутренним взором, словно то вчера было, возрождается гнусное воспоминание.       Ногти впиваются в кожу резко и больно. Шепард передёргивает.       Тогда она любила Гарруса пылко, сильно — до боли. Но ей не хватало ласк — обычных, человеческих, пустяковых, которых Гаррус не мог ей подарить в силу анатомических особенностей.       Джейн смотрит на своё отражение, заглядывает в собственные глаза с отвращением и стыдом.       Напиться, чтобы совесть заглушить временно. Чтобы переспать с незнакомцем было несколько проще.       Мягкие губы, прикосновения кончиков пальцев к коже, жесткость легкой щетины, глубокие поцелуи. Запах мужчины, грубость, знающие женское тело руки. Он шептал ей на ухо какое-то незнакомое имя, она же — шипела сквозь зубы «Гаррус».       Джейн ненавидит себя за этот поступок. Но в своё время он помог ей понять одну вещь: когда Вакариан сделал ей предложение, а она ответила «да», их выбором руководила не страсть.       Взгляд падает на наручные часы. Ах да, пора.       Она идёт на кухню, достаёт из холодильника тарелку с едой для Гарруса. Той самой едой, от которой ей может стать плохо, если она попробует. Джейн передёргивает.       Им даже нельзя есть одну пищу. Словно природа категорически против такого союза.       Джейн со злостью разогревает еду. В последние годы здоровье Гарруса подкачало (может, старые раны тому виной), врач советовал есть по три раза в день в одно и то же время. Гаррус забывает об этом. Шепард почему-то помнит.       Молча она приносит в комнату тарелку и столовые приборы, ставит на стол перед мужем. Гаррус отрывается от книги.       — Спасибо, Джейн, — говорит он, и Шепард слышит в его голосе искренность. Его благодарность — не механическая вежливость.       Внутри душа волком воет.       Он мог связать жизнь с турианкой. Завести семью, воспитывать детей, рассказывать им о своих приключениях. Джейн кажется, словно она что-то отобрала, украла у неизвестной ей женщины с Палавена, которая, может, смотрит сейчас в окно, и мысли об одиночестве или неудачной женитьбе гложут её, разъедают. Может, она была бы счастлива только с Гаррусом. Может, чувства у турианцев не остывают с годами, или, по крайней мере, не превращаются в горстку пепла, как у людей.       Может, они и любят по-другому. Джейн не знает, что чувствуют турианцы, когда смотрят на своих супругов. Может, они и боль испытывают совсем по-иному.       Шепард скользит взглядом по книге, которую откладывает в сторону Гаррус. «Джейн Эйр». Из принципа читает, давно планировал взяться за роман — как-никак, признанная классика человеческой литературы, как-никак, главная героиня — тёзка его жены.       Внутри что-то болезненно сжимается. Ей хочется его ударить. Хочется вернуться в прошлое и вновь думать только о том, что шансов на победу практически нет, но они смогут достойно погибнуть. Вернуться и не говорить «да», не «выпускать пар», не выживать на Акузе.       Она хочет перестать смотреть на Гарруса, как на бывшего возлюбленного, хочет выбросить из сердца ту злобу и пепел перемолотых чувств. Он ведь ей не только муж. Он — её лучший друг.       Только она об этом непозволительно часто забывает.        — Давай надеремся в ближайшем баре и разнесём что-нибудь? — тихо спрашивает Джейн.       — Я уж боялся, что ты не предложишь, — говорит оживившийся Гаррус. — Не хватало нам ко всем прочим бедам встретить старость трезвенниками с целыми костями, а?       Шепард слабо улыбается.