Crossroads AU

Юри ожидает, что Ад будет наполнен огнём и серой — и это действительно так, если посмотреть краем глаза под нужным углом. Но в основном это серый, цвет самых дождливых дней, когда мрак давит на обратную сторону глаз и кажется, что солнце просто исчезло и оставило призрака позади. По крайней мере, здесь пусто. Он может дышать — если, конечно, он ещё дышит — без ужасного некомфортного чувства, что другой человек находится в твоём личном пространстве. — Ты продал душу, потому что ненавидел ежедневно добираться на работу? — Юри чувствует, как движутся его губы, чтобы сформировать вопрос, тон пронизан убийственной стратегической игривостью, но звук донёсся со стороны и принадлежал, несомненно, Виктору. Он оглядывается, и он может поклясться, что на долю секунды, когда его глазные яблоки двигаются, он слышит крики и чувствует, как обжигает горло до мяса. Он судорожно пытается сделать вдох… …и они сидят вдвоём в паре богато украшенных кресел с крыльями. Или как минимум Виктор сидит; Юри не может решить, сесть ему на своё или на колени Виктору, поэтому делает и то, и то. — Не совсем, — наконец, отвечает он, чувствуя, как нагреваются щёки. (— Я устал быть хорошим, — с наслаждением шепчет он, обнимая руками шею дьявола.) — Ты собираешься пытать меня? — спрашивает он, играя с торчащей ниткой на ручке своего кресла. Виктор смеётся. — Это то, что ты хочешь, Юри? Юри смотрит ему прямо в глаза и чувствует, что тело замирает почти мгновенно, как будто он парализован (загипнотизирован, стонет он). — Нет, — говорит он, не в состоянии убрать страх из голоса. Виктор пожимает плечами. — Тогда не буду. — А что будешь? Чужие руки обвиваются вокруг талии Юри и притягивают его ближе, пока он не может не растянуться на коленях Виктора, и их лбы прижаты друг к другу, губы так близко, и глаза Юри подрагивают, закрываясь… …(и под определённым углом, только в мгновение ока, он думает, что видит дым и сырое мясо вокруг, и в тот момент он слышит крики и чувствует, как собственная плоть горит чернотой)… …— Я дам тебе всё, что пожелаешь, — шепчет Виктор, щекоча дыханием ухо Юри. Сидя в своём кресле, Юри грызёт нижнюю губу. — Как насчёт цены? На этот раз Виктор откровенно смеётся в радостном удивлении. — Да что с тобой и ценой, Юри? То, как дьявол произносит его имя, захватывает, капает в уши, как вода, и вызывает такую же невольную дрожь. — Я слышал, — бормочет он сквозь зубы, ритмично покачивая бедрами в том же ритме, что и чужие, — что есть… ах… ц-цена, которую надо заплатить. Плохая. Виктор поднимает руку и расчёсывает длинными пальцами волосы Юри с удивительной нежностью, прежде чем схватить за горло и достаточно резко дёрнуть, заставляя вновь сосредоточиться. — Страх по своей природе делает неизвестное пугающим, — шепчет Виктор хрипло и горячо, его руки остаются на узкой спине Юри, даже когда они начинают расстёгивать его рубашку. — Ты боишься, Юри Кацуки? Лишь на долю секунды все его кошмары сбываются. Юри открывает рот, чтобы закричать, но его челюсть либо соженна, либо стиснута. Он смотрит вверх и падает в синеву глаз Виктора, пятно прохладного яркого цвета в середине серого и огня, и хлынувший звук пламени сменяется теплотой, мерно бьющейся тишиной. — Нет, — шепчет он в итоге, наклонившись так, что его губы едва касаются губ Виктора. (И затем: — А ты?)