«Тебе не стоит видеть этих людей, потому что иглы вызывают у тебя панику»
На этих словах она бережно затянула узел, и её голос — уже, кажется, навсегда — замолк. Нежность чувствовалась в каждом её жесте — в последних прикосновениях её пальцев к его волосам, в шагах, которые он не мог слышать, в едва уловимом движении губ — она что-то шептала, но так неразборчиво и несмело, что её шёпот было легко спутать с молитвой невежды-богохульника. Кто бы вообще в таком случае попытался прислушаться? Тем более по собственному желанию? — которое он не мог увидеть. Тишина здесь будто вещество, входящее в состав воздуха — она кажется естественной и даже необходимой, поэтому парень знает наперёд, что, если бы девушка и попыталась сбежать отсюда или наоборот броситься ему на помощь, он бы ни за что не узнал об этом, даже если бы это заинтересовало его. Следовательно, остаётся только предполагать, что же с ней произошло и произошло ли. Может, она до сих пор стоит за его спиной и наблюдает за действом?..Размышляя о её дальнейшей судьбе, он не мог представить другой картины: сама она недвижима, а её лицо выражает волнение, обращённое, видимо, к юноше. На лице и запястьях свежие царапины, которые вскоре заживут и посему не вызывают беспокойства (кажется, умудрилась где-то пораниться. Больше всего похоже на то, что она неосторожно пробиралась сквозь гиблый, но некогда густо заросший, лес). По правде говоря, он не в состоянии понять, что же заставляет его видеть именно этот образ. Юноша не, но смиренно принимает всё как должное. Они оба понятия не имели о том, что это за место, чего от него ожидать, поэтому, по её просьбе и в соответствии с собственными выводами, он очень осторожно и неспешно обдумывает каждую деталь, как говорится, не «делая резких движений». Она старается дышать как можно тише, но удаётся это с большим трудом.
И в самом деле — здесь очень душно. Его дыхание также утяжеляется, но вовсе не от страха; от нехватки кислорода. Юноша всё так же может только строить догадки о том, как выглядит помещение, ведь, как заведено, он не может познакомиться со всеми до того, как станет достаточно известным, но в его воображении написана чёткая картина происходящего.Он стоит в очень тесной комнате, окружённый людьми. Их всего трое или пятеро, но в масштабах помещения - это уже толпа. Ему кажется, что если он снимет повязку, увидит перед собой пару добродушных, открытых, искренних людей, которые, раз пришли сюда, хотят поговорить с ним и, возможно — совершенно точно — обсудить пару волнующих их вопросов о его жизни, творчестве, чувствах. Он принимает их за интересных собеседников, которые сумеют уловить и понять каждую его мысль (Иначе почему они вообще его слушают? Зачем? А если не слушают, то что здесь делают?), поэтому он с нетерпением ждёт, когда же ему всё-таки будет позволено снять повязку. Однако как он поймёт, что время настало, если здесь ни черта не слышно? Может, время настанет как раз тогда, когда он начнёт различать звуки?
Он почувствовал лёгкое касание и тут же отдёрнул руку. Будто задел что-то гладкое и холодное, может, стекло? Да, больше всего это напоминало стекло, но можно ли судить по мгновенному прикосновению? На сей раз не наставление, страх. Он всецело доверяет «зрячим», но, откровенно говоря, и сам имеет пару опасений, поэтому его осторожность местами даже нелепа и — может быть, как раз из-за этого — кратковременна. Вскоре юноша придёт в норму, о чём, правда, он сам пока не знает.Стекло. Вне сомнений это было стекло. Но откуда оно там? Стены? Окна? Может… Из стекла состоят окружившие его люди? Парень, ты спятил!
Нервно теребит рукой повязку. Узел ощущается слишком тугим, платок будто давит, как и, в общем-то, всё вокруг. Парень расстегнул ворот рубашки и чуть оттянул галстук — становится невыносимо жарко. Страх и впрямь быстро ослаб, но сердце по-прежнему бьётся спешно, тревожно. Юноша хочет сделать шаг в сторону, но оступается на полпути и, чуть не упав, быстро встаёт обратно на своё место. Нарастающее любопытство постепенно берёт верх, но он не сдаётся, держится. Однако ему не по себе от происходящих изменений — будто комната стала ещё меньше! Либо в ней стало чуть больше людей, — они теснятся и жадно поглощают кислород — либо площадь помещения каким-то образом уменьшилась. Если бы он мог знать, что происходит! Если бы он сумел понять! — Ай! — Парень тут же схватился рукой за левое плечо, от нестерпимой боли крепко сжав его. Он не может увидеть рану и посему оценить последствия, но он чувствует, что она кровоточит. И, бог мой, как же она всё-таки болит! Но юноша пока может сдерживать крик, да и даже если не мог бы — уверен, сам бы себя не услышал. Даже его короткий возглас не был услышан. Но до сих пор неясно — он ли один ничего не слышит?Кто-то прошёлся ножом по его руке. Точно, кухонный нож или кинжал! Хотя нет, глупость. Это больше похоже на шпагу или очень, очень большую иглу, которой резко взмахнули неподалёку от юноши, ранив его случайно или намеренно. Он склонен ко второму варианту — всё же, какими бы милыми эти люди ни были в его представлениях, он не доверял им полностью, словом, ожидал всего, что угодно и был готов бежать отсюда в любой удобный момент. Бежать или обороняться — эти люди могут оказаться очень опасными. Она предупредила об опасности сразу, но на сей раз он не воспринял её слова всерьёз, поскольку как никто другой понимает, что она — преувеличивает, паникует из-за малейшей глупости, которая, возможно, и вовсе не навредит ему. Правда теперь он начинает жалеть о своём скептицизме.
Нет, это невыносимо. Юноша развязывает узел и снимает повязку, не отбросив в сторону, а крепко и бережно сжав в ладони. Он предчувствует беду, поэтому оставил платок как напоминание, на случай если больше в память о ней ничего не останется. Каждый из них понимал, что либо один из них не выживет, либо им просто не позволят встретиться, — хотя, по правде говоря, они толком не понимали, кто же препятствует их встрече — но они знали, что больше они никогда не увидят друг друга. Парня этот факт ни чуть не расстраивал, ибо, сколько бы она о нём ни заботилась, она бы никогда не сумела стать человеком, к которому он привяжется сильнее, чем к, скажем, домашней крысе, наверное поэтому ей не было позволено остаться с ним в этой комнате — рядом должны быть лишь те, в чьей заботе он нуждается по-настоящему, собственно, поэтому он один. Он видит перед собой человека. Парнишка не старше двадцати пяти лет с наивной улыбкой на лице. Во взгляде светло-карих глаз незнакомца виднеется усталость, длинные чёрные волосы спутаны и кожа слабо блестит от пота, но в целом парень выглядит бодрым, воодушевлённым. Однако уголки его губ плавно опускаются и вдохновлённость постепенно переходит в разочарование, испуг.Юноша видит собственное отражение.
Машинально хватается за галстук и, делая шаг назад, в ужасе крепко затягивает узел. Он осматривается внимательнее и понимает — его окружают тысячи-десятки-сотни-тысяч безликих высоких кукол, состоящих из чистейшего светоотражающего стекла. Ростом под два метра, конечности непропорционально длинные, но главное… Руки. Кажется, именно о них она и говорила — длинные пальцы, напоминающие громадные иглы; руки, которые эти существа намеренно тянут к нему, пытаются подойти, но почему-то им не удаётся прикоснуться к нему — лишь один, по счастливой случайности, порвал рукав рубашки, оставив на руке парня рану, которая, к слову, и сейчас даёт о себе знать. Да, он встречал подобных людей и ранее — когда наблюдал за другими комнатами сквозь щёлочку, издалека, осторожно-осторожно, украдкой. Он знал, что они, к сожалению, обитают практически везде — окружают каждого взошедшего на пьедестал, но у него была слабая надежда на то, что ему удастся избежать их. Он верил в свою искренность. Бегло всматривается в толпу подражателей, пытаясь найти среди них хоть одного живого человека, хотя бы желающего понять юношу. Никого. От единственного, он, кажется, отказался в самом начале. Но вдруг и она была одной из тех, кто состоит из чистейшего, пуленепробиваемого, ужасающего стекла? Или из чего-то другого. Мерзкого. Отвратительного. Отталкивающего. В любом случае, он один. Наедине с непроглядной толпой лицемеров и мягким платком, который ложится на глаза, погружая во мрак всё, что окружает юношу…