Шоковая терапия

— Папа, мне нужно с тобой поговорить. Если твой сын начинает с тобой говорить именно с этих слов, знай — это не к добру. Я мысленно напрягся и отложил в сторону газету «Ежедневный пророк», где на главной странице красовалась фотография моего любимого сына в обнимку с его не менее любимым любовником, известным на всю магическую Британию как сын Гарри Поттера. — Если ты об этом, — я махнул головой в сторону газеты, — то, по-моему, разговаривать уже поздно. Скорпиус смутился, тут и слепому ясно. Его лицо стало пунцово-красным. Прямо один в один как обшивка моего любимого дивана, стоящего слева от входной двери в моем рабочем кабинете и от дум в котором, меня сейчас отвлёк этот малолетний нахал. — Папа… Я… — Он явно пытался на что-то решиться. Я молчу, прекрасно понимая, что значит решиться сказать главе Рода, что ты не такой, как отец. И что не сможешь никогда таким быть. Помним, сами проходили в школьные годы. Я невесело усмехнулся, вспоминая как меня, семнадцатилетнего слепого идиота, спас в Выручай-комнате Гарри Поттер. И как потом, словно гром среди ясного неба, ко мне пришло осознание, что все мои попытки взбесить ненавистного гриффиндорца были лишь способом привлечь его внимание к себе. А еще я вспомнил, как потом я яростно доказывал своему отцу Люциусу, что безмерно люблю своего школьного врага. Память также предательски вернула очень серьезный разговор с отцом и последующее наказание в виде домашнего ареста и ежедневного Круциатуса для профилактики нездоровой влюбленности. Краем глаза смотрю на Скорпиуса. Прям вылитый я в свои шестнадцать. Слегка отросшие светлые волосы, серые холодные глаза, что кажутся всем кусочками льда, но только члены семьи прекрасно умеют различить едва заметные нотки волнений и переживаний. Только ты понимаешь, смотря в эти глаза, что действительно творится на душе у ребенка. Люциус отлично распознавал мои эмоции по глазам. Со временем, я научился этому же трюку в общении с сыном. И сейчас, глядя на этот немного затравленный взгляд, понимаю, что он очень боится. Медленно поднимаюсь со своего кожаного кресла и иду к нему. Стоит отдать ему должное, мальчишка решается поднять на меня взгляд и не отступить. Смело, Скорпиус, смело. Что ж, посмотрим, насколько твоя любовь к Поттеру сильна. Подхожу ближе, медленно беру его за руку и, закатав рукав синей атласной рубашки, кладу его ладонь поверх метки Пожирателя смерти, которая еще выделялась на светлой коже. Парень морщится, но руку не убирает. Понятно, значит, все-таки не боится. Я усмехаюсь. Воспитал я себе наследника, ничего не скажешь… Внимательно смотрю в его глаза, пытаясь поймать хоть малейшее изменение в эмоциональном состоянии единственного сына и тихо спрашиваю: — И как давно ты с ним спишь? Стараюсь строить разговор так, чтобы случайно не настроить его против себя, как в свое время произошло у меня с Люциусом. Ибо после того наказания я так и не смог его простить. Урок, конечно, усвоился. И Поттер, да продлит Мерлин его остеохондроз и нервный тик, был благополучно забыт. От Круциатуса, в принципе, вообще многое что встает на свои места. Иногда не на свои, как это было с тетушкой Беллатрисой, но кто же виноват в том, что именно на ней Темный Лорд тренировал свое мастерство в Непростительных заклинаниях? Мальчишка вздрагивает и резко вскидывает на меня глаза, а я замечаю в них желание убить меня за такой вопрос. Он злится. Не может смириться с тем, что я знаю правду. Ибо тон я специально преподнёс такой, чтобы у него не осталось сомнения в том, что мне давно уже известно о его ненормальных наклонностях к своему лучшему другу Альбусу Северусу Поттеру. Догадки у меня были, конечно, но я, как любой нормальный родитель, старался делать вид, что все хорошо. Не замечал очевидного. Надо было все-таки вызвать их обоих на разговор тогда, год назад, когда случайно проходя мимо спальни сына, я услышал чуть приглушенные вздохи и скрип кровати. Картинка, что я тогда увидел, надолго отложилась мне в память. Нет, ничего противозаконного, они просто целовались, перекатываясь по постели и обнимались так, будто скоро Конец света наступит, и у них осталось всего пару минут. Тогда я просто трусливо прошел мимо, не став заострять внимание на то, что мой маленький сын вырос, и, в принципе, уже не такой маленький, как я про него думал, раз вытворял такие вещи у меня под носом. Может быть, следовало преподать им такой же урок, какой преподал мне мой отец — думаю, пару дней в подземелье под действием Круциатуса смогли бы как-то отрезвить обоих. Ну ладно, это могло бы отрезвить моего сына. В том, что Поттер — старший не разделял мой взгляд на столь радикальное решение проблемы, сомнений не было. А узнай он, что я применяю Непростительное заклятье на его любимом сыночке, вообще бы прилетел ко мне со всем своим Авроратом, обвиняя во всех смертных грехах. — Папа, я… — Он никак не мог решиться и мне уже, откровенно говоря, этот факт начинал раздражать. —  Что ты тут распапкался? — Прижимаю его ладонь сильнее к метке Пожирателя и удовлетворенно наблюдаю, как он сжимается от боли. При соприкосновении с меткой другие люди чувствуют боль. А боль я причинять люблю. Нездоровое увлечение юности метка усилила в десятки раз. Не знаю, как сдержался тогда, во время Войны, чтобы не убивать или не мучать магов и маглорожденных. — Папа… Больно. Пусти… — Наконец сдается Скорпиус, и я отпускаю его руку. Парень прижимает поврежденную руку к груди и, поджав губы, все же решается: — Все не совсем так, как ты думаешь. — Да неужели? — Спокойно отойдя обратно к столу, я беру газету и, пробежавшись по содержанию статьи, начинаю зачитывать. — «… И вот что мы увидели, стоило нам ворваться в спальню Альбуса Поттера — Скорпиус Малфой лежал под ним, охотно отвечая на поцелуи и поглаживания. Неужели, уважаемые жители Британии, эти двое вместе?..» Язвительно заканчиваю чтение всеобщего вопроса и, заложив руки на груди, опираюсь спиной о стол. — Ну, так что, уважаемый житель Британии, скажешь мне, что это был не ты? Не ты, как последняя шлюха, с готовностью прыгнул в постель к Поттеру? Или, может быть, это не ты год назад целовался с ним в своей комнате? А на зимних каникулах, наверное, это не вы вдвоем заперлись на чердаке нашего несчастного особняка и протирали пыль на старом диване? Притом протерли хорошо, признаю. На меня даже краска с потолка начала сыпаться. Трудно держать себя в руках. Понимаю, что мальчишка хоть особо не виноват, но, черт побери, в шестнадцать лет можно было бы уже догадаться об использовании защитных и скрывающих чар! Нет, надо было попасться в руки репортеров. Да еще и во главе с вечно нестареющей Ритой Скитер, от которой даже у меня седые волосы стали появляться куда раньше положенного. Сын, кажется, потерял дар речи. При моих перечислениях его сомнительных заслуг, он покраснел и отвел взгляд, предпочитая рассматривать пол под ногами. — Если ты все знаешь… — С трудом сказал он очень тихо, — Зачем тогда спрашиваешь, сколько я уже с ним? — Да потому что, Скорпиус Гиперион Малфой, в такие дела иногда надо посвящать своих родителей! Ты шляешься черт знает где, и черт знает с кем! Мало того, что ты, чистокровный, завел себе друга из числа маглорожденных, так еще и это… Ладно бы просто дружба. Но чтобы кувыркаться с ним постели?! И нет бы, ты прыгнул к какому-нибудь безызвестному сокурснику, нет же… Ты предпочел громкое имя Поттера! Ты хоть сам понимаешь, насколько ты уронил наше имя, а сын?! — Рявкнул я на него. Излил все то, что давно уже накопилось внутри и только ждало момента, чтобы выйти наружу. Рявкнул и тут же спохватился — парень застыл ни жив ни мертв. Я никогда не кричал на него. Даже когда он в детстве разбил достаточно дорогую моей памяти вещь, после чего я неделю был сам не свой. Осознание, что я кричу на него сейчас, похоже, очень сильно ударило по его самолюбию. — Прости… Мы не подумали… Мы не хотели, чтобы так вышло…- Извиняясь начал говорить он и отступать к двери. Так, сбежать собрался. Обиделся, и бежать, значит. Быстро отталкиваюсь от стола и перехватываю его у двери, положив на нее руки. — Не так быстро, юноша. Я разве сказал, что разговор окончен? — Холодно спрашиваю его, стараясь возвратиться к спокойному разговору. — Папа! Прости нас! — Замечаю капельки слез в его глазах. — Я не хотел. Я не думал, что так все повернется! Я не хотел навредить тебе и семье! Докатились. Он психанул. Видимо понял, какой позор нанес своими действиями для всего рода Малфоев. Стоит с дрожащими руками, вжимаясь в стенку, и хнычет как маленький ребенок. Надо бы как-то сыграть на этом его чувстве вины. Глядишь, может быть и удастся повернуть все так, как удобно мне. Я задумался, а затем мне в голову пришел довольно простой, но эффективный план. — Да что ты? — Собственнически прижимаю его к себе, хватая за подбородок. Мальчишка уже испуган. Я никогда не показывал ему темную сторону себя. О садисте Драко Малфое он знает только по книжкам истории, где на меня накинули еще пару десятков грехов. Похоже, парень сломался, когда понял, что я осуждаю его действия. Надо приводить его в порядок. Когда-то давно я читал о шоковой терапии. Суть в том, что когда тебя выбивает из привычной колеи что-то, только такой же мощный удар может вернуть тебя в прежнее состояние. Думаю, пора применить эту самую шоковую терапию на ребенке. Мысленно попросив прощение перед сыном, я резко притянул его к себе и впился в сомкнутые губы настойчивым поцелуем. Да, признаюсь, план был довольно прост. Если он помешался на любви к Поттеру, нужно выбить это из него другой любовью. Пусть и совсем не такой, как ему хочется. Он даже удивиться не успел и отреагировать. Так и замер, не зная как поступить. Не оттолкнул, но и не сделал никакого встречного движения. Я презрительно отступил от него. На его красивом лице в молчаливом крике так и сквозило удивление. — Папа?.. — Он машинально облизнул губы и, будто не веря происходящему, провел по ним пальцами. Однако моя роль не была окончена. Нужно было хорошенько его встряхнуть. Нельзя давать ему поблажку. Нельзя давать время на обдумывание тех или иных вещей. — Я накажу тебя. — Холодно говорю ему я. — И ты примешь это наказание. Он даже не успевает ничего сказать, как я хватаю его за руку и аппарирую с ним в свою спальню. После гибели супруги в этой спальне периодически оказывались разные девушки, но все они умели хранить тайны, поэтому ни одна еще не заявила о скандальной связи со мной. Как и о моих пристрастиях в сексе. Скорпиус согнулся, кашляя. Аппарировать для него все же сложно. Ну, ничего. Не время жалеть его. Сегодня он получит то, что заслужил. Одним чертовым заклинанием срываю с него одежду и толкаю на постель, которая пустовала последнюю неделю. Черный шелк простыней с благодарностью принимает столь великолепный дар как молодое тело наследника Рода. Применив несколько невербальных заклинаний, привязываю его лежащим на кресле галстуком зеленого цвета за руки к изголовью постели. Глаза сына округляются от ужаса. Он понимает, что сейчас произойдет что-то совсем неправильное. — Папа… Что ты делаешь?.. — Испуганно шепчет он, пытаясь справиться с подступающей истерикой. Я скрипнул зубами, глядя на сына, застывшего и привязанного на кровати. Несомненно, мальчишка будет желанен. Я удовлетворенно осмотрел его тело. Даже немного завидно сыну Поттера. Он может всё это лицезреть так часто, как пожелает. Красивые ровные мышцы, сбивчивое дыхание, что заставляет его прекрасную грудную клетку подниматься и опускаться, горящие серые глаза, в которых я вижу страх, обреченность, и… Страсть? Неужели? Подхожу ближе, снимаю с себя рубашку и откидываю её на пол. Об аккуратности я не беспокоюсь, наш домашний эльф все равно с радостью уберет все следы моего преступления. Всматриваюсь в его глаза, пытаясь найти то, что могло мне показаться. И, спустя миг, вижу в его глазах на дне отчаянья и страха его желание. Черт возьми, Скорпиус, да ты же втайне меня хочешь! Этот факт свалился на мою бедную голову, как самое сильное отрезвляющее зелье. Скорпиус, ах ты маленький извращенец… Наклоняюсь к его напуганному лицу и провожу пальцами по щеке, на которой до сих пор остались дорожки из слез. — Я же тебе говорил. Это наказание. — Облизываю губы, избавляясь от последней части своей одежды — и черные классические брюки на пару с трусами летят в сторону спокойно горящего камина. В комнате необычайно тепло. Приглушенный свет, голый молодой мальчишка в постели, казалось бы, чего еще желать? Но мне мало. Я хочу сделать так, чтобы Скорпиус признался в своем желании. Мне мало этого потаенного желания где-то внутри него. Я хочу, чтобы он кричал об этом, пока я буду брать его на этой кровати. Какое-то дикое желание охватило мой разум. Сын, похоже, начал приходить в себя и задергался, пытаясь выбраться. Пытайся дальше, малыш. Все равно ты никуда не денешься. Галстук, как и кровать, зачарованы. Они не выпустят кого-либо, пока я сам этого не захочу. А я пока не хочу лишаться тебя. Потому что знаю, куда ты пойдешь. Побежишь, буквально. К любовнику своему побежишь. К нему и его чертовому папочке, который сломал мне жизнь в юности. Трясу головой, стараясь избавиться от обиды, всколыхнувшей мое сердце. Гарри Поттер в прошлом. Три дня наедине с Круциатусом ведь убрали эти мысли касательно этого парня. Нельзя приплетать его сюда. Я мысленно убеждаю себя в этом и уже через минуту вновь переключаю свое внимание на сына, который еще старательнее пытается выбраться, безуспешно сдвигая локти и ноги. — Боишься этого? — Наклонившись к его уху, шепчу вкрадчиво эти слова. Хочу, чтобы он прочувствовал. Действие возымело эффект — Скорпиус дернулся в сторону, выгибаясь на кровати. Угадал-таки его эрогенную зону. Тихо усмехнувшись своей догадке, кладу руку ему на ключицу и веду пальцем вниз, очерчивая все выступающие части. В его глазах страх медленно отступает, и наружу все чаще и чаще рвется желание. Похоже, сам Скорпиус давно не трахался. Его не трахали, сам себя исправляю я, отмечая, что мой сын в отношениях скорее нижний, чем верхний партнер. — Я… Это неправильно. — Наконец отвечает он, шумно сглатывая слюну и стараясь не смотреть мне в глаза — Отпусти меня, пожалуйста, и давай просто поговорим. Ты даже можешь на меня Круциатус применить, только не делай того, что хочешь сделать сейчас… Слова даются нелегко, правда Скорпиус? Знаешь ведь, что Круциатусом я тебя не буду мучить. Впрочем, довольно приятно, что ты прекратил плакать и истерить, и пытаешься вести себя разумно. Только зачем тебе это? Что ты пытаешься скрыть, прячась за столь показным хладнокровным и расчетливым поведением? — Да что ты говоришь? — Присаживаюсь рядом на кровать, продолжая водить пальцем по его телу, и слегка задеваю бледно-розовый сосок, который тут же твердеет под чужим прикосновением. Скорпиус молчит. Держится. Ну держись, держись. Все равно ты расскажешь мне свои секреты и желания рано или поздно. Улыбаясь, достаю из тумбочки несколько колб с зельями. Откупорив ту, что была слегка зеленоватого оттенка, делаю глоток, но не проглатываю его, а просто держу во рту. Наклоняюсь к сыну и вновь дарю ему поцелуй, но в этот раз отдавая тот глоток зеленоватой гадости ему. Мальчишка, давясь и кашляя, проглатывает зелье. Молодец. Умница, сын. С улыбкой смотрю на его покрасневшее лицо. Откашлявшись, смотришь на меня. Да, глаза у тебя все же наши, стального цвета. И я уже вижу, как они темнеют от страсти. Ну что, Скорпиус… Пора откровенничать? — Ты догадываешься о составе зелья, которое выпил? — Ложусь рядом с ним, подпирая голову рукой, и с интересом смотрю на кардинальные перемены в поведении сына. Он выгибается, судорожно дышит, прикрыв глаза. Дошел до кондиции, значит. Как же быстро. — Да… папа… — Ему сложно. Я знал, что с ним происходит. Голова отказывается соображать. Сейчас все инстинкты направлены на сексуальное возбуждение и удовлетворение этого желания. — Хорошо. — Кладу руку ему на щеку и поворачиваю к себе — А сейчас рассказывай мне о том, как тебя угораздило из всех парней выбрать Альбуса Поттера. Не повиноваться мне он не может. Этот вопрос я задал ему как глава нашего Рода. Он не сможет ни солгать, ни схитрить, ни не ответить. Особенно в таком состоянии. — Я… — Закусил губу. Сопротивляется все же. Интересно, что у него там за секрет, который он так тщательно пытается скрыть. — Скорпиус… Отвечай. — Требовательно повторяю я и провожу пальцами по его губе. Мальчишка закрывает глаза и тихо стонет. Замечаю, как он опять начинает плакать. Черт возьми, да прекрати ты истерить! — Альбус сильный. И он мне помогает. — Наконец выдал он и вздохнул, избавляясь от моего вопроса. Я хмурюсь. Этот зараза умудрился все же схитрить. Я прямо кожей чувствую, что он мне что-то недоговаривает. Что же, раз ты не хочешь по — хорошему, захочешь по — плохому… — Не думал, что тебя привлекают сильные мужчины. — Невзначай проронил я и тут же спросил: — А почему они тебя привлекают, кстати? Его испуганный взгляд в этот момент я еще долго не смогу забыть. Будто я застал его за чем-то постыдным. Ага, значит я попал в цель. — Папа, не надо… — Он закусил губу и попытался отвернуться. — Нет уж, ты мне ответишь. И как можно скорее и правдивее. Зелье великолепно развязывает язык. Смесь Веритасерума и эссенции, нужной для вейл в период размножения. Ну, что поделать, раз несколько поколений назад одной из наших бабушек была вейла? Мужчинам в роду повезло, от вейлы нам досталась лишь пленяющая внешность и очарование. Ни превращаться в них, ни испытывать весь дискомфорт от жившей внутри вейлы нам не приходится. А вот зельем успешно пользуется Глава Рода, когда нужно развязать язык кому-то из родственников. Дело в том, что простая сыворотка правды на нас не действует. Благо ни Министерство, ни Аврорат об этом не знают. Именно поэтому я после Войны и врал под сывороткой правды на суде в Визенгамоте. Тогда Люциус впервые сказал мне об этой особенности рода. А вечером показал мне действие зелья. На моей же драгоценной шкурке. Мне тогда хватило пару капель, чтобы признаться отцу в безмерной любви к Поттеру и намерении встречаться с ним несмотря ни на что. Ну, про последствия я уже говорил. Круциатус и любимые подземелья. Скорпиус протяжно завыл. Его нежелание отвечать на вопрос сейчас начало вызывать диссонанс с его телом. Ну, ничего, поломаешься и все равно скажешь. Я тоже ломался, когда меня допрашивал Люциус. Я молча наблюдаю за его мукой. Парня хватает на две минуты метания по кровати. — Скажу, ладно! — выкрикнул он, и сильнее сжавшись очень тихо сказал: — Мне нравятся сильные мужчины из-за тебя, папа… Ты сильный. Я медленно расплываюсь в довольной улыбке. Сыворотки хватит еще на полчаса. Впрочем, моего терпения тоже. Я вполне могу подождать. Именно поэтому следующий вопрос, который я ему задаю, вызывает у мальчишки еще один протяжный стон. — О, значит, ты выбираешь парней по моему облику и подобию? Это льстит, конечно, но и тут ты немного приврал. — Я усмехнулся. Я выбью из тебя это признание, сын, не будь я Драко Малфоем. Уж ты мне точно признаешься. А потом объяснишь, как тебя угораздило из всех неудачных партнеров взять себе самого неудачного. — А теперь, Скорпиус, давай серьезно. — Я внимательно смотрю на него и больше не улыбаюсь. — Я приказываю тебе рассказать о своих чувствах ко мне. Давай, не переживай. Я, по — моему, уже и так, все понял, но в качестве доказательства, скажи мне это сам. — Опять этот его испуганный взгляд и тут же стон, когда он попытался не ответить тут же на вопрос. — Ну же. Я жду. В этот раз он метался на кровати уже почти пять минут. Весь красный, возбужденный и такой прекрасный. Мое творение. Я лежал рядом и почти кожей ощущал его желание. Как и то, что сам долго сдерживаться не смогу. И если он и сейчас умудрится обойти вопрос, то я сам не выдержу и трахну его здесь и сейчас. И плевать на то, что он подумает. Obliviate еще никто не отменял. Его руки бессильно сжимаются, рот открывается, чтобы сделать спасительный глоток воздуха, а тело охватывает дрожь. Если бы я только знал, что творится в его душе… Но мне хватает одного взгляда в его глаза. Да, глаза Малфоев могут многое рассказать, если знать, как правильно искать. И вот, я требовательно разворачиваю его за подбородок к себе и начинаю искать ответ. Желание. Постыдное, скрытное… Такое нереальное, что он сам пытается на корню заглушить его, не признаваясь самому себе в этом. Чертов мальчишка. Он смотрит на меня и пожирает глазами. Ну давай, скажи мне. Признайся, Скорпиус и тебе станет намного легче. Но он тянет… Он не может. Ибо признаться в том, что безумно хочешь кого-то из собственной семьи довольно нелегко. И это осуждаемо всеми в нашем мире. Близкородственные связи в прошлом. Чистота крови тоже. Все поросло былью, так зачем ты так цепляешься за то, что уже кануло в Лету? Мне надоедает его мучить. Я не люблю это делать с кем-то из своих. А Скорпиус мой на сто процентов. Я наклоняюсь к его уху и тихо шепчу: — Ну, скажи уже. Я хочу тебя, папа. Давай же. Я не убью тебя за это. Клянусь. — Я глажу его по щеке и вижу изумление в его глазах. Он вновь срывается на плач. Черт побери, Скорпиус. Ну что ты молчишь?! Признайся и действие зелья кончится. И ты перестанешь так страдать. Страдать от своих непотребных желаний. Он делает еще один судорожный вздох и, закрыв глаза, громко кричит: — Да, папа! Я. люблю тебя! Очень давно люблю! … — он открывает глаза и пытается отвернуться, чтобы спрятать свои стыдливые глаза. Он боится моей реакции. Только что нашел в себе смелость признаться в своем самом большом секрете и теперь боится того, как я отреагирую на это. Не бойся, малыш. Я уже давно все понял. Я не стану читать тебе нотаций. Я не стану кричать. Я сделаю так, как ты хочешь. Сделаю тебя своим. Я наклоняюсь и аккуратно целую его сухие губы. Жар и желание постепенно спадают с него. Зелье медленно выветривается из организма. Скоро он вновь станет прежним. Но закрыться в себе я тебе не позволю… Поцелуй длится очень долго. Я медленно облизываю его губы и проникаю языком в его рот. Он не двигается. Но и не отстраняется. И лишь спустя какое-то время, когда я уже вовсю хозяйничаю, завладев его губами, я чувствую неуверенный ответ. Скорпиус осторожно целует меня в ответ, гладя языком. Я улыбаюсь. Да, малыш. Твоя защита пала. Ты все-таки признал это. — И это то, что ты так упорно скрывал? — Я смотрю на него, и улыбка касается моих губ. — Какой же ты, глупый. Он краснеет и вместо ответа прижимается ко мне. Я еще чувствую дрожь в его теле. — Я. папа, мне очень стыдно… Я знаю, это ненормально… Но я ничего не могу с собой сделать. Я люблю и хочу тебя. — Последнее он почти прошептал, спрятав голову на моей груди. — Нет ничего более ненормального, чем скрывать свои чувства. — Я провел рукой по галстуку на его руках, и он спал, давая свободу мальчишке. — А теперь, Скорпиус… Покажи мне, как ты меня хочешь. Его глаза загорелись. Он мигом осмотрел меня и нерешительно протянул руку, чтобы коснуться плеча и груди. — Смелее. — Я откинулся на кровать и, ухватив его за руку, привлек к себе. — Смелее, иначе я начну злиться. И тогда от Круциатуса тебе точно не сбежать. — Смеюсь я. Мальчишка улыбается. Кажется, мне удалось его расслабить и немного успокоить. Его рука начинает несмело ласкать меня. Он гладит, наклоняется и целует плечи, ключицу, грудь. Весь его мальчишеский азарт сейчас направлен на меня. Он изучает меня, как ребенок, которому в руки дали любимую игрушку. Поцелуями медленно сползает ниже по торсу, целуя пупок и выступающие тазобедренные кости. Приподнявшись взглядом, смотрит на меня, когда под его рукой оказывается мой напряженный член. Я одобрительно киваю ему и в следующее мгновение ощущаю несмелые поцелуи. Аккуратно посасывая, он будто изучает его. Целует крупную головку, рукой сжимает основание и тут же проводит там языком, пытается заглотить его полностью, пока я не упрусь ему в горло, и непрерывно смотрит. Ощущения довольно приятные. А факт того, что это делает мой сын, будит во мне давно позабытый азарт. Да, мы явно делаем что-то неправильное. Визенгамот бы сразу обвинил нас в кровосмешении и приговорил к Азкабану. Я улыбаюсь, представляя, как они будут допрашивать нас под сывороткой правды. И как мы оба будем нагло врать им в лицо, уверяя, что между нами ничего нет, и никогда не было. А потом вновь и вновь предаваться этой страсти. Ибо в том, что я после всего случившегося, оставлю Скорпиуса я уже сомневался. Мальчишка тем временем приноровился и выпустил на свободу все свои желания. Он ритмично сосал член, похабно причмокивал и стонал. Черт, сын, ты выглядишь, как самая желанная шлюха на свете… Мое самообладание катится коту под хвост, поэтому я резко обрываю его и притягиваю к себе. Мои губы вновь накрывают его, я дарю ему глубокий и страстный поцелуй, а затем… Мальчишка сам встает на четвереньки и, ухватив себя за ягодицы, раздвигает их, демонстрируя мне себя в полной красе. — Пожалуйста… — Слышу я его хриплый шепот. — Папа, я не могу… вставь мне… Меня не надо просить дважды. Я прижимаюсь к нему, и, слегка смочив пальцы слюной, начинаю ласкать колечко мышц. Он стонет и шипит, когда я неспешно загоняю в него один палец, массируя им пространство внутри. Поглаживаю нежные стенки, и проникаю пальцем еще глубже. Он вжимается в кровать, его руки нетерпеливо натягивают на себя простыни, пока он двигается навстречу моему пальцу. Я пускаю в ход второй палец и слышу как Скорпиус кричит от удовольствия. Молодец… Да, малыш. Ты уже полностью мой. Недолго поласкав его и приготовив к вторжению, я убираю пальцы и слышу его недовольный стон. — Тише, тише… Сейчас ты будешь вознаграждён. — Я глажу его по спине и, притянув к себе, целую в шею. Он, полуобернувшись, ищет мои губы и, потянувшись к нему, я вновь иду у него на поводу и целую его. Глубоко и нежно. Давно я не целовал так никого. Слегка зарычав от нетерпения, я разрываю поцелуй и толкаю его в спину. Он вновь падает на локти и сильнее выпячивает свою задницу, вжимаясь в меня и нетерпеливо потираясь. Мое самообладание не выдержало и быстро приставив член к сфинктеру, я надавливаю на него, стараясь проникнуть сразу. Разработанный зад с благодарностью принимает в себя мой член и я вновь слышу протяжный полувсхлип-полустон своего сына. Похоже, таких размеров он еще не принимал в себя. Стенки прямой кишки плотно обхватили меня, и я почувствовал, насколько в нем узко. Наклонившись к его спине, я несколько раз укусил его за плечи и сделал первый толчок. Ответом на это стало очередное всхлипывание мальчишки, для которого видимо было нелегко меня выдерживать. — Потерпи чуток… — Шепчу я ему. — Скоро станет намного лучше и легче. Я вижу его дрожь, чувствую как он старается расслабиться и на миг приостанавливаюсь, давая ему возможность привыкнуть. Мальчишка слегка поддался мне навстречу, насаживаясь и сжимая меня в себе. Мы пробыли так всего полминуты, в течение которых я нежно поглаживал его и успокаивал. Потом, ощутив как он начал двигаться сам, я положил руки ему на ягодицы и возобновил движения. Толчок, ещё один. Всхлипы сына сменились стонами и я понял, что ему если и не так хорошо, как могло быть, но, по крайней мере, не так больно как в начале. Плюнув на осторожность я начал сношать его быстрыми ритмичными движениями. Скорпиус стонал уже во весь голос и яростно дергался мне навстречу. Его мальчишеское тело с благодарностью принимало меня и вознаграждало за ожидание — узкий анус вел меня к развязке слишком быстро. Я попытался сбавить ритм, но Скорпиус, похоже, явно был не намерен ждать — он ожесточенно нанизывался на мой член и стонал не хуже чем порноактер в каком-нибудь магловском фильме. Сильно сжав его ягодицы и, чувствуя, что не смогу сдержаться, я сделал несколько глубоких толчков и замер, спуская в столь желанное тело. Скорпиус вскрикнул, ощущая это, и поспешно опустив руку вниз стал надрачивать свой член. Ему потребовалось всего несколько раз провести по напряженному стволу и уже вскоре он присоединился ко мне в протяжном крике. Мы лежали молча, восстанавливая дыхание. Его рука гладила меня по бедру. Я не спешил выходить, наслаждаясь его телом. Таким послушным телом. Таким отзывчивым телом. Наконец, когда эйфория спала, я все-таки выскользнул из него, не без удовольствия успев заметить, как моя сперма вытекает из его сфинктера. Скорпиус развернулся ко мне лицом, размазав следы преступления по простыне и улыбнулся. — Папа… Спасибо… — Дурак. — Весело ответил ему я и вовлек в короткий поцелуй. — Двери моей спальни всегда открыты для тебя. И еще… — Я помедлил, обдумывая обоснование для своего требования, — Ты сейчас же напишешь своему другу о том, что вы расстаетесь. Легкое удивление вперемешку с радостью проскользнуло по лицу сына, но он все же решил уточнить: — Ам… Альбусу? Папа. Ты уверен? — Его нерешительность вновь стала возвращаться к нему и он перешел на почти шепот. — Ты ведь молодой мужчина… Богатый, красивый… Ты еще найдешь себе пару… А что тогда мне делать? Я неспешно щелкнул его в нос. — Да, я молодой, богатый и красивый. — Я даже засмеялся. — И я не хочу, чтобы это все досталось кому-то другому, а не тебе. Точно также как не хочу делить тебя с кем-либо. Поэтому ты с ним и расстанешься. Искренняя радость озарила его лицо и он прильнул ко мне, крепко обнимая. Мой вечно ласковый и отзывчивый ребенок… Я гладил его по волосам, думая о том, к чему нас приведет данное решение. Думал о том, как сделать так, чтобы обустроить фотографию сына и его любовника как розыгрыш или фальсификацию. О том, как будет беситься Альбус. Он непременно расскажет обо всём этом своему папочке, этому зазнайке и гордецу Поттеру, который мне когда-то нравился и из-за которого я получил порцию Круциатуса… Так стоп. Хватит уже про Круциатус. И про Поттера хватит. Я потянулся к сыну, целуя его в макушку. Не стоило мне бегать за кем-то другим. И не стоило таскать в эту постель посторонних женщин. Ведь мое счастье всегда было рядом со мной. Этот маленький и такой отзывчивый ребенок, который никогда не сможет меня обмануть. Зато всегда будет любить. Чертова шоковая терапия. Кажется, я сам попался под ее действие.