Проклятье Уаджет

Гет
PG-13
Завершён
143
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
16 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
143 Нравится 24 Отзывы 20 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Яркая белая как чистый лист бумаги вспышка на секунду затмила собой восходящее солнце. Змеиный браслет в который раз сработал без сбоя. Светловолосая девушка взволнованно огляделась, предчувствуя неладное. Никогда нельзя было сказать в какое место Египта выкинет ее древнее проклятье. Но в этот раз ей повезло. Шумный, загазованный Лондон остался далеко позади. А перед Аврил, известной в этих местах, как Нефертари, взмыли в небеса главные врата, открывающие путь в Пер-Рамзес* в его первозданном величии.        В родном, двадцать первом, веке Аврил этот город давно стал легендой, разлетелся прахом по всем пустыням. А здесь, во времена правления Рамзеса Второго, его строительство едва было окончено пятнадцать лет назад. Последним, что воздвигли под личным руководством самого фараона был храм посвященный Осирису - царю загробного мира. На одном из фасадов этого, во истину исторического монумента, был изображен богоподобный Рамзес в короне с символами Уаджет* и Нехбет*. Изваяние фараона стояло по левую руку от Озириса. А по левую руку от самого правителя Египта стояла сама Аврил - добрая и мудрая Нефертари Меренмут*.       За свою долгую жизнь, несмотря на протесты Аврил, Рамзес приказал сотворить множество памятников, посвященных возлюбленной. Он желал, чтобы красота его Нефертари осталась в веках. И святилище Осириса не было исключением.        Аврил едва провела дрожащей рукой по египетским символам, вырезанных у стоп ее собственного изваяния. «Даже спустя тысячу лет, даже если мое царство исчезнет… До тех пор, пока течет Нил, пока солнце все еще светит, моя любовь к ней никогда не исчезнет». Гласила надпись, как и табличка в Каирском музее, которую Аврил видела всего лишь три часа назад и через три тысячи лет. На глаза девушке навернулись непрошеные слезы. Вот все, что останется от великого города через три тысячи лет, все, что останется ей в память о Рамзесе.       А бесчувственные археологи будут рассказывать любопытным посетителям музеев о бесконечной любви Всесильного Фараона к простой женщине, ставшей для него смыслом жизни. Будут говорить о тоске Рамзеса Второго по рано ушедшей из жизни возлюбленной, не зная, что на самом деле Нефертари намного переживет своего господина, родившись через три тысячи лет после его смерти.        «Пока существует Египет, пока стоят пирамиды предков…Даже через тысячи лет я буду его.» Еще одна надпись в ногах у Рамзеса Второго - та, которую не сохранит время, та, которую написала Нефертари. Вторая часть их общей клятвы, являвшейся криком двух связанных душ, надеющихся встретиться если не на круге перерождения, то в загробном мире.       Первая слеза упала на гранит, смывая песчаную пыль с фундамента монумента. Вторая упала в щель иероглифа. Третья. Четвертая. Аврил не знала, откуда берутся силы плакать после всех потерь, что она пережила. Но, несмотря на это, она беззвучно рыдала, стоя на коленях перед изображениями молодых Царя и Царицы Верхнего и Нижнего Египта. Девушка отдала бы что угодно, чтобы по жизни стоять так рядом со своим Фараоном. Чтобы прожить, возможно, отведенные ей историей пятьдесят лет и состариться вместе с Рамзесом. Но у судьбы были другие планы. Ведь спустя более полувека Аврил почти не отличалась от своего изваяния. В то время как Рамзес, перешагнув восьмидесятилетний рубеж, состарился, приобрел сеть морщинок, белые, как луна волосы и готовился предстать перед судом богини Маат*.       Неслушающимися пальцами Нефертари под плащом сжала проклятый браслет змеи с рубиновыми глазами так словно хотела его разбить. С него началось это метание между двумя совершенно разными эпохами. Только он был виновником ее несчастий…

***

      Может ли существовать настоящая вечная любовь? В свои семнадцать лет Аврил не в силах дать однозначный ответ. Но этот браслет, который она держит в руках… Он преодолел расстояние в три тысячи лет, укутавшись, словно теплым коконом, легендами о чужой вечной любви. Любви Фараона девятнадцатой династии Рамзеса Второго и его первой жены - прекрасной Нефертари. Об этом Аврил рассказывает брат, надевая на тонкую девичью руку золотое украшение. Браслет в форме кобры загадочно поблескивает алыми глазами - рубинами. Аврил еще не знает, сколько печали принесет ей драгоценность. Кобра оскаливает морду, словно желая укусить. А последнее, о чем думает Аврил, прежде чем потерять сознание под крики брата - наверное, у НИХ была настоящая любовь.        Первая вспышка. Белая вспышка, дающая начало всему. Ведь тогда Аврил встречает его - будущего фараона. Хотя пока что он лишь принц - наследник своего отца. Рамзесу семнадцать. Как и ей, простой англичанке, поимевшей глупость назваться Нефертари. Все вокруг шепчутся… Похоже, для них она необычна. Еще бы… Волосы, похожие на золото, синие глаза цвета лотоса, который так любят египтяне. Одним словом, забавная игрушка для самовлюбленного, жестокого дурака принца. Принца, смутившегося при вопросе об его имени и посмевшего украсть ее первый поцелуй. Разъяренная и в тоже время напуганная Аврил верит - она обязательно сбежит от него. И сразу же одергивает себя - Куда? Путь домой исчез вместе со змеиным браслетом. Время летит быстро. Но Аврил все же не теряет надежды покинуть стены дворца. Она ждет когда уже иссякнет к ней интерес наследника Египта. Но, несмотря на все ее ожидания, этого не происходит ни через месяц, ни через два, ни через три. И это порядком мешает жить девушке. Порой при встрече с Бифету она ловит себя на пугающей мысли, что он красив, умен и не лишен очарования. Но все портит его собственническое отношение и вечные хвалебные речи о собственном величии : «Я будущий Фараон Верхнего и Нижнего Египта. Все принадлежит мне. В том числе и ты». Поэтому, сбегая из покоев, Нефертари бродит по дворцу, то и дело слышит недовольные перешептывания вельмож. Конечно, им не нравится, что самодовольный мальчишка отказывает одной наложнице за другой и бегает только за безродной иностранкой. Не нравится им и то, что принц, несмотря на любовный интерес, не забывает и о делах политических, прислушиваясь опять же к советам непонятно откуда взявшейся Нефертари. Сама же девушка лишь удивляется, подобному единомыслию с Бифету. Который, оказывается, смотрит на многие вещи так же как и она. Все ближе праздник разлива Нила. А Нефертари все больше времени проводит в обществе наследника Фараона. И теперь не редко их вполне дружелюбные беседы возле прудика с лотосами могут затягиваться на многие ночные часы. После этих разговоров Нефертари становится все сложнее отталкивать его. А по дворцу в это время со скоростью ветра распространяются волнующие слухи о том, что принц намерен жениться на светловолосой иностранке. Все эти домыслы Нефертари тщательно игнорирует. Пока однажды вечером перед ней не встает выбор, оказывающийся непомерно тяжелым для девичьих плеч. Однажды вечером Бифету дает ей браслет в форме королевского символа - кобры. Той самой, зачарованной, что отправила Аврил в далекий яркий Египет. Казалось бы, вот он шанс, но Нефертари медлит. До последнего медлит, робко решив, что, возможно, она нашла ту единственную вечную любовь. Однако все рушит сам Бифету. В ночь восшествия Сириуса на небо он, сам того не ведая, выбирает уже написанную историю своей судьбы. Бифету, по воле отца, перед народом берет себе в жены хеттскую плененную принцессу Маатнефруру. И сердце Аврил оказывается разбито на осколки. Впервые за последний месяц она вспоминает, что ее настоящее имя не Нефертари, что здесь, в этом времени ей нет места, что, в конце концов, политические браки всегда будут важнее любых чувств. Да и не может быть иначе… Бифету - наследный принц всего Древнего Египта, а она - современная англичанка. Их история была невозможна с самого начала. И Аврил вновь использует браслет, чтобы теперь он вернул ее домой, где ее точно любят. Светловолосая девушка крепко зажмуривается, боясь не ослепительной вспышки, а тоски в ставших близкими карих глазах. И теплых сильных рук, которые могли бы заставить ее передумать, но лишь бессильно хватают пустой воздух вперемешку с кончиками золотистых прядей.        Может ли один человек изменить историю? Прожив столько лет в современном мире, где царит наука и факты, Аврил могла бы однозначно сказать, что нет, но она медлит. Конечно, ее, как абитуриента Кембриджа, тщательно учат, что прошлое - прошло, но с его помощью, основываясь на опыте предков, можно изменить будущее. Вот во что точно верит Аврил. Но в один момент ее убеждение рушиться, подобно карточному домику, когда она узнает «реальную» судьбу Рамзеса Второго, которого мать назвала Бифету.. Ту жизнь, какой она стала пол года назад, когда Аврил вернулась к семье. Жизнь, в которой один из самых долгопраящих Фараонов Египта за всю его историю скончался, не дожив и до тридцати. Иррациональная совесть шепчет девушке, что это - ее единоличная вина. И Аврил верит, надевая на тонкую кисть долгое время хранившийся под подушкой золотой браслет.       Вторая вспышка - синяя, символизирующая верность. В этот раз Аврил, которой уже восемнадцать, притворившись юношей, оказывается в самом сердце великой пустыни. И только счастливое стечение обстоятельств наводит на нее мальчишку, поделившегося водой и, действительно чудо, оказавшегося братом Ментоса. Но и на этом божественный промысел не заканчивается. Воля египетских Богов, не иначе, приводит самого Бифету к Аврил. Видимо сами небеса помогают девушке исправить ее ошибку. Хотя все не обходиться без жестоких уроков. Каждый день закрывая глаза, Аврил видит за закрытыми веками разрушенную деревню Буки, погибших от рук ливийцев жителей и корит себя за то, что нарушила ход истории. Из-за чего жестокая кара пала на неповинных людей. Часть из которых выжила только благодаря своевременной помощи армии Бифету. Фараон спасает свой народ, заполучает его безграничную верность и преданность. Но Аврил страшно. Страшно смотреть на этого человека, когда-то бывшего легкомысленным и вспыльчивым мальчишкой Бифету с дурашливой челкой, а ставшего надменным и жестоким Рамзесом двадцати двух лет от роду. А еще более страшно от мысли, что он может узнать ее лицо или глаза. Аврил мысленно отвешивает себе тяжелый подзатыльник, когда встречается взглядом с Бифету. Она забыла одеть линзы! Но на безучастном, словно каменное изваяние, лице не дергается ни один мускул, и Аврил сдавленно выдыхает, понимая - в этот раз обошлось. К тому же похоже фараон считается с ее мнением, принимает на собраниях совета в своем дворце, приглашает на праздничный вечер. Аврил чувствует, что она в силах совершить задуманное. Но вся уверенность разлетается песками пустыни, когда Бифету при всем народе объявляет о возвращении его Нефертари. И простой советник - мальчишка Аврил с короткими темными волосами за секунду превращается в женщину Нефертари с золотыми волосами, из-за которой дворец фараона претерпел столько нервотрепок. Однако это лишь начало долгой череды новых волнений, за которыми, затаив дыхание следит весь Египет. Потому что от счастья сына Ра зависит процветание и его царства. Но Аврил, нацеленная на одну единственную мысль, не думает об этом. И в этом она слепа. Слепа настолько, что не замечает пожирающего огня любви в темно-карих глазах и отталкивает от себя Рамзеса объятого ревностью. Лишь одна мысль стучит в голове девушки - она чужая здесь, она не та, не та Нефертари. И никакие слова не могут переубедить ее в этом. Что заставляет Рамзеса буквально хотеть ненавидеть девушку. Но он не может. Пять долгих лет он ждал ее, возносил молитвы Богам, строил храмы и статуи своей возлюбленной. Не забыл прежде и не забудет в будущем золота ее волос, синих как воды Нила глаз и доброты направленной на всех кроме него. Удивительно... Как и факт того, что переубедить Аврил получается у той, другой Нефертари, которая, посвятив себя богам, обрела великую мудрость. Поэтому, когда несколько месяцев спустя Рамзес клянется Аврил в своей любви вновь, она сама обнимает его и даже не пытается забрать заветный браслет со змеей. Она наконец готова признать те чувства, которые в ней вызывает Бифету. Но когда перед лицом Богов и людей Нефертари и Рамзес уже готовы стать мужем и женой случается невозможное. И Аврил, затаскиваемая во временной портал собственным братом, только и успевает подумать, что ей определенно не стоило поддаваться чувствам и занимать место настоящей Нефертари.

***

      Вытерев мокрые дорожки слез, Аврил поднялась с колен, бросив прощальный взгляд на величественный монумент. В камне она и Бифету была вырезаны в облачении своих свадебных одеяний. Не той свадьбы, которую сорвал ее брат, чуть не погубив Бифету. Другой, счастливой. Которая свершилась всего через пол года для нее, а для Рамзеса через долгих шесть лет. Ведь, несмотря на все свои сомнения и метания, Аврил уже не могла забыть того, кого полюбила. Того, кто оставил ей шанс на возвращение, замуровав небольшой ларец прямо позади вырезанной на стене огромной розы.

***

      Третья вспышка - алая не как кровь, а как любящее сердце. В день своей свадьбы Аврил абсолютно счастлива. Она действительно становится первой наложницей Фараона. Ей девятнадцать. Рамзесу двадцать восемь. Пышное празднество длится десять дней. И желая разделить свою радость с народом, Рамзес объявляет амнистию многим военнопленным, настоятельно желая больше никогда не видеть их в своей жизни и в своем государстве. Освобождают и Буку, милого мальчишку, выросшего в безжалостного убийцу, переметнувшегося к хеттам. За это ему полагалась смертная казнь. Но дружба с Ментосом останавливала Рамзеса, а ныне просьба его юной прекрасной жены все решает в пользу заключенного. С того дня, как говорили и началась золотая эпоха правления Рамзеса Второго. За несколько лет и без того могущественный Египет расцветает, достигнув максимального величия. Потому что сурового, но справедливого Фараона всегда уравновешивает его великодушная и щедрая иностранная принцесса с бледной кожей и золотыми волосами. Под командованием Рамзеса одерживается важнейшая победа в битве при Кадеше* и заключается мирное соглашение с хеттами. Впервые за многие десятки лет. Налаживается торговля с Азией, укрепляется экономическое положение в стране и Рамзес закладывает первый камень Пер-Рамзеса - города, в котором хочет жить с Нефертари и их детьми. Ведь в конце первого года брака Нефертари дарит Рамзесу его первого наследника, названного по воле отца Аменхерунемеф*. По поводу выбранного имени Аврил долго спорит с Рамзесом, пугая слуг, боящихся волнений, которые пошатнут спокойствие дворца, если супружеская пара разругаемся как это было десять лет назад. Но Аврил, оправдывая титул мудрого советника, сдается, тем не менее на зло отцу ребенка называя сына Аменмефом. Во второй год, когда в Пер-Рамзес уже заложен фундамент для новой резиденции Фараона, египетский народ празднует рождение Меритамон* - дочери Фараона с золотыми, как у матери волосами. Кажется, уже ничто не может омрачить счастье Рамзеса и Нефертари. Но не исполняется Меритамон и месяца отроду, когда Нефертари посреди службы в честь богини Хатхор* исчезает в ярко вспышке света. А золотой браслет с кровавыми глазами остается лежать в ларце в самом центре сокровищницы. Счастье Рамзеса и Нефертари длится не полные два года.        Может ли существовать проклятье? Прожив в общей сложности около четырех лет в языческом Египте, Аврил может однозначно сказать - да. А еще она знает, что сама проклята. Только вот за что? За то, что захотела быть счастливой? Или за то, что влезла в ход того, что менять нельзя? Или наказывают вовсе не ее, а Рамзеса за погубленные им, как Фараоном, сотни и тысячи жизни? Эти мысли не дают ей покоя два месяца, пока она ищет и не может найти проклятый браслет. Аврил поднимает все связи брата, перерывает весь Каирский музей и, о чудо, находит его. Змея все такая же сверкающая и гладкая, как три тысячи лет назад. Хотя экскурсовод разводит рукам и клянется, что экспонаты без должной необходимости не вытаскивают из стендов, а данный браслет даже ни разу не реставрировали. С трудом отделавшись от чересчур наблюдательного парня, Аврил забегает в уборную и надевает браслет.        Четвертая вспышка - отвратительно, ненавистно желтая. Две недели изнурительного пути из Восточной пустыни до Мемфиса и Нефертари вновь возле Рамзеса, не перестававшего ее искать. Но как он изменился. Пять лет прошло. Ему уже тридцать пять, а его обнаженный торс покрывают белеющие на загорелой коже шрамы. За прошедшие пять лет Египет вновь прославился как страна воителей и раздвинул свои границы далеко за пределы Кадеша. А Фараон из сурового мудрого правителя вновь превратился в равнодушного завоевателя. В его темных волосах виднеется первая ранняя седина. А взгляд холоден и жесток, пока он не замечает в толпе прибывших на переговоры послов дорогой сердцу усталый взгляд синих глаз. Правда первое, что делает Аврил, оставшись с Бифету наедине - отвешивает ему звонку пощечину, аргументируя это правами жены. Все потому, что не хочет видеть Рамзеса таким - холодным и отстраненным, равнодушным к людям. И Рамзес принимает критику жены, все же советуя ей больше не делать столь опрометчивых поступков по отношению к сыну Ра. На что Аврил звонко и задорно смеется - ее со всеми этими исчезновениями народ уже давно признал если не богиней, то всесильной колдуньей, равной Фараону в могуществе. Правда смех быстро угасает, когда в комнату врываются два маленьких ураганчика. И Аврил с испугом понимает, что это ее дети. Только вот Аменмефу, уже шесть, Меритамон, которую Аврил еще отчетливо помнит грудным ребенком - пять лет. Молодая женщина старательно прячет не пролитые слезы, знакомясь с собственными детьми, которые боясь ее, прячутся за отцовским схенти. К счастью, они пока дети, и быстро привыкают называть красивую женщину мамой. Аврил еще чувствует какое-то существующее между ними отчуждение, но надеется, что с возрастом это пройдет. Ведь теперь она точно навсегда останется со своим Фараоном - золотой браслет расплавлен под личным надзором Рамзеса, а кровавые рубины разбиты до состояния порошка и развеяны в пустыне. Но не проходит и года, как Аврил исчезает в новой вспышке прямо со своего ложа, где спала вместе с мужем и детьми. После нее остается лишь примятое одеяло, доказывающее существование царицы Египта. Меритамон взахлеб плачет, обнимая подушку, которая пахнет как мама - лотосами. А Аменмеф, сжав кулаки, с болью смотрит на неестественно прямую спину отца, когда тот в порыве ярости разбив вазу - настоящее произведение искусства, выходит на балкон. И во всем происходящем Аменмеф винит свою мать.        Могут ли дети любить родителей только за то, что они дали им жизнь? Сложно вопрос, решаемый для каждого по своему. Аврил, например, думает, что нет. Днями и ночами роясь в старых папирусах, чей язык для нее как родной, она понимает, что где-то там, на расстоянии в три тысячи лет растут ее дети без материнского тепла, возможно, даже с разбитыми от ее исчезновениями сердцами. Ведь они в этом не виноваты! Им необходима та любовь, которую отец, как бы он не боготворил своих детей, не может дать. Аврил обзванивает всех мировых коллекционеров и антикваров, акцентирующих внимание на египетских украшениях, хотя и не надеется уже на удачу. Но, о чудо! Ей отвечает один немец и за баснословные деньги соглашается продать украшение. Посылка, доставляемая скоростным самолетом, прибывает в день двадцатитрехлетия Аврил. И судорожно разрывая оберточную бумагу, женщина находит ТОТ самый браслет, по внутреннему ободку которого выгравирована фраза "И через тысячи лет".        Пятая вспышка величественная пурпурная. Аврил словно из воздуха появляется около пруда с лотосами, где играют десятилетние Меритамон и Аменмеф. С ними еще двое детей, совсем малыши - старшему из них три, второму около года и его качает на руках ТА Нефертари. Которая мгновенно вскакивает и кланяется царице Египта. Но Аврил не видит ее. Перед глазами лишь ее дети. Меритамон жмется к брату, а он в свою очередь учтиво кланяется, не проявляя никаких эмоций. Повисает мучительная тишина, которую нарушает Нефертари, бормочущая, что она, пожалуй, пойдет. И тут Аврил словно пронзает молнией. Ее мальчик, ее Аменмеф, подхватывая на руки старшего из детей, называет ТУ Нефертари мамой и отворачивается от Аврил. Последнее, что видит Аврил, прежде чем упасть в спасительный обморок - это подбегающую к ней обеспокоенную Нефертари и Меритамон, заливающуюся слезами. Просыпается Аврил уже в покоях Фараона, который собственной персоной меняет ей компрессы на разгоряченном лбу. Он кажется чуть живее, чем в прошлое появление Аврил - может правда перестал замыкаться от людей... Хотя в данный момент этим самым людям ему на глаза лучше не появляться. Кажется, если бы не длинные пальцы Аврил, железной хваткой сжавшиеся на запястье Рамзеса, не обошлось бы без жертв. Бифету и Аврил долго говорят за закрытыми дверями и молодая женщина, еще прочнее утвердившись в своем решении после встречи Нефертари, просит Рамзеса о том, от чего болит и рвется на части сердце. Из комнаты потом доносятся крики и яростный спор, пока, хлопнув дверью, оттуда не вылетает разгневанный Рамзес. Дворец вновь готовится к последствиям гнева Фараона, но за этой вспышкой гнева ничего не следует. На следующий день Рамзес сам приходит в покои Нефертари и до нее следующего исчезновения старается по возможности не покидать ее ни на секунду. Иногда Аврил встречается в коридорах с Меритамон, которая прячет глаза и как можно быстрее находит поводы избежать разговоров, которых жаждет Аврил. Аменмеф, чувствует Аврил, целенаправленно не появляется в одних с ней комнатах, только если Рамзес не оповещает его о семейном ужине, на котором обязана присутствовать вся семья. Правда заканчивается трапеза резонным, но от того не менее жестоким вопросом Аменмефа, почему тогда здесь не присутствуют его два младших брата. После этого случая совсем раздавленная Аврил случайно замечает, как Нефертари выговаривает Аменмефа за подобную выходку, а на следующий день жрица сама приходит к Аврил и низко кланяется, лично прося прощения за поступок мальчика и желая поговорить с Царицей Египта о сложившейся ситуации. Вымученная улыбка касается губ Аврил, когда она слушает Нефертари. А та говорит и говорит... О том, как была жрицей в храме; о том, как после повторного исчезновения Аврил, знать все же смогла надавить на Рамзеса и убедила его завести официальных, пусть и не законных наложниц для вполне понятных последствий; о том, как Нефертари познакомилась с детьми самой Аврил и невольно, желая лишь заполнить образовавшуюся в их сердцах пустоту, стала им учителем, другом, матерью; о том, как Рамзес углядел в этом способ поддержания легенды постоянного присутствия Аврил во дворце; о том, как эту ложь пришлось раскрыть после трех нападений на беременную Нефертари, оставшуюся без охраны. Закончив свою исповедь, Нефертари посреди людного коридора опускается на колени и касается лбом пола в низком поклоне. Но Аврил поспешно поднимает женщину, озираясь по сторонам, и, склонившись к самому уху Нефертари, шепчет : " Не нужно меня благодарить. Я ошибалась. Как и ты. Настоящая Нефертари ни я и не ты. Это мы - наложницы Фараона." И две женщины, ни одна из которых не смогла обрести свое полное и безграничное счастье, плачут, обняв друг друга за плечи. На следующее утро Аврил исчезает во вспышке света. А через месяц египет празднует свадьбу Рамзеса Второго и его второй жены - Нефертари. Присутствующему на церемонии Ментосу, едва вернувшемуся из дальнего похода, остается лишь удивиться тому влиянию, которое имеет над самим Фараоном златовласая красавица, доставленная когда-то им самим и Литахом в этот самый дворец. Ведь нет сомнений - именно она смогла уговорить Рамзеса Второго, царя Египта, вновь жениться, чтобы укрепить права своих потомков на престол.

***

      Минут десять пропетляв по запутанным улочкам Пер-Рамзеса, Аврил наконец добралась до дворца - резиденции Рамзеса Второго в его городе. Пусть этот Пер-Рамзес не стал счастливым семейным гнездом, как о том мечтали Аврил и Бифету. Зато именно в этом городе было собрано все величие, которого достиг Рамзес во времена своего правления. Лучшие зодчие строили этот город на протяжении тридцати лет, привозя гранит, песчаник и многие другие ископаемые из далеких шахт и карьеров. Взбежав по лестнице, Аврил посмотрела на высокие - в два ее роста, ворота. Два стражника с копьями перегородили ей дорогу. Но стоило ей снять с головы укрывающий ее плащ, как оба мужчины упали на колени, забормотав просьбы о прощении - золотые волосы Царицы были известны во всем Египте. Тяжелые двери отворили и Аврил, сбросив плащ на руки ближайшему слуге с графином, бросилась в дальнюю часть дворца. Туда, где в тронном зале должен был быть Бифету.

***

       Шестая вспышка - зеленая, как надежда. В этот раз Аврил тратит драгоценный месяц, добираясь до Фив, из-за необходимость объезда разлившегося Нила. Прямо в своем неизменном костюме Аврил вваливается во дворец и видит Рамзеса, с легкой улыбкой фехтующего с Аменмефом. С боку от них под деревом сидит Меритамон и заплетает незнакомой темноволосой девочке лет пяти красивые косы. Это идиллия самой Аврил, которую она не решается нарушить. Она так и стоит в тени колонн, пока повернувшийся в резком выпаде Рамзес не замечает ее. В несколько шагов он преодолевая разделяющее их расстояние и до хруста костей сжимает в объятиях Аврил, а потом подхватывает ее на руки и кружит. А она хоть и рада встрече, не может смеяться. В вблизи она видит каждую новую морщинку на до боли знакомом лице. Рамзесу уже сорок пять. Он так же силен и полон энергии, как в свои семнадцать, несмотря на значительную седину. А в глазах уже нет той прежней жестокости, только мудрость и спокойствие, всепонимание. Пусть Рамзес Второй и не вернул Египту территории, завоеванные при Тутмоса Третьем*, но возвысил свое царство так, как не смогли его отец и дед. Аврил, которую Рамзес так и не спускает с рук, видит детские лица выглядывающие из разных уголков сада. Им от десяти до года. Аврил знает - читала - у Рамзеса уже много детей*. И она совершенно не хочет знать от скольких наложниц, потому что понимает безысходность ситуации и чувствует, больше всего Рамзес все равно любит ее и их первенцев. Аменхерунемефу шестнадцать - он уже наследный принц, как и Рамзес когда-то. И так похож на отца. Только глаза голубые, как лотосы, чему сам мальчик и не рад. Меритамон пятнадцать. Она первая красавица Египта. Только за то, чтобы взглянуть на ее золотые локоны и светлую алебастровую кожу борются сотни мужчин. Девушка так же прекрасна, как ее настоящая мать - Нефертари Мэретенмут, чья красота и не думает увядать, несмотря на время. Ведь, на самом деле, ей все еще двадцать четыре. Но Египет уже безоговорочно верит, что их Фараон смог покорить сердце самой Хатхор, снизошедшей до того, чтобы иногда покидать небеса ради смертного возлюбленного. Какая ирония. Ведь не будь проклятия, Аврил проводила бы с Бифету каждую минуту своей жизни или бы вообще не встретила и не стала считаться египетским божеством. В этот раз вспышка, неожиданная как гром, срабатывает всего через три месяца. Но этот раз Аврил предусмотрительно везде носит с собой зачарованный браслет, не позволяя Рамзесу расплавить его.       Может ли существовать любовь между людьми, если время которое они проводят врозь, в десятки раз больше тех мгновений, когда они вместе? Аврил, прожив двадцать четыре года, из которых последние семь разрывалась между двумя эпохами, думала, что может. Она действительно не переставала любить Рамзеса, несмотря на все окружавшие их трудности и неурядицы. Но вот продолжал ли он любить ее, свою розу? Между их встреч проносятся года. И даже гранитная уверенность Нефертари однажды дает трещину.       Седьмая вспышка светло-коричневая - неуверенная. Рамзесу пятьдесят. Нефертари знает - это уже больше, чем средняя продолжительность жизни в Древнем Египте и боится, что однажды исчезнув и вновь вернувшись, она не застанет любимого в живых. Но на все тревоги жены воспрянувший духом после ее возвращения Царь Египта шутит, что его хранит их вечная любовь и целует ее так, что у девушки перехватывает дыхание, как и каждый раз рядом с Рамзесом. И тонкая трещинка неуверенности излечивается, заполняясь искренней, преданной любовью. Но все же, где-то глубоко в его по прежнему ясных карих глазах мудрая не по годам Нефертари видит отражение собственного страха, в котором Рамзес никогда не посмеет признаться даже самому себе. Однажды, пропуская между пальцев почти полностью белые, как некогда у Литаха, волосы Царя Египта, она не выдерживает и, роняя слезы на постаревшее лицо Рамзеса, шепчет, то лучше бы она не появлялась в Египте, не занимала место настоящей Нефертари, не ломала бы жизнь любимого. На что Рамзес, расслабившийся под этой невинной лаской, вдруг пылко возражает, приживая к своей широкой груди Нефертари. В этой груди стучит, быстро бьется горячее сердце. А Рамзес говорит долго-долго, словно уговаривает. То ли себя, толи Аврил. О том, что только она - его Нефертари : другой для него нет и быть не могло. Говорит, что она покорила его сердце, едва вошла тогда, много лет назад, в пиршественный зал. Говорит, что их встреча - воля богов : жестокая, но даровавшая им возможность встретиться и полюбить. Успокоенная потоком слов своего мужа, Аврил под успокоившийся стук сердца Бифету засыпает, думая о том, когда же Рамзес стал таким мудрым. В этот раз им дозволено быть вместе лишь три месяца.

***

      Аврил, не дожидаясь пока слуги раскроют перед ней тяжелые двери тронного зала, ворвалась в темную, не освещению комнату. Шаги ее гулким эхом отдались под сводами. Зал абсолютно пуст. Нет ни внутренней стражи, не вереницы просителей, ни послов, ни советников. А главное нет Бифету на его привычном месте, в то время как на улице еще раннее утро - подходящее время для приема. Аврил вздрогнула и поспешно загнала страшные мысли прочь. Даже если бы... Аврил встряхнула головой - о таком нельзя было даже думать. Но все же... Если... Тогда бы в тронном зале был бы Мернептах*. Может они молятся в храме? Или просто уехали на охоту? Аврил резко повернулась на пятках, устремляя острый взгляд синих глаз на ближайшего к ней стражника.       - Где Рамзес?

***

       Восьмая вспышка снова зеленая. В этот раз Аврил выкидывает в самое неожиданное место - на колени ведущему переговоры Рамзесу. Возникшая неловкость быстро сменяется радостным ликованием египтян, под удивленные взгляды недавно прибывших в Фивы нубийцев. Те еще не знают о странной традиции Рамзеса Второго раздавать по три дебена золота тем, кто присутствует при столь радостном событии - возвращении его Нефертари Меретенмут. Да и египетские советники и зодчие по-настоящему ценят моменты, когда возвращается их мудрая Царица. Та, что открыла столько школ и лечебных заведений, та которая своими знаниями, дарованными ей богами, вывела математику и архитектуру Египта на новый - непревзойденный уровень. Та, чью неувядающую красоту может затмить лишь красота ее дочери, принцессы Египта - Меритамон. Аврил вскоре после появления рассказывают, что у ее дочери уже есть двое детей. И все-еще-двадцатичетырехлетняя-бабушка долго пытается осознать произошедшее, пока сама Меритамон с мягкой улыбкой не вручает матери свою старшую дочь, которую зовут Нефертари. А младшую выносит Аменмеф и не отстраняется, когда Аврил обнимает его за шею - сына - почти ее ровесника. Рамзес приобнимает любимую за плечи и сквозь слезы на половину горечи на половину счастья Аврил видит улыбку и легкий кивок Нефертари, проходящей мимо со своими двумя дочерьми. Аврил благодарно кивает ответ. Она понимает, что ее дети выросли и даровали ей свое прощение. И пусть почти двадцать лет потребовалось Аменхерунемефу и Меритамон, чтобы понять ту странную любовь, что соединяла их родителей. Главно что они, сами или все же не без помощи Нефертари, смогли понять : кем бы не была их мать, она мечтала быть рядом с семьей и если была бы возможность - никогда бы их не оставила. И все же в этой семейной идиллии Аврил чувствует опасность. Опасность нависшую над ее Фараоном и эта мысль скребется в ее сознании в течении двух месяцев, пока новая вспышка не возвращает ее назад.       Может ли существовать Бог? Вопрос, на который Аврил не может ответить и никогда не сможет. С одной стороны Аврил всегда была в стороне от веры - не молилась, не посещала церковь. Единственный раз она говорила с Богом, когда смертельно заболела мама, но он не услышал ее молитвы, и Аврил разочаровалась в высших силах. С другой - она волей случая оказалась вовлечена в то, что не могла понять и объяснить все происходящее без словосочетания "божественная воля" - невозможно. Но в ее случае как можно понять кто из Богов был настоящий, а кто нет? В Египте, по чьим законом ее венчали, есть целый сомн Богов, и в каждом городе больше чтят то одного, то другого. В родной же Англии люди верят в единого Бога. Так что Аврил точно не знает кому верить и стоит ли верить вообще. Может нужно просто чувствовать, ощущать, то, что называется Богом? Может Бог - это душевный покой? Тогда у Аврил его точно нет.       Девятая вспышка божественно-голубая. Когда свечение браслета угасает, Аврил кажется, что она ослепла. Вокруг кромешная тьма, воздух гудит от жужжания насекомых, вокруг пахнет гнилым мясом животных. Аврил кричит, кричит что есть сил от ужаса, когда видит перед собой мертвую вздувшуюся тушу быка, освещенную вынырнувшим из мрака факелом в руках мужчины средних лет. К счастью ей на помощь приходят фараоновы воины, в этот момент возвращающиеся в Фивы. Узнав светловолосую Царицу, они со всем почтением сопровождают ее. В течение трехдневного перехода постепенно растворяется тьма, и Аврил думает, что уж лучше бы она брела в кромешной тьме. Все некогда цветущие поля, полные злаков уничтожены. По ним словно прошелся смерч. Хотя воины говорят, что это была всего лишь саранча. Поверх же голой примятой земли лежат полу разложившиеся, обглоданные трупы домашнего скота. А встречные египтяне еще и рассказывают о кровавой воде, жабах, заполнивших реки, о насекомых, закрывших собой солнце. Идя по улицам Фиф, Аврил едва сдерживает новые крики ужаса и рвотные позывы - улицы буквально устланы больными и мертвыми с язвами и нарывами. Люди просто не успевают вывозить тела из города и сжигать их. Девушку, бросившуюся к маленькому больному ребенку, силой останавливает воин и, не смотря на ее протестующие крики, тащит во дворец - в безопасность. Сейчас не до уважения. Заплаканная и растрепанная Аврил мечется по дворцу пытаясь найти хоть кого-то близкого, родного. А люди в ужасающих шрамах и расчесанными частями тел не могут толком сказать, где Рамзес, Аменмеф или Меритамон. Аменмеф сам находит мать и поспешно уводит ее в отдельные покои. Аврил смотрит на сына : его почти обошла это страшная болезнь. Вскоре приходит и Рамзес. Его-то "египетская чума" не пощадила, как и Меритамон, которая прячет изуродованное лицо за золотыми прядями. Аврил прижимает к груди вздрагивающую в рыданиях дочь, укачивая ее на руках, как маленькую. Когда Рамзес и Аврил остаются вдвоем, он рассказывает ей все. И постепенно картинка складывается перед внутренним взором Аврил. В голове мелькают отрывки текстов, которые ей зачитывала из Библии мать - набожная женщина. В этот момент Аврил готова рвать на голове волосы, потому что не может вспомнить о чем говорила мать. Мысль буквально рвется наружу из черепной коробки, но освободиться не может. И Аврил чувствует - худшее впереди. Через два дня во дворец приходит тот, кого называют божьим вестником - Моисеем. Рамзес бессильно злиться, приказывая иудею убраться из его дома. На что мужчина в длинной робе с печалью во взгляде говорит, что и так больше не переступит порог дома Фараона. Стоящая по правую руку от Фараона Аврил случайно встречается взглядами с этим мужчиной. И неожиданно чувствует подавляющую тоску еще больше той, что она испытывала эти тяжелые дни. И она вдруг отчетливо понимает, что Моисей, кем бы он не был, не хочет, чтобы произошло то, что он обещает, но и противиться этому не может. Аврил падает на колени перед Рамзесом, умоляя его отпустить еврейский народ, потому что за секунду до роковых слов вспоминает наконец десятую египетскую казнь* - смерть первенца в каждом доме Египта. Но Рамзес, доведенный до отчаяния всем происходящим, готов бороться до конца. Он не хочет верить в того Бога, про которого ему говорит Моисей. И посланника выставляют за дверь. А через минуту Аврил, так и не поднявшись с колен, чувствует на своей рукой знакомый холодок золотого браслета. Полные боли взгляды встречаются, и Рамзес в последний раз проводит рукой по золотым волосам любимой, прежде чем она растворяется в яркой вспышке.       Может ли "разбиться" сердце? Аврил, в двадцать пятый день рождения просыпаясь около камина в своем пустом доме, точно знает, что может. Его может разбить время, постепенно забирая светлые воспоминания о прошлом, оставляя лишь жестокую реальность, от которой хочется сбежать. Его может разбить смерть дорого человека - например, сына, чьи такие знакомые глаза закроются на всегда, сына, которого уже никогда она не сможет обнять или погладить по спутавшимся волосам. А еще сердце может разбить предательство любимого. Такое, какое совершил Бифету, надев на нее браслет. Он не позволил ей разделить с ним беды и болезни, единолично решив, что для нее лучше. Аврил, все еще со слезами на глазах, на ощупь ищет золотую змею и, найдя, тут же одевает на руку. Ее сердце разбито, но не сломлено. Пусть Бифету и не надеется, что она так просто исчезнет из его жизни, даже если он заботиться о ее благе!       Десятая вспышка - черная как ночь. Вход в одну из усыпальниц Долины Царей освещает яркий огонек. Словно из неоткуда совсем рядом с Рамзесом, безмолвно смотрящим на одну из гробниц, возникает Аврил. Женщина стоит рядом с Рамзесом и боится поднять голову, боится задать пугающий вопрос. Рамзес вздыхает и, отворачиваясь от усыпальницы, шепчет одно единственное слово "Прости". Аврил оседает на холодный ночной песок. Ее плечи беззвучно подрагивают. Она знает, Рамзес просит прощения не за собственнический поступок, а за их сына, который уже долгих пять лет покоится в искусном саркофаге. Аврил притягивает к себе Рамзеса. Теплые руки бережно обнимают хрупкие плечи. Рамзесу должно быть уже около шестидесяти пяти. Аврил слишком запуталась, чтобы считать. Слишком устала, даже чтобы плакать. Одно она понимает точно : если она потеряла только Аменмефа, то в этой гробнице захоронено несколько сыновей Рамзеса, один из которых сын Нефертари, а еще... Аврил смотрит в выцветшие глаза своего Фараона. Меритамон тоже потеряла дочь - маленькую Нефертари. Фараону и его Царице не нужны слова, чтобы делить радость и горе, счастье и боль на пополам. Лишь один раз Аврил задает вопрос, когда понимает, что они движутся совершенно не в сторону Фив или даже Гизы. И Рамзес с печальной улыбкой отвечает, что год назад было закончено строительство Пер-Рамзеса. Недосказанность так и висит в воздухе. У Аврил щемит сердце от этих слов. И перед самым своим исчезновением, когда уже начинает покалывать кончики пальцев - она уже знает, когда происходит возвращение - женщина выцарапывает на одной из плит в основании статуи Рамзеса : «Пока существует Египет, пока стоят пирамиды предков… Даже через тысячи лет я буду его.» Так она показывает мужу, что он не одинок. Где бы она не существовала, она - его Ви и всегда будет с ним.

***

      Аврил, едва переводя сбившееся дыхание, на секунду остановилась перед дверьми покоев Рамзеса. Слуги так ничего и не смогли внятно объяснить лишь горестно стеная при имени Рамзеса и радуясь возвращению Нефератри. Поэтому, оставив их далеко позади, Аврил прибежала сюда в считанные секунды. Но сейчас руки предательски тряслись да так сильно, что самостоятельно открыть дверь Аврил просто не могла. Отсутсвие стражи снаружи тоже не внушало доверия.       - Рамзес! - крепко зажмурившись, Аврил со всей силы толкнула поддавшуюся створку и вступила в темную, лишенную света комнату.

***

      Одиннадцатая вспышка - темно-золотая, словно яркое, блестящее золото смешали с углем. Первое, что слышит с трудом добравшаяся из Фиф в Пер-Рамзес Аврил - известие о смерти Нефертари. Которая отошла в мир иной семьдесят дней назад, оставив после себя пятерых сыновей и семерых дочерей. Они то сейчас и оплакивают умершую в глубокой старости Нефертари. Там же и Меритамон, для которой Нефертари все же навсегда осталась мамой. Там же и Рамзес, нашедший в Нефертари верного друга, поддержку и опору, когда ему не хватало присутствия Аврил. А сама Аврил... А она не смеет зайти и попрощаться с той, кого считала не соперницей, но другом. Аврил еще помнит мудрые советы Нефертари, взаимное уважение и благодарность, их легкие ответные улыбки и многозначительные кивки друг другу. Женщина несколько часов ждет, бессильно роняя слезы. Оплакивает она несчастную Нефертари, выданную замуж почти что насильно и всю жизнь проведшую с нелюбимым мужчиной. Оплакивает Аврил и собственную судьбу, в которой нет места ее счастью и абсолютной любви Рамзеса. Да, она есть и останется в веках его любимейшей женой - Нефертари, но сказать, что он полностью принадлежит ей, она никогда не сможет. Только не в Древнем Египте, где Фараону необходимо большое количество потомков. В ту ночь Нефертари молится второй раз в жизни и первый - египетским богам и о душе Нефертари, бывшей доброй с ее детьми, и о душах всех кого она потеряла и кого ей только предстоит потерять. Только о своей душе Аврил не молится. А, когда видит выходящую Меритамон, едва заметно вздрагивает. Человек не может так постареть за пять лет. Кажется, прошли все десять. Волосы ее дочери при свое луны по прежнему отливают золотом, но теперь оно бело подобно луне. А по лицу Меритамон бежит тонкая сеточка морщин, заместо излеченных шрамов от язв. Аврил поглубже натягивает капюшон, отступая во мрак. Сейчас она точно не может показаться дочери иначе глаза полные нечеловеческих страданий выдадут ее с головой. Меритамон уходит, как и дети Нефертари - один за другим. Последним выходит Рамзес, в тот же час замечает Аврил, несмотря на все ее прятки, и с тяжелым вздохом прижимает к груди. Аврил молчит, пытаясь забрать боль любимого, хотя сама увязла в собственной с головой. Неожиданно Рамзес, отстраняясь, предлагает Аврил съездить в Мемфис. Он словно понимает, что Аврил боится видеть семью, за исключением него. И девушка, не думая ни секунды, соглашается. Целый месяц никто не знает, где Фараон, а в Пер-Рамзес пытается править Мернептах. А Рамзес в это время на западном берегу Гизы навещает старого друга. Увидев которого, Аврил начинает неожиданно безудержно хохотать, бормоча что-то про братьев близнецов. Потому что седой Рамзес и светловолосый от рождения Литах стали в старости копиями друг друга. Вместе с Аврил смеется, чуть покашливая, и Маатнефрура. Ее волосы тоже выбелило время, но дикого характера в синих глазах забрать не сумело. Целый месяц Аврил наблюдает за семейной жизнью Бие и Би Бие, как их зовут люди в селении. Смотрит, как словно оживает Рамзес, вспоминая буйную молодость, протекавшую всегда в компании Литаха. В этот момент Аврил представляет жизнь такой, какой она бы была, не будь Рамзес Фараоном или вообще, живи он три тысячи лет спустя. Они были бы счастливой парой, у них были бы друзья, тоже нашедшие свое счастье - Маатнефрура и Литах, которые бы влюбились с первого взгляда, Ментос и Нефертари, которые бы долго прятали свои чувства друг от друга, а потом бы стали самой красивой парой из тех, кого знала Аврил. Но это никогда не произойдет. Не то время, не та история. Об этом думает Аврил, когда обнимает на прощание Маатнефруру и Литаха под ревностные взгляды Рамзеса, а после, едва успев коснуться своего Фараона, исчезает в вспышке света.       Может ли дружба длиться дольше одной жизни? Аврил бы точно сказала, что может, если бы верила в реинкарнации. Но даже если их не существует, друзья остаются в сердце. И если одна его половина наполнена любовью, то вторая однозначно должна быть переполнена дружбой. Потому что эти чувства неделимы. Поэтому Аврил верит в дружбу. Она будет жить в одиночестве, понимая, что все ей дорогее давным-давно обратилось пылью. Но и друзья и любовь будут горько-сладкими воспоминаниями, которые будут разрушать и вновь создавать из пепла ее душу.        Двенадцатая вспышка темно-серая, как дождливый день. Жуткое проклятье словно сжалилось над своей обладательницей. Хотя можно ли назвать жалостью возможность увидеть как мирно в кругу семьи умирает дочь? Аврил не была в этом уверена, когда, шмыгая носом, держит тонкую, иссохшую руку своей дочери - прекрасной певицы Хатхор*, которая сейчас лежит неподвижно, заключенная в тело немощной старухи. Девушка, нет, пожилая женщина, чей возраст перевалил за шестой десяток, подслеповатыми глазами ищет лицо матери, крепко сжимающей ее руку. Но Аврил прячется под плащом. Она не хочет признавать, не хочет понимать, что толком и не побыв с дочерью, вынуждена отпустить ее. А еще Аврил не хочет, чтобы Меритамон видела ее - ни капли не постаревшую двадцатипятилетнюю женщину. Но Меритамон настойчиво упрекает мать тем, что это ее последние желание. Отчего Аврил издает нервный смешок, все же приспускает темную материю с золотых волос. В комнате словно сразу становится светлее. "Действительно, Хатхор*" - еле слышно шепчет Меритамон со слезами на глазах. И Аврил, отбрасывая в сторону темную ткань, вцепляется в дочь, словно не хочет отпускать ее в Царство Мертвых. Аврил обнимает дочь, гладит ее длинные белые волосы, шепчет ласковые слова. Но все, что чувствует Меритамон, все что для нее важно - еле уловимый запах лотоса. Меритамон в последний раз закрывает глаза, как будто засыпая, с улыбкой на губах. Рамзес с не пролитыми слезами в глазах с никуда не ушедшей силой ели отрывает жену от мертвой дочери, обещая, что она сможет последний раз проститься с ней на погребении. Аврил неподвижно обвисает в руках Рамзеса и ничего не говорит и не ест долгих три дня. У нее не осталось никого, кроме Рамзеса. Дети Аменмефа умерли в младенчестве, а Меритамон, словно разделив с матерью проклятье, пережила своих трех дочерей. По истечению пяти дней Аврил исчезает, как она боится - на всегда.

***

      - Рамзес? - восклик, превратился в вопрос, когда Аврил никто не ответил. Когда вдруг с кровати раздался долгий, задыхающийся приступ кашля. Девушка лет пятнадцати, до того спавшая на небольшой кушетке, подскочила наливая воду в кубок и поднося ее кому-то распростертому на кровати. Аврил на негнущихся ногах, подошла к изголовью. Так и есть - там лежал Рамзес.       - Нефертари? - только заметив присутствие постороннего человека в комнате, вздрогнула девочка, чуть не пролив остатки воды из чаши. Рамзес чуть приподнял держащую тонкую руку, на которой проступали синие вены.       - Ви? - скрипучий глухой голос отчетливо был слышен в разлившейся по комнате тишине. - Где ты? - Аврил безмолвно сжала дрожащую старческую руку. По губам Рамзеса скользнула теплая улыбка. - Хеннуттауи*, ты можешь пока идти.       Девочка поклонившись, вышла пятясь из комнаты, а потом за дверью послышались быстрые шаги. Кажется, она выкрикивала имя Мерептаха, который, должно быть, сейчас управлял делами государства вместо отца.       - Ты ее не узнала? - прокряхтел Бифету, скорее догадываясь, чем видя - в такой-то темноте - что Аврил смотрит вслед ушедшей. - Это наша правнучка. Кажется, она дочь младшей дочери Меритамон.       - Да ты, я погляжу и сам не очень разбираешься. - дрогнувшим голосом сказала Аврил. Она действительно не помнила эту девочку. Она ее не знала, хотя может и видела единственный раз лет пятнадцать назад на руках у еще живой Меритамон. Тогда Хеенуттауи должно быть была еще младенцем. Хотя для Аврил с тех пор не прошло и полугода. - Я пожалуй открою шторы. У тебя слишком темно. - добавила Аврил, на секунду отпуская руку супруга, чтобы вытереть предательски проступившие на глазах слезы. Легкий шорох и свет утреннего солнца заполнил собой комнату, осветив лежащего на кровати Рамзеса. Аврил закусила губу. Перед ней был Рамзес, а вроде и не он. Пожилой мужчина с седыми волосами и отросшей недлинной бородой был худ и бледен. Грудь его часто и ели заметно вздымалась, в то время как пальцы на руках безостановочно дрожали. И все же в нем была видна прежняя гордая осанка - Рамзес даже лежать умел с достоинством. А взгляд его, если бы не был таким затуманенным, мог бы до сих пор пригвоздить к месту любого. Взгляд...       - Мало что изменилось. - горько сообщил Рамзес, и Аврил вздрогнула. Вот что было не так. Рамзес смотрел сквозь нее, не видя и не моргая, прямо на солнечный диск, встающий за восточным берегом Нила.       - Давно? - все, что смогла выдавит Аврил.       - Давно ли я слеп или давно ли должен был отправиться в Загробный мир? Если ты о последнем... Главный лекарь говорит, что около трех месяцев назад, но не для того я разбил хеттов при Кадеше, чтобы преждевременно сдаться Смерти. - плечо Рамзеса едва дернулось - видимо это было пожатие плечами.       - Не говори так. У меня есть лекарства.       - Ви, от старости нет лекарств. Да и смерти я не боюсь. Загробный мир дарует мне покой, в котором мы однажды встретимся, чтобы не разлучаться никогда. Но я не хотел уходить, пока вновь не увижу тебя. И Боги наказали меня за излишнюю самоуверенность. - Бифету прикрыл побелевшие глаза. - Зато я хотя бы могу в последний раз коснуться тебя. - Рамзес закашлялся. Столь длинная тирада совсем лишила его сил. Аврил в ту же секунду, глотая непрошеные слезы, оказываясь рядом, доливая в кубок воду и поддерживая голову Рамзеса, пока он пил.       - Рамзес...       - Подожди, послушай. - с неожиданной силой Рамзес, схватив Аврил за руку, притянул ее к себе и, крепко прижав к своей слабой груди любимую, продолжил. - Слепота, старость и почти что полная зависимость от других подталкивают к размышлениям и долгим самокопаниям. Можно сказать, притупляют юношеские амбиции. Например, я понял, что был не справедлив со многими людьми, был с ними чересчур жесток. А так же некоторых слишком жалел, по твоей, между прочим, воле. Но это все было и прошло. Мои плохие и добрые дела сможет судить только справедливая Маат. Но свою судьбу я хотел бы услышать и от тебя, прекрасная Хатхор, мудрая Нефертари... моя любимая Ви. Когда-то я сказал, что не жалею, что Боги даровали нам такую судьбу, полную боли и счастья. Но не жалела ли о ней ты все это время? Я - некогда Великий Фараон, ныне немощный старик восьмидесяти шести лет, переживший многих своих детей, внуков и даже правнуков. А ты - как была юной женщиной, так и осталась. Сколько тебе сейчас? Двадцать семь?       - Двадцать пять...       - Там, у тебя люди живут гораздо дольше, чем в Египте. А значит у тебя вся жизнь впереди, которую ты должна быть счастлива. Сможешь ли ты вновь выйти замуж? Аврил, сразу почувствовала, как напряглись руки, поглаживающие ее спину. И тепло улыбнулась. В сердце ее не было сомнений и она ничуть не покривила душой, когда ответила своему фараону.       - Конечно, нет, Рамзес... - чуть подтянувшись, Аврил нежно коснулась щеки Рамзеса холодной от волнений рукой. Тот расслабился, на губах его заблуждала мечтательная улыбка.       - Знаешь, мне всю жизнь больше нравились те редкие моменты, когда ты называла меня Бифету. - довольно прошептал Рамзес.       - Потому что это имя дала тебе мать?       - Потому что так кроме нее называла меня и ты, Ви.       - Хорошо. Я обещаю, что буду счастлива. - Аврил еле слышно всхлипнула. Но этого звука хватило, чтобы услышал Рамзес. Мужчина ласково погладил возлюбленную по столь любимому им каскаду золотых волос, которого он уже не мог видеть. Аврил глубоко вздохнула. - Я буду помнить всех, кто ушел, буду любить и верить, что однажды мы встретимся где-то, где не ступала нога смертного. И... - на лице Аврил на секунду расцвела улыбка, такая же счастливая, как и много лет назад. - Знай, я никогда не пожалею о нашей встрече на том празднике, Бифету.       - Спасибо тебя, Ви. - скорее подумал, чем сказал Бифету, закрывая глаза и проваливаясь в сон. Мерное дыхание, шум рынка, раскинувшегося на этом берегу Нила да десятки голосов, перешептывающихся за дверью - такие родные звуки вскоре слились в один сплошной поток, усыпляющий и Аврил, которая, засыпая, только сильнее прижалась к Бифету.       Проснулась девушка уже глубокой ночью, судя по окружавшей темноте. Что-то было не так. Помимо ее учащенного дыхания в комнате слышалось еще множество всевозможных звуков - тикали часы, мелкий дождь барабанил по стеклу, а около самого лица девушки настойчиво вибрировал телефон, на дисплее которого высветилось лицо ее брата. За окном шумела дорога, а где-то вдали Биг-Бен пробил второй час ночи. Аврил судорожно ощупала, на чем лежала и обнаружила, что это была простая подушка.       Лунный свет из расшторенного девушкой окна осветил небольшую квартирку, которую самостоятельно снимала Аврил на окраине Лондона. А на руке у девушки загорелись алые глаза браслета-кобры.       Аврил ничего не понимала. Если змейку надел ей Бифету и она оказалась дома, то почему браслет все еще на руке. А если она надела его уже дома, почему она не в Египте?!       Что-то кольнуло ее под браслетом и, сняв его, она уже при свете электрических ламп смогла разглядеть выгравированную по всей длине египетскими иероглифами надпись : "Боги Египта, молю, услышьте меня... Озирис, прошу твоего покровительства, позволь мне переродиться... Бог Гор, прошу, дай мне мужество и отвагу и помоги защитить мое царство от захватчиков... Великий Ра, молю, защити мою душу, чтобы она смогла переправиться через реку Нил, прямо в обитель мертвых... Богиня Хатхор, милая Ви, прояви нежность ко мне, и пусть она останется со мной после смерти. Бифету."       Аврил медлено осела на пол, зажимая руками рот и заглушая рвущийся наружу стон. Браслет больше никогда не подействует. Потому что того, к кому стремилась и от кого убегала золотая змейка, больше не было в живых. Как не было и слез. Их полностью иссушило неумолимое время. ***************************************************************************** Пер-Рамзес - столица Древнего Египта, основанная Рамзесом Вторым. Уаджет и Нехбет - покровительницы северного и южного Египта соответственно. Вместе являлись символом короны двух объединенный земель. Меренмут - в значении возлюбленная богини Мут. Совместные статуи Нефертари и Рамзеса - исторический факт. Пример тому - храм Ибшек в Абу-Симбеле. Маат - богиня истины и справедливости. Играла важную роль в вынесении вердикта умершей душе на суде Осириса. Битва при Кадеше - одно из важнейших сражений Египетского и Хеттского государств, произошедшее приблизительно в конце четырнадцатого века до н. э. Аменхерунемеф - старший сын Рамзеса Второго и Нефертари, возглавлявший все списки сыновей Рамзеса. Меритамон - третья дочь Рамзеса Второго и Нефертари, после ранней смерти матери, получившая титул "великая жена царя". Хатхор - богиня любви, женственности и плодородия. Тутмос Третий - великий фараон восемнадцатой династии, в то время, как Рамзес Втрой принадлежал уже к девятнадцатой. Много детей - по историческим справкам больше сотни. Мернептах - тринадцатый сын Рамзеса Второго от его второй законной жены, который вслед за отцом стал следующим Фараоном Египта. Десять казней египетских - бедствия постигшие египтян за отказ Фараона освободить порабощенных евреев. 1 - вода, превратившаяся в кровь 2 - нашествие жаб 3 - нашествие кровососущих насекомых 4 - нашествие мух 5 - мор скота 6 - язвы и нарывы 7 - гром, молнии и огненный град 8 - нашествие саранчи 9 - тьма египетская - буквально непроглядная темнота 10 - смерть первенца в каждом доме по всему Египту Некоторые ученые полагают, что именно Рамзес Второй правил во времена Исхода евреев из Египта. Певица Хатхор - один из титулов Меритамон. Действительно, Хатхор - в храме в Абу-Симбеле Нефертари изображена в образе Хатхор, которой и посвящен этот храм. Хеннуттауи - имя исторической дочери Рамзеса и Нефертари.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.