Другая сторона кошмара

Рассеченный шторой на несколько неровных лучей, бледный, почти нереальный свет луны падал наискось через комнату, освещая краешек старенького дивана и темную лаву ковра возле него, рассыпал мелкие зайчики от небрежно сброшенных у тумбочки металлических острогранных предметов, но даже не касался ног мирно спящих на диване двоих. Почти идиллическая романтичная картина полного доверия и любви… Ага, вот именно. Почти… Ну, правильнее было бы сказать, тихим и мирным был сон лишь одной из пары — пристроившейся у стены женщины. Она скромно свернулась на боку калачиком, подогнув ноги и словно бы стараясь занимать как можно меньше места. Хотя вернее всего — зябли босые ноги, почти не скрытые короткой сорочкой, ведь большая часть одеяла укрывала крупного телом мужчину. Время от времени женщина, не просыпаясь, тянула на себя край, но без видимого успеха, после чего затихала вновь. Ее дыхание было почти не слышно, и за спиной вольготно раскинувшегося мужчины ее можно было бы и вовсе не заметить. Тень, не более того. Простор и свобода движения, однако, не принесли ему умиротворения. Спящий то и дело беспокойно ворочался с боку на бок, взмахивал руками в воздухе, будто ловя нечто невидимое, и что-то сердито бормотал себе под нос. Иной раз, казалось, он вспоминал про свою половинку, подгребая рукой поближе к себе. Однако снова задевал неловким движением, и она отдвигалась, не мешая его войне с призраками сновидений. Он брел, по колено утопая в мутной буроватой жиже с голубыми и оранжевыми, почему-то, проблесками. Где-то там, впереди его ждал кто-то… что-то. Что именно, не знал и он сам, но упрямо продолжал идти, почти вслепую отмахиваясь от похожих то ли на лианы, то ли на змей ветвей, падавших на плечи. Верный меч оттягивал руку, а доспехи привычной тяжестью успокаивали, дарили чувство защищенности. Здесь, в этом чужом, враждебном мире, полном неизвестных опасностей, оно было совершенно не лишним. Картинка искажалась перед глазами во что-то еще более причудливое — и уродливое. Ороку Саки, давно известному под грозным прозвищем Шредер, было не привыкать к уродцам и странностям — и все же при свете дня он бы задумался: а что, собственно, здесь забыл? Чего ради продолжает эту гонку за призраками? Но увиденное во сне, сколь бы причудливо и странно ни было, всегда кажется вполне естественным и нормальным. А отступать он не привык, хотя бы из чувства противоречия. И вот из-за очередного… холма? дерева? цветного клуба тумана? а к демону, без разницы! — показались они. По всей видимости, его цель и задача. Губы скривились под маской в злом оскале, ладонь крепче сжалась на рукояти. Черепахи… он узнает где угодно и когда, даже если они замаскировались под здешние коряги — и вместо панцирей их укрывает толстая кора и кривые разлапистые ветви. На миг, всего лишь он ошарашенно замер на месте, вглядываясь в неровные полосы, заменившие повязки — а потом с боевым кличем кинулся вперед. Шредер знал, в чем причина странности, неправильности этого места, знал, что мешает ему стать нормальным… как и миру в целом. Убрать, уничтожить эту преграду, заслоняющую солнце, — и все снова станет как раньше… Удар за ударом… Он уже устал и вымотался, а вместо каждой отрубленной кривой ветви вырастают две новых, норовят зацепить его похожими на когти сучьями. Да не в том беда, уж от них-то Шредер увернуться сможет, даром, что ли, он ниндзя. Хуже, что он видит на самых недосягаемых ветвях целые гроздья спор. Вот-вот они сорвутся, коснутся земли, прорастая к жизни — и тогда его бой с новыми и новыми врагами станет и вовсе бесконечным. И ближайшие дразняще повисли на фут-два выше лица… В очередной раз потревоженная, женщина приоткрыла мутные глаза. Ее беспокойный сосед снова дернулся, словно твердо вознамерился скатиться с дивана на пол — и удержался лишь чудом. Пододвинулась ближе и, ловко миновав мелькнувшую над головой руку, она пристроилась под боком. Тонкая ладошка скользнула по обнаженной груди мужчины, успокаивая. Сбившееся дыхание начало выравниваться, он подался еще ближе, позволяя ей прижаться уже всем телом, по-хозяйски оплести бедро согнутой ножкой. С губ сорвался медленный выдох, их тронула улыбка. Женщина тоже улыбнулась и вновь зажмурилась, обвивая его уже обеими руками, понемногу вновь проваливаясь в сон. Совершенно не видя реакции на последующее прикосновение… Он опрокинут на спину в совершенно непривычной унизительной позе. Мягкая поверхность подводит, предает его, раз за разом проваливаясь под рукой, не давая даже приподняться… а потом, откуда-то сверху к нему опускается она…. Даже не разглядев ее толком, Саки узнает плавные изгибы ее тела, гибкие руки, ловкие пальцы, тут и там касающиеся его, пробуждающие в нем жар желания. Уже не пытаясь противиться, он тянет податливое тело на себя, проводя ладонями по покатым плечам, бокам и бедрам, сжимает упругие ягодицы. Ответные прикосновения заводят его все сильнее, вырывая из груди полурык-полустон. Саки не стыдится этого проявления чувств — и даже не успевает изумиться себе. Не здесь, не сейчас. С ней он может позволить себе много больше, чем с кем-либо еще, ведь в этом несовершенном мире, любом из миров, она — его половинка и создатель, начало и конец. Перехватывая тонкое запястье, он притягивает его к губам… и, приоткрыв на миг глаза, в шоке отшатывается. Ее хрупкие пальчики, дарившие ему неземное наслаждение… почему они зеленые? Шредер с силой отталкивает вдруг потяжелевшее чужое тело, в гневе отстраняется. Ладонь шарит по прогибающейся поверхности в поисках чего-нибудь… острого, твердого, едкого… плевать! Хоть чего-нибудь, что можно применить против гадкой рептилии. Без маски Саки не может узнать ее, но это и не важно. Он воочию видит ухмылку на толстых губах. На крепких руках и ногах мутанта зверьками играют мускулы, такие же, как и у него самого. И Саки вдруг понимает, что на сей раз может и не выиграть в схватке. Лишенный какого-либо преимущества, дезориентированный, ошеломленный, голый… Сжав зубы, он наносит удар… тот проходит вскользь, мимо противника. Чужое колено обвивается вокруг голени, и он теряет равновесие, снова валится на спину, задыхается под весом врага. Чувствует каждой клеточкой холодную склизкую кожу, силится оттолкнуть, ударить еще, впиться зубами… и с ужасом осознает, что не может. Разбуженное в теле помимо воли желание обрело собственную волю и лишило его сил, решимости, спеленало тугим коконом. Отдало во власть ненавистного врага худшим в мире пленом… Дико заорав, он подскочил на месте, пустым безумным взглядом уставившись в темноту. Вздрогнув, женщина тоже приподнялась, попыталась обнять — и в благодарность едва-едва сумела увернуться от прицельного удара. Нахмурившись, хотела было шлепнуть по щеке, но болезненно сморщилась, когда руки были крепко — почти до хруста — стиснуты в мертвой хватке, не вырваться, не отстраниться. Оставалось последнее. Сжав зубы, женщина сощурилась — и подалась вперед, макушкой заехав ему в челюсть. Должно быть, сильно: охнув, Саки оттолкнул ее, начал растирать ушибленное место ладонью. Взгляд мало-помалу обрел осмысленность. Под окном с негромким шорохом шин проехал автомобиль, светящаяся полоса скользнула по потолку. Вздрогнув, Шредер проводил ее взглядом, обхватив себя за плечи, с силой потер их. — Что случилось? — спросила женщина полушепотом, чуть-чуть придвинувшись. Она протянула было ладонь, но не коснувшись, опасливо отдернула. Шредер не ответил. В натопленной комнате неожиданно показалось душно, горло вновь перехватило. Он покосился в сторону двери на кухню, но подниматься не стал, снова оглянулся на подругу. — Прости, — проговорила та еще тише, решившись-таки, осторожно дотронулась до его подбородка. — Никак не могла разбудить тебя иначе. — Опять эти кошмары? — снова не дождавшись ответа, заговорила она. — Может, все-таки… Договорить и, уж тем более, предложить что-нибудь успокаивающее она не успела. — Нет! — отрезал он тут же, со всей возможной твердостью. — Я тебе не хлюпик какой-нибудь! Уж лучше так… — скривившись, он потер губу пальцем. Зло отогнав другую, еще более невыносимую мысль: «чем снова одурманенным и беспомощным, как там… Да ни за что!» Женщина тяжело выдохнула, но ничего не сказала, обхватила себя за плечи руками, глядя прямо перед собой. Темно-серая стена сливалась с почти столь же непроглядной дверью. Точно такими же непроглядно-тусклыми, обесцвеченными казались все предметы в комнате. И он… она украдкой покосилась на мужчину. Лучше… Кто бы знал, как оно на самом деле — лучше. С того самого дня, как несносный гость нашел в ее доме убежище после очередного сокрушительного поражения, она забыла, что это слово значит. Сон вполглаза, отлучки бегом, с затравленной оглядкой назад. Не привести «хвост», не выдать себя. Дни без просвета, ночи без покоя… Было ли иначе? Будет ли иначе? Она тяжело выдохнула, через силу подавив рыдание, опустилась на спину. Медленно отвернулась к стене. Перед глазами стояла пелена, застряла в горле, не давая дышать. Она знала, на что шла, приютив у себя беглого преступника. Нет, неправда. Тогда, еще до всего, он был иным. Или казался? Может, уже тогда в его душе не осталось ничего живого, не израненного, способного поверить и оправдать доверие? Еще один вопрос без ответа. Нет, она ни на миг не жалела, что согласилась, лишь одно билось подстреленной птицей в груди: будет ли иначе? Хотя бы для него? Хоть сейчас… Она задержала дыхание, чувствуя, как за плечи обнимают чужие руки. Нет, неправильно: не чужие, его. Только его. Никому больше не дозволено такого. И не обнимают — обхватывают, с силой сжимают, так что в грудную клетку почти не поступает воздух. По щекам потекли слезы — те самые, давным-давно сжегшие глаза. Наконец-то. Она положила свою ладонь на его, прижала еще крепче. И пусть, пусть кончится воздух. Пусть кончится все, здесь и сейчас — если это хоть на миг вернет его прежнего. — Я не хотел… — слова или лишь ее мысли? Она не задалась вопросом, лишь беззвучно кивнула, зная, что он ощутит ее ответ так же, как и она — сказанное им — без слов. Слова придуманы лишь для того, чтобы запутать, а нужно… что? Медленно перевернувшись на спину, она ощутила горячие губы на своей шее. Грубоватое, неуверенное прикосновение, словно в иной жизни. Хотя… она ведь и была теперь иной. После потери, после надлома, после доверия… после жизни? Саки, любимый… Жизнь закончилась, но будет и новая. Обязательно. Она резко повернулась, обхватила его голову руками, так что короткие опаленные волосы на висках укололи ладони. Поцелуй, такой же отчаянный, болезненный и соленый, как и его. Руки, безжалостно вдавившие ее в постель, почти распяли ее на зыбкой поверхности. Ни единого лишнего движения, ни звука, ни стона. Лишь тьма — нахлынула и поглотила неистовым потоком. Женщина прикрыла глаза, отдаваясь ей. Она чувствовала себя беспомощной, немного напуганной в его руках — грубоватых, нетерпеливых, жестких. И хотела этой беспомощности — тоже, должно быть, впервые в жизни. Жадно сжимая ее в своих объятьях, с каждым толчком все сильнее вдавливая в мягкую поверхность постели, Саки, напротив, чувствовал, как мрак отступает. Нет, не тот, что сгустился перед рассветом, кажется, еще вернее, непрогляднее — иной, сковавший дух вернее сотни цепей. Страх… Шредер всегда ненавидел и презирал тех, кто не в силах с ним совладать. Слабаки недостойны иной судьбы, нежели прозябание на самом дне, не так ли? Сколь же отвратно было оказаться таким самому. Сломленным, озлобленным, трясущимся, словно овечий хвост, в ожидании нового унижения — в довесок к уже полученным от зеленых мутантов. Он долгие дни и недели жил этим настороженным ожиданием, не допуская к себе иного, закрыв себя от прочего мира. И вот теперь этот кокон лопнул. С каждым движением, с каждым прикосновением он ощущал внутри себя прежнюю силу. Саки снова был — живым, настоящим, достойным жизни и этого мира. С этого мига его сила, его воля, его судьба принадлежали вновь ему одному. Никакой жалости, никакой милости. Распахнув порванные полы сорочки, он жадно приник губами к нежной коже. Он получит все, что пожелает, по своей и только воле. Сначала ее, потом и весь мир. Все так. Но не только… Судорожно выдохнув, он прижался щекой к ее животу. Явись эти ублюдки прямо сейчас… уголок губы дрогнул в презрительной ухмылке… что ж, он найдет что им сказать на этот раз. — …Есть ли на этой земле хоть кто-то, кто заплачет, если тебя не станет? И тебя, Шредер, получается, тоже нет… — А вот к черту!.. Есть! — яростным шепотом выдохнул он почти ей в лицо — на самом пике страсти, на гребне эмоций. Нахлынувшая сладость смешалась воедино с торжеством, поди разбери, где что. Шредер и не пытался, лишь проговорил с прежней уверенностью, словно ставя печать: — Теперь — уже есть. Моя! Он повторил это слово еще несколько раз, потом медленно перевалился на бок, но ее — свою женщину — не отпустил. Руки все еще мелко подрагивали, а сердце заполошно колотилось у самого горла — но все это были такие мелочи, о которых Саки не желал вспоминать. В какой миг, на каком шаге от ада все изменилось — он не знал, да и не слишком хотел гадать. Знал лишь одно: что сделает все, чтобы не потерять эту бесценную малость на очередном опасном повороте. О, он обязательно будет, Саки в этом не сомневался. И один, и еще много-много. Сколько судили боги? Нет, сколько он решит сам. Он с наслаждением вдохнул сладковатый аромат волос подруги и непривычно ласково провел тыльной стороной руки по ее скуле. — Спасибо… — губы неуверенно примерились к такому непривычному, колкому и неудобному слову. Саки не знал, кому — опять-таки, впервые — его говорит. Но счел, что одного раза будет достаточно. Вполне… Ощутив, как он задремал, женщина осторожно развернулась на спину, боясь потревожить спящего. Неловко повела затекшим плечом, осторожно освободила локоть. Душ придется, видимо, оставить на потом. Взгляд нашел блеснувшую в свете луны тарелку с подсохшими корочками, и женщина улыбнулась. Кто бы мог подумать, что угощение — по совместительству, любимое блюдо его врагов — спровоцирует ненужные воспоминания. А нечего было есть столько пиццы на ночь глядя! Да и искать в интернете истории про себя любимого. Что было, то прошло? Нет, это точно не про Саки. Она снова улыбнулась, с удовольствием потянулась. Тело приятно ныло, на душе тоже царила давно (а может, и совсем) незнакомая истома. Покой… пусть ненадолго, на краткий миг до новой грозы. Пусть. Ему — и ей — вполне этого хватит. Она медленно опустила глаза, словно погладив взглядом на сей раз спокойно и безмятежно — как в давно позабытом детстве — спящего любимого. Если это и есть обратная сторона его сегодняшнего кошмара — что ж, она совсем не против.