***
А наутро альфа проснулся от судорог. Ади насмерть перепугался, пока не выудил из него, что это нормально и происходит иногда от долгого воздержания. Особенно когда омега рядом, а взять его — никак. И Ади чуть не отшлёпал его за такое над собой издевательство. — Ну что ж ты не разбудил меня? — рассердился он, но альфа и ответить-то толком не мог, а только вздрагивал, охал и складывался пополам. Омега еле привёл его в чувства, с трудом разогнул, завалил на живот, укусил за шею и начал безжалостно щекотать, и только так Рэй извергся — с криками, болью, и таким количеством спермы, что залил всю простынь. Ему тут же стало неловко и он собрался всё убирать, но Ади встряхнул его, напомнив, что он больше не одинокий альфа и за ним есть кому поухаживать. Тем более после таких испытаний, которые он перенес. Правда, Рэй как раз считал иначе: он думал, что это Ади устал и заслуживает отдыха, но всё равно не мог ничего поделать — у него просто напросто ноги отказали от такого напряжённого оргазма, и он даже встать пока возможности не имел. Поэтому пришлось смириться, в том числе и с тем, что его обтёрли прямо в кровати, поменяли под ним постельное белье, а потом опять заласкали, занежили и снова удовлетворили, но это уже было совсем приятно, и Рэй с удовольствием отдался любви, окончательно пришёл в себя и выправился. А дальше полетела неделя. Она прошла очень сумбурно: была и работа, и волнения за отца, и бурные ночные слияния, которые заканчивались тем, что Ади потом спал в машине, как убитый, пока Рэй вёз его на очередные переговоры, сам же альфа дрых прямо в офисе — сидя в кресле и упав головой на стол, а омега тем временем тихо стучал пальчиками по клавиатуре и выискивал новые контакты. Но при этом оба ничуть не роптали и были полностью счастливы. А в начале другой недели приболели близнецы. Не сильно, но Ади пришлось с ними побыть, а ещё накупить им всяких подарков и побаловать. Хворь, как рукой сняло — причём сразу. Похоже, малыши просто соскучились по брату, и пусть няня-бета тоже их очень любил, но им всё равно было мало. Они всегда были голодными до внимания — ведь жили в настоящей семье всего ничего. Но надо было видеть их радость, когда Ади, наконец, приехал в детдом и забрал их. А как же завидовали им остальные малыши. У омеги до сих пор сердце сжималось, когда он вспоминал их взгляды. Будто бы сам был в том виноват, что детей этих бросили. Просто ужасно. Омега снова тряхнул головой, отогнал эти грустные мысли, потом поправил одеяльца у обоих близнецов, поцеловал их на ночь и отправился на кухню пообщаться с гувернёром. Ади уже доплатил ему за беспокойство, ещё раз извинился за такую долгую и незапланированную задержку, и пусть бета никогда из-за этого не переживал, но сейчас почему-то выглядел очень расстроенным. Ади даже рискнул спросить, в чём же дело. — Ах, милый мой господин… — няня едва не плакал. — Не знаю даже, смогу ли я работать ещё у вас. Дело в том, что с моим братом очень плохо. Месяц назад он потерял своего хозяина, которому служил тридцать лет. Никак не может пережить этот удар: начал хворать, всё-время в какой-то депрессии. Боюсь за него, он так был привязан к этому господину, что… как бы не умер теперь… — бета горестно всхлипнул, сразу достал платочек, приложил к дрожащим губам. — Простите… Просто кроме брата у меня больше никого нет… Вот только ваши малыши… — он показал в сторону детской и все-таки тихо всплакнул. — Брат всегда мне казался железным. Он старший из нас и всегда был более мужественным. Я лишь прятался за его спиной, как за крепостными стенами… Никогда не думал, что он может так сдать… — но Ади уже не так внимательно слушал, в его голове мигом созрел нужный план. — А ваш брат не пытался найти другого хозяина? — спросил он. — Ох, да пытался, — бета аккуратно сложил платочек и убрал его в сумку. — Но всё это было не то: слишком молодые, слишком заносчивые, никакого уважения к возрасту. — А если найти постарше? — Но у тех уже есть свои слуги. Конечно, можно было ещё поискать, но брат так отчаялся, что ничего больше не хочет. Просто лежит и молчит. Не знаю, что делать. — Зато знаю я, — Ади кивнул головой. — Попробуем познакомить его с мистером Эдвардом… Омега уже рассказал гувернёру, где и почему задержался, правда далеко не всё ему поведал, но что касалось болезни отца — это во всех подробностях. Кстати, про предполагаемую свадьбу он тоже пока промолчал, но в данный момент этот вопрос вообще не имел значения. — Ваш брат может подъехать к больнице, Дален? — спросил он у гувернёра. — Или он совсем сейчас плох? — Я попытаюсь привести его в чувства, — бета взволнованно положил руку на грудь. — Ведь у меня три дня отпуска, — он осторожно взглянул на Ади, убеждаясь, не передумал ли тот, и омега кивком подтвердил. Тогда бета продолжил: — Ну если вам ничего не понадобится от меня за это время… я смогу убедить его. Но вопрос тут в другом: захочет ли сам мистер Эдвард? Как я понял, у него никогда не было слуг. — Но возможно, пришло это время, — Ади прошёлся по комнате. — Особенно после болезни. Мне даже представить сейчас страшно, что он останется один хоть на минуту, особенно на первых порах. В больнице-то он под присмотром, а вот дома… Нет, это недопустимо, — омега пока убеждал сам себя. — Я поговорю с ним. Попробую. И если он даст согласие, я сразу вам позвоню. Только вот… — Ади немного смутился. — Понимаете, Дален… Мистер Эдвард имеет очень горячий нрав. Он просто взрывоопасен порой, и может так разбеситься, что… — О, это не страшно, — гувернёр симпатично улыбнулся. — Бывший хозяин моего брата был дальним родственником королевской семьи — ветви Артура Жесточайшего. А уж у кого более вздорный характер, как не у них? Так что… Ади так и замер: ну и совпаденьице. Хотя, впрочем, может даже и к лучшему. И пусть стечение обстоятельств было несколько удивительным, но все же здорово вселяло надежду. И она оправдалась. Как только добрейший мистер Дерек — брат гувернёра — взглянул на мистера Эдварда, он едва не прослезился от чувств. «Какое же сходство… — говорил он потом, часто и растроганно моргая. — Я… потрясён. Так вы говорите, его фамилия совсем другая? И ни одной королевской приставки? Ну что ж… — он развёл руками. — Вполне возможно. Но эти глаза, скулы, этот волевой подбородок, а главное — взгляд и раздутые ноздри. Когда он сердится, он — вылитый король Артур. И это несомненно — бастард. Причём очень чистой линии. Даже странно, почему они сменили фамилию. Очень странно. А ещё удивительно то, что он даже не подозревает о своём происхождении. Не интересуется. Невероятно. Они ведь все так честолюбивы. Вся Артуровская линия — даже слуги и те приписывают себе титулы. А мистер Эдвард — это какой-то отколовшийся алмаз. И, кстати, он не так уж горяч, как вы мне говорили — для его родословной это очень даже спокойный господин». Дерек продолжал волноваться, но на его впалых, бледных щеках уже появился румянец, а глаза заблестели. Он теперь совсем не напоминал того разбитого горем и совершенно несчастного человека, которого Ади увидел впервые — перед входом в больницу. Его привёз Рэй, потому что сам он, будучи очень расстроенным, вряд ли бы смог благополучно добраться. — А ты уверен, что отцу нужен этот слуга? — альфа спрашивал шёпотом, пока Дерек знакомился с мистером Эдвардом. — Он ведь терпеть не может чужих. И даже омег иной раз прогоняет — они ему надоедают за три дня. Не знаю… — Думаю, нужен, — Ади улыбнулся ему. — Хотя он наотрез отказался. Но пообщаться с мистером Дереком согласился, только чтобы выполнить «мой каприз». И Рэй рассмеялся на это. В который уже раз он дивился, как благотворно Ади влиял на отца. Родителя было просто не узнать: он стал чаще улыбаться, меньше гневаться, начал брать сыновей за руки, уже не стесняясь чувств. Взгляд его потеплел, напряжение спало. А как он обрадовался, увидев омегу впервые после реанимации. Ведь именно Ади врач посоветовал пригласить первым, чтобы положительный эффект встречи с родными был максимальным. Так и случилось. Такой сияющий взгляд Рэй видел у отца разве что в те редкие минуты истинной нежности, когда он глядел на папулю — после очередного примирения, например. Но это было только начало. Позже, по прошествии нескольких дней, мистер Эдвард даже начал читать любовные романы (пусть и исторические, но все же), которые Ади ему приносил. А потом они вместе обсуждали прочитанное. Но Рэй был уверен на все сто, что отец читает всю эту романтичную белиберду только с одной целью: сделать омеге приятное, а заодно найти тему для разговора, чтобы поворковать. Альфу это от души забавляло, а ревность давно прошла. Рэй ведь прекрасно видел, как нежно влюблён отец, но видел так же, что тот и шага лишнего не ступает. Даже в разговорах. Альфа уже в который раз убедился, как же плохо он знал своего родителя. Сначала его потряс Даниэль, сказав, что мистер Эдвард ведет себя как Робин Гуд, помогая обиженным, а теперь вот это. Отец ведь обожал Ади всем сердцем — это было видно, но вёл себя при этом так, что ничуть никого не смущал. Просто поразительная выдержка. Причём линию своего поведения мистер Эдвард не изменил и впоследствии. Но это уже было потом, а сейчас он разговаривал с Дереком, пока ещё лёжа в постели — потому что перевод из реанимации произошёл недавно, и пациент даже вставал под бдительным наблюдением врачей. Сначала родитель хмурил брови, с недовольством поглядывая на бету и думая, как бы так отказать, чтобы никто не обиделся — особенно Ади, но по мере общения тихий и убаюкивающий голос будущего слуги начал располагать его к себе. Немолодой, но вполне крепкий мистер Дерек смотрелся сильным и уверенным, при этом был мягким и обходительным. Ненавязчивым, тактичным, а так же расторопным, но главное — не суетящимся. Мистер Эдвард впервые за свою жизнь задумался, а не попробовать ли? «Но если он отутюжит мои брюки хуже, чем это делаю я, — сказал он чуть позже Ади, — то я уволю его». Но Дерек отутюжил брюки даже лучше, и при этом ещё показал новому хозяину, как правильно выгибать передние стрелки так, чтобы они стройнили, и этот эффект тоже очень понравился мистеру Эдварду. Одним словом, слуга ему пришелся к душе, но окончательно это свершилось уже после — когда он вышел из больницы. А пока родитель подозвал детей, и попросил Дерека принести всем чай. Тот моментально справился с задачей, быстро разузнав на больничном этаже, что тут к чему, и буквально в считанные минуты нашел чашки, организовал симпатичную сервировку на подносе — даже с маленькими печеньицами, и подал напиток хозяину и его гостям, а сделал всё так незаметно, что никто не почувствовал даже намёка на дискомфорт. Мистера Дерека будто бы не было, а чай появился сам. Вот это выучка. Подобные манеры здорово подкупили сердце мистера Эдварада, а он ведь и в самом деле, как говорил Рэй, терпеть не мог присутствие чужих людей рядом со своей персоной больше, чем пару часов. Ну, а ещё попозже, когда Дерек остался в палате и уже ухаживал за новым господином, то делал это настолько деликатно, что мистер Эдвард даже не чувствовал себя больным. Никакой слабости, зависимости или же какой-либо беспомощности рядом с Дереком он не испытывал совершенно, а чувствовал только заботу, причём искреннюю, а так же уверенное осознание того, что трудности эти лишь временные, а выздоровление и обретение сил уже не за горами. Поэтому утюжка брюк, которой мистер Эдвард в шутку напугал Ади, в дальнейшем превратилась в простую формальность. К тому же новый слуга и этот экзамен прошёл с блеском. Дерек поселился у мистера Эдварда, и тот так расщедрился, что хотел выделить ему одну из комнат для гостей на втором этаже своей просторной квартиры (это были бывшие комнаты сыновей), но новый слуга и слушать не пожелал. Потому что облюбовал уютную подсобку возле кухни и привёл её в такой идеальный порядок, избавившись (с разрешения хозяина, конечно) от старой мебели и других ненужных вещей, которые туда складывал мистер Эдвард просто на всякий случай, что находиться там стало — одно удовольствие. Комната была небольшая, но удобная и просторная, с маленьким, аккуратным окном, выходящим во двор. Дерек поставил там мини-печку, оставил кровать и два кресла, и мистер Эдвард, спустя некоторое время, начал ловить себя на том, что тоже полюбил это место. Он даже стал проводить там времени не меньше, чем в своем любимом кресле у камина. Они играли с Дереком в шахматы, обсуждали политику и всякие события в мире, и даже касались порой в разговорах романтических похождений отца Рэя, которые конечно же возобновились по выздоровлении. Причём новый слуга и тут случайно навёл порядок. А всего-то лишь тактично намекнул своему хозяину, которые из его омег действительно стоят внимания (причем выбрал именно тех, на которых мистер Эдвард особо и не смотрел). И тем не менее, родитель послушался (просто из интереса), а потом ничуть не жалел. Он отстранил всех, оставив только этих двоих, с ними и начал встречаться, и в конце концов и правда обзавёлся двумя покладистыми и даже в какой-то степени любящими куртизанами. Которые даже между собой не ссорились, и мистер Эдвард вполне мог водить на выходы сразу двоих. И пусть жили омеги отдельно, но отец их содержал, навещал, а иногда даже приглашал пожить у себя — по настроению. Кстати, и тут мистер Дерек тоже проявлял чудеса деликатности — появляясь и исчезая всегда только в нужное время, и никогда никому не мешал. Но всё это было уже потом, а пока мистер Эдвард ещё находился в больнице — но уже под бдительным присмотром слуги. Дален — гувернёр Ади — был счастлив до слёз и не переставал благодарить своего господина за такое чудесное спасение брата. Хотя сам омега всё списывал на простое везение, но это было не важно. Главное, что потом случилось ещё одно приятное обстоятельство. Однажды гувернёр, зайдя в комнату Ади и ужасно смутившись, осмелился спросить, где омега собирается жить после свадьбы. И тут же перепугался, потому что вспомнил, что узнал эту новость от брата, а тот — от мистера Эдварда, который только об этом и говорил. Родителю прям не терпелось поскорее встать на ноги, чтобы обвенчать детей. Но Ади совсем не обиделся на такую лёгкую нетактичность, а напротив — ждал продолжения этих слов, и тогда гувернёр, снова ужасно волнуясь, сказал, что если мистер Ади намерен жить после свадьбы у мужа, то он — Дален — будет счастлив поселиться с детьми, если будет необходимо. К тому же дома их находятся рядом, и они смогут часто видеться. И омега вздохнул с облегчением. Вот это он и надеялся услышать. А так бы ни за что не решился подобное предложить, хотя тоже подумывал о таком раскладе, но раз уж Дален сам этого захотел… Но Ади уже не мог дожидаться свадьбы — он так страдал без Рэя, особенно вечерами и ночью, что согласился тут же и даже расцеловал гувернёра. А спустя пару дней, отрегулировав все формальности и подняв Далену оклад, омега собрал свои вещи и упорхнул к любимому. Вот так оба беты устроились, став членами этой семьи. И никто не был в обиде, потому что близнецы любили своего няня не меньше, чем брата — ведь по-настоящему они узнали и того, и другого не так уж давно и почти одновременно. Омега, конечно же, навещал братишек в интернате и раньше, но не так часто, как даже ему бы хотелось — потому что работы было невпроворот, а братишки и того больше страдали. Именно поэтому Ади, не жалея себя, приложил все возможные усилия для того, чтобы поскорее забрать их под домашнее крыло. Но заранее не оповещал детей, чтобы они не начали хвастаться и не расстраивали бы других малышей, которым подобный переезд, возможно, не светил никогда. А забрал их внезапно, в одно прекрасное утро, без всяких громких проводов — по понятным причинам. И всё равно ребята высыпали к окну и смотрели братишкам вслед. Ади до сих пор помнил их взгляды, и они преследовали его во снах. Эти несчастные глаза, полные печали, искренней детской зависти и глубокого желания в один прекрасный день вот так же найти своих родителей и уехать домой. Ади частенько плакал, вспоминая то утро. Конечно, радость от воссоединения семьи была отчасти омрачена, но дети были в том не виноваты. И всё же их лица омега запомнил навсегда, и видение раз за разом возвращалось к нему, когда он нежно обнимал своих счастливых мальчишек. Потому что такое не забывается…***
А когда всё устроилось: оба брата-беты нашли себе место и применение, счастливо вздохнув, и Ади переехал к Рэю, то у молодых практически начался медовый месяц. Рэй тоже не смог дождаться до свадьбы и нацепил Ади на пальчик подаренное дьяволом кольцо, пока особо не заморачиваясь по поводу его происхождения. Омега в свою очередь тоже одел перстень альфе, и они посчитали, что вполне обвенчались. Хотя бы предварительно. И тут же ушли в такую бурную любовь, что у Ади случилась преждевременная течка, и Жану пришлось дать отпуск обоим. И оба жениха потеряли голову напрочь. Омега-то вообще был невменяем, как впрочем и всегда в этот сложный для него период, но даже Рэй потерял бдительность, и они начисто забыли о всяких предосторожностях и предохранениях, поглотив друг друга с головой, безумствуя и практически зверея в течение нескольких дней. Под конец течки альфа был совершенно измотан, лежал практически без сознания, но при этом счастливо улыбался и ничуть не страдал. Тело его было расцарапано, плечи покусаны, но он мурлыкал от удовольствия и только сладко стонал от любви. Ади, конечно, не был настолько изранен, и пусть Рэй забыл про контрацептивы, то любимого он берег, и скорее убился бы обо что-нибудь головой, чем выместил на нём свою сексуальную ярость. Поэтому страдали в основном простыни, которые альфа разрывал с порыве страсти, спинка кровати, которую потом тоже пришлось чинить, а иной раз Рэй вообще просил себя связывать, чтобы быть более безопасным. Но тут была ещё и другая причина: его безумно возбуждала собственная беспомощность в путах, особенно когда выместить страсть было нельзя и приходилось терпеть медленные ласки, извиваясь в неистовстве. Дело доходило порой до звериного рёва, но зато оргазм потом был такой, что Рэй терял чувства и вырубался на час, а Ади падал сверху, и оба они спали как убитые. В конце же недели до омеги, наконец, дошло, что он может и забеременеть, поэтому, вскочив в одно прекрасное утро с уже более менее просветлевшей головой, он тут же кинулся к своей сумке, выудил противозачаточные средства, которые всегда носил с собой на всякий случай (ну мало ли), помчался на кухню, налил себе воды, но… выпить их так и не смог. Руки почему-то опустились. Омега даже расплакался от беспомощности, но он никак не мог заставить себя обезопасить свой организм от этой ненужной сейчас проблемы. В итоге он бросил таблетки, пошел к Рэю в спальню и там разрыдался. Но альфа его не слышал — он лежал, будто мёртвый, хоть и мерно дышал, но разбудить его в ближайшие часы было совершенно невозможно. Поэтому-то Ади и дал волю чувствам, причём прямо рядом с любимым: он горько рыдал у него на груди, потому что ещё раньше внушил себе, что никогда не будет иметь детей. С самого детства Ади собирался жить только ради работы, но теперь никак не мог побороть свою природную тягу осчастливить мужа наследником. Омега даже лупил себя по щекам и снова бежал на кухню, где на столе так и валялись таблетки, но снова не мог их выпить, и опять плакал. А Рэю всё снился ангел — тот самый, который привиделся ему в комнате Люси. Он бегал в лучах рассвета, по полю среди цветов, радостный и счастливый и, кстати, был полностью обнажён, но смотрелся при этом таким целомудренным, что нагота его ничуть не смущала. Напротив, альфа наблюдал за ним с любовью, стоя за какой-то оградой — будто издалека, а ангел ему махал, улыбался, кидался в него цветами и был вне себя от радости. А потом внезапно исчез, превратившись в золотистую пыль. И больше Рэй не видел его во сне. Но он так же снился и Ади. И, конечно же, омега узнал в этом ангеле Флорентина, но не испытал по поводу его появления такой тёплой нежности, как Рэй. Омега ещё помнил выходки этого существа, поэтому сон его мало затронул. А гамма расстроился из-за этого, да так, что в последнем видении Ади запомнил его лежащим и горько рыдающим в поле красивых цветов. В этот момент омега снова проснулся и опять побежал на кухню, чтобы выпить таблетки. Но вновь ничего не вышло. А когда уже всё улеглось, и течка закончилась, Ади не стал ничего говорить Рэю о своём возможном положении. Он хотел сохранить за собой право избавиться от плода, если вдруг так захочет. Но каждый раз, глядя в счастливые глаза альфы и целуя его нежные губы, омега понимал, что никогда на это не пойдёт. Не сможет он так коварно вонзить нож в любящее сердце, даже если Рэй не узнает об этом никогда. А если узнает?.. Даже думать об этом страшно, поэтому Ади пока молчал и просто молился день ото дня: только бы не забеременеть…