Октябрьская фантасмагория

Сложно сказать, что именно сподвигло Оскара Шиндлера выйти на улицу в такой сильный дождь. Интуиция или же простое желание снять напряжение, накопившееся за рабочий день, − он и сам точно не знал. Накинул пальто, схватил зонтик-трость и шагнул в прохладу октябрьского вечера. Сразу стало легче. В конце концов, исцелять искалеченные людские души − занятие не для слабаков. Улицы были пусты. Ни души. Ветер трепал ветви мокрых черных деревьев, обрушивая самые настоящие водопады капель. Палая листва шуршала под ногами. Оскар вдыхал влажный воздух полной грудью и наслаждался приятной пустотой в голове, такой редкой для него. Вдруг мелькнуло нечто белое на периферии зрения и тут же пропало. Психиатр тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Теперь силуэт мелькнул с другой стороны. И ближе. − Можете не прятаться, − сказал Шиндлер, всматриваясь в бархатные синеватые сумерки. − В этом нет нужды. − Действительно, − мгновение спустя из кустов вышел призрак. Точнее, странник был очень похож на потустороннюю сущность: незаправленная белая рубашка, босые ноги, спутанные волосы и дикий взгляд блестящих глаз. − Весьма неожиданно встретить вас здесь, Амон, − Оскар удивленно вскинул брови. − То же самое могу сказать насчет вас, − сверкнул огонек зажигалки, подпаляя чудом уцелевшую сигарету. − Проветриться вышли, да? Небось эти ваши карты болезни в кошмарах снятся, − он затянулся и выпустил облако дыма собеседнику в лицо. Тот поморщился. − Не находите, что несколько прохладно оделись для подобной погоды? − буднично поинтересовался Шиндлер. − Пожалуй, − Гёт передернул плечами. − Как ваш лечащий врач, я не имею права вас здесь оставить в таком положении, так что пойдемте, − психиатр затащил пациента под зонт, несмотря на сопротивление. − На кой черт я вам сдался? − буркнул Амон, в глубине души все же довольный тем, что его не бросили на произвол судьбы. − Можете считать, что мне скучно одному, − отозвался Оскар. − Лучшего варианта, чем моя компания, не нашлось? Забавно, − он осторожно ступал по асфальту, размышляя о том, где же мог потерять ботинки. Доктор отпер дверь и впустил гостя. − Идите в душ. Возражения не принимаются. Простудитесь еще, − снабдил пациента полотенцем и запихал в ванную комнату. Сам поставил чайник на плиту и сел в кресло у камина. Вечер задался необычный, определенно. Вскоре Гёт возвратился, укутавшись в хозяйский халат. Шиндлер усмехнулся. Он напомнил ему мокрого взъерошенного воробья. Когда Амон пригубил чашку с чаем, спросил: − Что ж, мне дико интересно, что с вами произошло на этот раз. − Вам не понравится ответ, − после некоторого молчания сообщил Амон. − Неужели, − скептично посмотрел на него Оскар. − Вы думаете, меня что-то впечатлит больше, чем ваше триумфальное появление в полураздетом виде в сквере около моего дома? − Теперь я засомневался, − Гёт озадаченно потер переносицу. − И все же…ладно. Знаете, Оскар, я, кажется, убил человека, − и посмотрел на дока, ожидая реакции. Тот оставался внешне совершенно спокойным. − Кого же? − Девушку. Мою коллегу. Хелен Хирш. Она…она пыталась меня соблазнить, понимаете? А я этого не переношу. − Говорите, Амон. Вы прекрасно осведомлены о том, что все сказанное останется между нами, − Шиндлер налил виски в два бокала и один протянул пациенту. − Да, да. Конечно, − Амон выдохнул и продолжил. − Мы остались наедине. Сначала я думал, что случайно, но нет. Она это спланировала заранее. Я точно знаю. Смотрела на меня так, что я даже покраснел, представляете? А потом… о да. Потом я почувствовал, как в жилах кипит ярость. Она утверждала, что все это случайность, даже запертая дверь и выключенный свет. Чертова искусительница, − он скрипнул зубами. − Я ударил ее по лицу. Ее нос странно хрустнул, на пальцах осталось что-то липкое. Затем в живот. Хелен упала, и я совсем перестал себя контролировать, − в голосе Гёта послышались виноватые нотки. − Когда очнулся, то вместо ее тела было кровавое месиво. Я испугался, Оскар. Раньше мои видения были лишь видениями, не более. Меня объял дикий ужас. Я позорно сбежал, − он нервно теребил пояс халата. − А дальше вас встретил. Ну, что скажете? Шиндлер залпом выпил виски. Смерил пациента оценивающим взглядом. Прищурился. − Амон, ответьте мне честно: вы принимали препарат, который я прописал вам недавно? − Нет, − Гёт отвел взгляд. − От него я становлюсь, как бы понятнее объяснить…совсем безразличным. И в сон клонит постоянно. − Следовало сообщить мне, а не бездумно игнорировать указания, − строго произнес психиатр. − Взрослые люди себя так не ведут. Его клиент сел идеально прямо, положив руки на колени, что сигнализировало о крайнем его напряжении. − Виноват, − с трудом выдавил из себя он. − Напомните имя вашей коллеги. Хелен Хирш, так? − уточнил Оскар, вбивая запрос в поисковик. − Да, − кивнул Амон. − У меня две новости: относительно хорошая и плохая. С какой начать? − Первое. − Посмотрите, это она? Кивок. − Хелен Хирш умерла в тысяча девятьсот шестидесятом. Еврейка, пережившая холокост благодаря одному неравнодушному офицеру, − док отложил телефон. − Вы не могли убить ее. Она мертва уже пятьдесят восемь лет. − Не может быть…я знаю ее три года. Типичная серая мышка, болезненная, постоянно куталась в шаль… − пробормотал Гёт, схватившись за голову. − Вот мы и подошли к второй новости. Амон, к сожалению, я ошибся, сказав, что мы добились ремиссии. Ваш бред стал еще изощреннее и продолжительнее. Мне жаль, − Шиндлер с сожалением развел руками. Его собеседник заметно сгорбился и помрачнел. Можно было сказать, что за Гёта он действительно переживал. Еще с первой встречи стало ясно, что легко не будет. Амон выглядел совершенно нормальным. Улыбался, неплохо шутил, спокойно отвечал на вопросы. Вот только взгляд у него был мертвым. Ледяным. Их встречи были своеобразными сражениями: Шиндлер заставлял проявлять пациента искренние, настоящие эмоции, а тот пытался сохранить маску невозмутимого ублюдка. С переменным успехом. Но главным было то, что именно Оскару Амон не врал. Никогда. Об этом они договорились сразу. − Мне страшно, Оскар. Хотите верьте, хотите нет. Но я чувствую, что теряю связь с реальностью, − он утер рукавом взмокший лоб. − Я ни в чем не могу быть уверен. Даже в том, правда ли я сейчас нахожусь здесь, у вас. − Отчего ж не верить, − Шиндлер приблизился и навис над ним, подозрительно ухмыльнувшись. − А ваше местонахождение я вполне могу подтвердить…оу, вы весь дрожите. И, кажется, у вас жар, − коснулся виска Амона губами. − Могу даже причину назвать, − он усмехнулся. − Я заинтригован. И какая же она? − Вы, − Гёт нагло оскалился. − Неужели вы думаете, что я не замечаю повышенного интереса к собственной персоне? Обо мне так с самого детства никто не заботился. − Спишу ваше вызывающее поведение на температуру, − хмыкнул психиатр. − Попробуйте, − Амон неторопливо и основательно облизнулся. − О-о, да вы еле держитесь. Какой превосходный контроль, другой бы давно сорвался. − Амон, я не могу иметь близких отношений с пациентами, − мягко сказал Шиндлер. − Зачем же отношения? Можно просто иметь, − похабно расхохотался Гёт, запрокинув голову. Оскар глядел на его горло, такое беззащитное и доступное сейчас, и понимал, что стоит на краю бездны. А, как известно, если долго смотреть в бездну, то рано или поздно она посмотрит на тебя. И у бездны Оскара глаза стального серого цвета. − На этот раз ты победил, − прошептал Шиндлер. − Давно пора перейти на ты. И раз так, то чего медлишь? − лицо Амона исказила дьявольская ухмылка, не раз снившаяся Оскару в путаных, темных и жарких сновидениях. Оскар делает шаг в пропасть. Стремительно склоняется над Амоном и целует бледную, напряженную шею, оставляет багровую метку. − Я боялся вампиров, когда был маленьким, − шепчет Гёт. − Но ты…ты получше любого ангела будешь. Шиндлер бесцеремонно затыкает его, приникая к искусанным, обветренным губам, свободно проникает дальше, чуть прикусывает горячий чужой язык, и Амон возмущенно шипит. Его властно хватают за подбородок и сжимают. − Помнится, в минуту гнева я сказал тебе: не смей меня провоцировать. И что же ты творишь, м? Теперь, когда ты заставил меня нарушить все мыслимые и немыслимые границы, будь добр, расплатись за содеянное как следует. − Я привык быть безнаказанным, − Амон резко встает, смотрит на Оскара снизу вверх с таким неприкрытым превосходством, что тот даже медлит. − До того, как заболел, еще задумывался над правильностью своих поступков. А после…после мне было уже все равно. Хотя из-за тебя я фактически снова научился чувствовать. Пожалуй, я даже благодарен. Но твои допросы… − Мне до жути нравится докапываться до сути, разрушая все преграды. Хм…поверь, я не собирался доводить тебя до истерики. Просто хотел узнать, насколько ты сильный, − Шиндлер ведет по сильно выступающим ребрам пациента, оглаживает впалый живот и ведет ниже, ничуть не изменившись в лице. − Всей правды ты никогда не узнаешь, − Гёт закусывает губу. − Ты не можешь быть уверен в этом наверняка. Я всю жизнь провел, изучая таких, как ты. Ты− дикий, непокорный зверь, Амон, − на секунду картинка меркнет, Гёт рычит. Он лежит на ковре, полностью обездвиженный, руки заведены за голову. − Дрессировка дается нелегко, о да. Но результат определенно стоит усилий, − Шиндлер усмехается и склоняется над Амоном. Ему кажется, что его целуют в самое сердце. Перед глазами проносится целая вселенная, взрывается разноцветными огнями, жар накатывает волнами. Его бедра властно сжимают, наверняка до синяков. Шиндлер тот еще собственник, Гёт всегда это подозревал. Это чувствуется во всем: в его движениях, малейших жестах и особенно в кривой ухмылке. − Оскар… − сдавленный стон срывается с губ Амона, он прогибается в пояснице, жмурится до боли, а голоса сонмом кружат в голове и шепчут, шепчут, шепчут. − Можешь не сдерживаться. Мне нравится твой голос, − тень Шиндлера пляшет на стене в свете от огня в камине, жуткая, неправильная, живая. Мир вокруг затопляют черные, вязкие кляксы, и Амон изо всех сил прижимается к Оскару, царапает его спину, шипит и бормочет несвязные ругательства. Потом вдруг все тело сводит сладкой судорогой, и внезапно становится очень тихо. Амон смутно помнит, как его несут на руках, помнит свежую прохладу простыней, помнит тепло со спины, дающие незабываемое ощущение безопасности. Амон помнит все это, когда прощается с Оскаром на входе в палату, в которой он проведет очередной месяц. Амон помнит, что Оскар обещал за ним вернуться, и знает, что тот слово сдержит.