Феникс

— Хак. Громовой зверь Коуки лишь невнятно бурчит в ответ и продолжает заниматься тем, чем и раньше. Йона упирается, пыхтит от натуги, но отодвинуть от себя мужчину не получается — стальные объятья не дают этого сделать. — Хак! — Что вам надо, принцесса? — Произносит он куда-то ей в макушку, так ни на миллиметр от девушки и не отодвинувшись. — Если вы боитесь, что я подхвачу от вас хворь, то не волнуйтесь, зараза к заразе не липнет, сами же говорили. Это была тяжелая неделя. В Коуку пришел аномальный холод и застал их прекрасную компанию в пути, а им пришлось в обычном режиме спать прямо на земле, поэтому самые нежные и простудились. В селении, где они потом остановились, гуляла лихорадка, которую первым же делом подхватила принцесса. Сипел и кашлял Киджа, но стойко перенес болезнь на ногах, по крайней мере в бреду не валялся, а вот Йона трое суток лежала с высокой температурой, не ела и кое-как спала. На четвертые её отпустило, и теперь каждый считал своим долгом её потискать, потому что за все это время Юн и приблизиться к ней не разрешал! Теперь целитель отсыпается в соседней комнате, с боем отогнанный от принцессы, и все по очереди дежурят около её кровати — жар спал и общее состояние девушки улучшилось, но полностью не стабилизировалось, поэтому за ней тщательно следят. — Ты меня задуши-ишь, — прогундосила Йона. — И вообще… — Вас бил озноб, принцесса, я всё прекрасно вижу, — обрывает он её, продолжая все так же стискивать девушку в объятиях и греть. Он невольно тянется рукой к её волосам. Густой красный водопад обнимает плечи, обещает спуститься и к спине — некоторые пряди уже почти доходят до лопаток. Свет любит их цвет, играет бликами, заставляет обращать на них внимание. Хак каждый раз поддается. Сколько же ненависти, сколько зла живет в его сердце к Су-Вону, Громовой Зверь даже приблизительно не может сказать. По нескольку раз за ночь Хак предаёт узурпатора смерти и топит свои сны в крови. Наивно было считать, что больше ярости и злобы уже быть не может, пока не стало понятно, что его действия отдаются эхом и по сейчас. В обычных мелочах. Он даже не может нормально сделать комплимент волосам Йоны, не боясь того, что прекрасный момент превратится в нечто страшное. Болезненные воспоминания ещё душат их обоих, и они не могут с лёгкостью говорить об обыденных вещах, не обращаясь к прошлому. По крайней мере он точно. Их отношения нельзя назвать обыкновенными. Все остальные спешат сказать заветные слова и сразу броситься в омут с головой, но эти оба, прекрасно зная свое отношение друг к другу, действуют иначе. С каждым прикосновением, с каждым взглядом Хак и Йона вновь и вновь произносят невысказанное, но на более глубоком, совершенно необъяснимом уровне. «Нормально» о чувствах они говорили лишь раз, после недавней заварухи с Сином, тогда они шагнули друг другу навстречу, избавляясь от пространства, поэтому без слов нельзя было обойтись. Сейчас же между ними есть дни солнца, щемящая сердце нежность и разные-разные улыбки. И секреты. Каждый день кто-то из них обязательно рассказывает друг другу о том, чего в принципе возлюбленный не знал. Это может быть любая мелочь, любой случай из жизни, ощущение. То, к чему лежит сердце, что еще четче сделает картину чувств и ощущений, вместо избитых и привычных любовных признаний. И так эти двое чувствуют себя гораздо ближе друг другу. За день до болезни между ними состоялся привычный разговор, правда, на совсем непривычную тему. «Время пришло» — сказало сердце Йоны, и она рассказала Хаку историю злополучной заколки. Слово в слово, ощущение в ощущение — принцесса без утайки говорила о каждой мелочи, все глубже погружаясь в воспоминания, в боль. Схватив прядь волос в руки, она нещадно теребила её, дергала, а в глазах становилось все меньше света. Слез не было, лишь голос с каждым словом становился тише, надламывался и часто срывался на хрип. Хак мог только быть рядом и молчаливо поддерживать, все так же обнимая её и успокаивая своим присутствием. Но принцесса уже отпустила все, что было связано со злосчастным украшением, а Хак не мог этим похвастаться. Внутри кипела ненависть, боль терзала сердце, но посветлевший, оживший взгляд не дал тьме вновь закрасться в душу, помог усмирить бушующие чувства. — И вовсе не дрожу! — повышает голос девушка, пытаясь расслабиться и отпустить озноб. — И хватит уже этого «химе-сама», прошу! — Как скажешь, Йона, — скатывается в фамильярность Хак и начинает ухмыляться. Он все еще по привычке обращается к ней, как госпоже. На свое имя, произнесенное им, принцесса реагирует незамедлительно — щеки покрываются румянцем, глаза светятся, видно, что ей так нравится. Ради этого можно подольше прикидываться дураком — спустя время это станет привычкой, обыденностью, а этого не хочется. Он кладет руку ей на макушку, заставляя поднять голову, и ищет признаки удовольствия. Та сразу прячет взгляд и утыкается лицом в ладони, чтобы скрыть покрасневшее лицо. Пока принцесса в срочном порядке борется со смущением, Хак копается в принесенной сумке, что-то в ней ищет. Тихо побренькивая, на его ладони оказывается непонятная вещь. Тоненькие ремешки с белоснежными бусинами на концах и пара нежно-розовых перьев, к ним привязанная. Йона отнимает ладони от глаз, заинтересованно смотрит на все это. Произвев пару хитрых манипуляций, Хак распутывает сие произведение дизайнерской мысли и тянется вместе с ним к принцессе. «Ты одержим ею», — в такой важный момент вспоминаются слова Джиха. И правда — одержим. Хак готов на любые ухищрения, лишь бы принцесса была довольна и радостна, готов выполнять любой ее каприз. Это зависимость. Пока она улыбается, готов адекватно взаимодействовать с миром и он. Громовой зверь аккуратно надевает тонкую кожаную повязку ей на голову, поправляет под ней волосы и распутывает ремешки. Свисающих плетёнок две, по обе стороны от лица, и на одной из них к привычным белым бусинам добавлены еще два фиолетовых камешка. Принцесса удивленно наблюдает за происходящим. Сам Хак ухмыляется, пока возится с её волосами и явно хочет сказать что-нибудь этакое, но сдерживается, пытаясь, видимо, не испортить момент. — Отсутствие вашей глупой болтовни благотворно влияет на мой мозг, — таки скалится он и мимолетно касается своего камня на шее. — Я тут понял одну интересную вещь, принцесса. Вы мне дар, так сказать, преподнесли, а я в ответ ничего и не сделал. Хак на секунду сжимает кулак и тут же его разжимает. То, что было раньше, осталось в прошлом, и им необходимо двигаться дальше. Он, несомненно, будет нести в сердце огонь ненависти, его ярость ни на каплю не утихнет сквозь года, и его гуань-дао всегда будет желать крови узурпатора, но ради принцессы он обязан попытаться забыть это и отпустить. Кровавые воспоминания Йоны стали тем, что разжигает её пламя, которое вдохновляет людей на свершения, и он тоже поддастся этому порыву. — Твои волосы прекрасны, Йона, — своими словами он заставляет девушку вздрогнуть, отвлечься от восторженного изучения обновки. — Они словно огонь. Йона медленно отнимает ладонь от подвески, и смотрит на него широко открытыми глазами, и в их глубине необъяснимый коктейль чувств. Да, именно такую реакцию он ожидал, неимоверно сильно хотел видеть — не одну застарелую боль, не необъятное страдание, а что совершенно другое, состоящее из множества. Такие эмоции обладают самым сильным эффектом — новое накладывается на старое, прореживает негативное однообразие, добавляя собственные краски, и меняет цвет. Хак позволяет себе утонуть в них, принять в себя новое и хотя бы на капельку отпустить ушедшее. Ведь они сами творцы собственной судьбы, на пепелище прошлого они возведут будущее, создадут новые воспоминания взамен болезненных старых. — Потому что такие же беспорядочные и ерошатся от малейшего ветерка, — продолжает Хак, не удерживаясь от шпильки. — Когда я смотрю на них, то вспоминаю еще одну легенду — про прекрасную птицу пламени, истинную дочь рассвета. Хак тянется к перу на ремешке, пропускает его сквозь пальцы и лохматит опахало. К сожалению, он так и не смог отыскать что-то приличное с красным, на худой конец, с оранжевым цветом, но и этот нежно-розовый изумительно смотрится на голове Йоны, не сливается с её собственным оттенком волос. — Эта птица особенная, прожив определенный срок, она сжигает саму себя, а потом возрождается из пепла. Говорят, что с каждым ее перерождением вместе с нею обновляется и весь мир — в нем что-то обязательно меняется, — Хак отпускает подвеску и тянется к ближайшей прядке. — У нее будто сотканные из пламени красные-красные перья, и лишь желтые искры изредка мелькают в них. Она издавна вдохновляла людей и была путеводным светом во тьме. Мне кажется, или это кого-то напоминает? Чувствуя, как холодные пальцы обнимают его лицо, а ее горячие губы впиваются поцелуем, Хак думает, что вряд ли ошибся. Пусть драконьи легенды сколько хотят, столько и твердят о том, что она реинкарнация самого Хирью, но для громового зверя она всегда будет птицей зари, которая своим огнём раз за разом воскрешает его, вдохновляет и заставляет биться сердце.