Перемены

      Я курил откровенно хреновые маггловские сигареты. Насколько же дурная это привычка для мага, кто бы знал. Наши предки курили трубки из дорогого дерева, хороший табак и экзотичные травы. А я вот втихаря смолю дешевки, смолы в которых больше, чем бумаги, из которых они сделаны.       Болит правое плечо. Всё-таки моя снайперская Heckler — Koch, как бы ни была облегчена, намного тяжелее волшебной палочки, да и отдача тоже несравнима. Резко повожу плечом — надо бы радоваться, что газоотводная автоматика германского производства работает в моих магических руках. Я смотрю на свои руки. Магического в них — только грязные разводы, в которых можно увидеть своё будущее. Его я вижу невероятно отчётливо — при первой же возможности приведу свою девочку в порядок. А то засрал свой основной рабочий инструмент до полной невменяемости.       Выпускаю облачко белого-белого дыма. Помню, как кашлял в первый раз, как решил, что не буду курить, что мне это не надо. Я был тогда таким наивным. Мы все были наивными. Ещё одна струйка дыма. Теперь я похож на дракона. Только драконов в этом мире больше не осталось. Два с половиной года назад где-то на востоке, в зоне бурлящих арабских конфликтов, уже не помню, в каком именно, был убит последний дракон. На него скинули стандартную бомбу — и всё, — голову разнесло, ошмётки чешуи и мозга, глаза и кровь на километр вокруг. Дорогие материалы солдаты растащили за считанные минуты, чешую ободрали — хорошо зачарованная драконья кожа спасёт от шальной пули. Из этого дракона у меня куртка. Как говорит Флинт, за неё меня рано или поздно и убьют. А я не спорю — убьют и убьют. Иногда даже думаю пришить на воротник указатель — мол, ремень у меня из той же кожи, не забудьте снять с трупа. Я такое уже видел на ком-то, чем-то очень понравилась фраза. Я вообще богатый, если посмотреть.       Поправляю ремень своей винтовки. Она, хорошая девочка, досталась мне пять лет назад, стала продолжением рук, точкой неподвижности. Нет ничего проще, чем сконцентрироваться на кресте её взгляда, успокоиться и отпустить пулю. Она сама знает, куда попасть, кого напугать, кого не пустить.       Стряхиваю пепел, неохотно отрываю взгляд от серых плит под ногами. Старое здание, высокий забор, узкие окна. Я не знаю, что тут было раньше, не знаю, где это «что». Где-то по дороге в Шотландию. Мы отступаем к Хогвартсу.       Втягиваю мокрый воздух. Тихо. Рано. Пусто. Началось всё совсем иначе. На годовщину рождения самого светлого волшебника Альбуса тогдашний министр решил открыться магглам. Шармбатонский коллега его поддержал, как и ряд европейских стран. Америка не смогла отказаться — магическая Америка тогда всё ещё являлась колонией разных стран. Дурмстранговцы воздержались.       Грянул салют, шампанское рекой. Магглы ликовали — что-то такое, как магия, оказывается, существует. Чудо, о котором многие мечтали. Магов останавливали на улицах, просили показать чудо. Морщусь. Кто бы знал, как я не люблю подобное. Тру вспотевший лоб.       Вот ирония — ровно через год ввели перепись магов. Первыми занервничали магглорождённые. Бежали в Австралию, на Восток, нелегально и легально, под видом магглов и магов, пытались затеряться. Но семь лет школы оторвали их от маггловского мира. К каждому рано или поздно приходили вежливые люди и просили пройти в Комиссию. Колдовал, не колдовал — какое кому дело. Маги должны быть известны. Маги обязаны ходить в балахонах. Маги обязаны носить знаки отличия магомира.       В это же время выплыла информация о последней войне с Тёмным Лордом, о командах Обливаторов, о законах (и беззаконии) в отношение магглов. Выплыла мерзкая подборка воспоминаний, транслируемая на всех каналах. Семь миллиардов магглов были в ужасе. Магия потеряла свой заманчивый ореол, превратившись из ожившей сказки в дуло реальности. В ядерную бомбу, с которой они живут. Великая Депрессия? Послевоенный кризис? Крах на Уолл-стрит? Ха.       Всё померкло перед Магической Истерией. Неудачливых магов в Египте рвали руками, в Прибалтике жгли, в Азии топили. Половина магомира за несколько недель отправились в мир иной. Мунго эвакуировали, министерства почти опустели — из десяти сотрудников, вышедших из дома, дойти до работы могли хорошо если семеро. Озверевшие простецы были невероятно внимательны, уверены в своих силах, могущественны в своём количестве. Ажиотаж подогревался регулярно выбрасываемыми картинами того, что творилось на встречах Упивающихся, что творили маги во Вторую Мировую.       Тогда Комиссия и стала такой, какой она сохранилась до сих пор. Орден контроля и правомерного использования Магии. Быстро были собраны Евгенические комиссии, созданы отдельные законы и договора по оказанию магами посильной помощи государству, отделы СОЗИДАНИЯ. Последнее было апофеозом — магглов собирали с нуля из органов магов, им переливали магическую чистую кровь, их разделывали и расчленяли сотнями способов. А наличие таких зелий как Костерост, Кроветворное и ряд других, чуть более специализированных, — открыло небывалый простор для экспериментов. Расчёт живучести. Расчёт обучаемости. Влияние веры. Влияние психотропных веществ. Тяжёлых наркотиков. Маггловских лекарств.       А волшебники, шокированные подобной жестокостью, не смогли собраться. Половину оставшегося после Истерии магонаселения тогда поглотила Комиссия. А потом маги встали на дыбы. Атаковали правительственные бункеры, крушили здания администрации. Трое магов с «бомбардами» — это уже сила. Но ничего не решают трое против хотя бы одного снайпера.       Через два года после «слияния двух миров» отчаявшиеся колдуны открыли Азкабан. Живые темнолордовские боевики устроили зажравшимся магглам кровавую баню. Это был успех, и неделю спустя открыли Нурменгард. Читал я как-то о штрафбатах Второй Мировой… С азкабанцами поступили ещё хуже — на лицах перед открытием вырезали слово «MAG», так же потом сделали с нурменгардцами. Таких спустя полгода магглы приучились отстреливать любой ценой. Голодные, спятившие азкабанцы, за которыми иногда следовали дементоры, не гнушались ничем, быстро освоили работающий рядом с магами огнестрел, и пошли в атаку на магглов, Комиссию и весь несправедливый мир. Внутренний круг и молодые изуродованные Псята, которые в 90-х протестовали против магглов… и оказались правы. Свои ненавидят их за это ещё сильнее, поэтому всем с вырезанным знаком «MAG» лучше не приближаться к тлеющим точкам, где собрались живые маги.       Часть из них, по слухам, пошла на Восток, в Сибирь, в Америку, на полюса. Магу в экстремальных условиях выжить проще, чем магглу. Но есть одно «но»: Законы Элементальной Трансфигурации Гэмпа. Маг не создаст еду из ничего. «Магглы годятся только в пищу» — так говорилось четыре года назад. На самые крупные сборища колдунов-ренегатов-канибаллов пали водородные бомбы.       Я стираю пот со лба. Тлеет сигарета. Где-то за горизонтом в муках встаёт солнце. Я ещё раз затягиваюсь. Война начиналась странно, но вот уже пять лет как она идёт. Где-то засела Комиссия, где-то волшебники. Первые зверствуют, вторые режут магглов везде кроме Комиссийных территорий. А таких много, так что крови на ритуалы хватит на века. А я иду к Хогвартсу. Был я и в Африке, и в Америке до миграции туда оборотней и великанов, был в Китае и Индии. Мерлин миловал, в славянских странах я не был. Оттуда из наших никто не вернулся.       Мы? А мы партизаны. Спасаем, вытаскиваем кого можем, добираемся до старых бункеров-складов — лабораторий. Но помогаем — только магам. Нас и так мало осталось.       Затяжка. Я изменился очень быстро. То, что не смогла изменить война с Тёмным Лордом, не смогла сделать самостоятельная жизнь и смерть единственного родного человека, сделали магглы. Кто бы знал, как я их ненавижу. Улыбаюсь. Я всегда скалюсь, когда вспоминаю о прошлом. Что-то гневное вскипает внутри, мозги прочищаются и замечательно удаётся Адское пламя. Я, оказывается, талантлив в огне.       Смотрю на линию восхода. Вообще-то сейчас не мой караул, но вот так вышло, что опять мне не спится. Утро промозглое, вчера был бой, нас накрыла одна из Манчестерских банд. Маггловских, конечно, мёртвых ныне. Мы хорошо поработали. Плечо ноет, палочка поёт, таким говорят и должен быть бравый солдат. Вот только глядя на наши исполосованные морды с выражением вечно угрюмого недовольства, никто нас в бравости и храбрости не заподозрит. Мы стали слишком похожи на Снейпа, так же плюёмся ядом и презираем весь мир. Мы так же с минуты на минуту умрём, сапёров среди нас не предусмотрено. Недоучившийся колдомедик, аврор, траволог, звезда квиддича, министерские служащие — они у нас есть. По совместительству это снайпер, солдаты, разведчики, специалист по сложным технологиям и радист. Кто что может, тот тем и занимается. Без знания маггловских реалий сложно, поэтому больше всего среди нас полукровок. Чистокровные выживают в духе азкабанцев, или учатся всему этому, или умирают. На самом деле, широкий диапазон выбора.       Я присоединился к сопротивлению сразу же. Честно скажу, многое сделал. Очень многое, так что «MAG»а на всю рожу однозначно заслужил. Но лицо у меня и так раскрашено — талантливый нью-инквизитор однажды брызнул кислотой мне в морду. Всех шрамов убрать не удалось. Все мы тут меченные. Даже магия не способна справиться со всем. Ещё десяток таких лет и быть нам отрядом блондинов, как шутит Монтегю. Он, кстати, лучший солдат — штурмовик, от самого Мерлина, не иначе. Разбирается в огнестреле, даже в том, который у магов не работает, умеет ставить ловушки и пользоваться холодным оружием для особо «замагиченных» зон. Трупов на нём — как на мне троллей по зельеварению. Если кровь у него с рук потечет — все потонем.       Жалею ли я? Лет десять назад жалел бы. Лет двенадцать-пятнадцать не смог бы с этим жить. А теперь горжусь даже. Жизнь всё меняет.       Я тушу бычок. Очень аккуратно тушу. Очень-очень, что бы чего не случилось. Манчестер рядом, толпы магглов. Опасно, я не предреку, что в случае поимки с нами сделают — не отбрехаемся, не откупимся. С началом этой войны я понял, что такое ненависть.       Это когда вместо Круцио говоришь Авада Кедавра, и жалеешь, что на Империо нет времени. А фантазия у меня богатая, я помню ту лабораторию в Японии с маленькими девочками и беременными подростками.       А теперь, после всего увиденного, мы идём в Хогвартс. Это почти как мечта — к нему последние полтора года рвутся все разведотряды. Говорят, там и теперь центр магкультуры. Говорят, там всё ещё спокойно можно жить. Говорят, нашли портал в другой мир и собирают там магов, что бы оставить магглов на этой искалеченной планете в одиночестве.       И лишь про то, что Хогвартса тоже может уже не быть, молчат. Если его и правда нет, мы тоже промолчим. И пойдём на филиппинские острова — говорят, именно там засела та нелюдь, чьего авторства была та японская лаборатория. Найдём и подорвём, вместе со всеми Филиппинами. А я вернусь к маме и папе. По ту сторону нас всех ждут с любовью.       За спиной еле слышно шуршат шаги. Глок, 9мм, H&K USP, в подсумнике бездонное множество смертоубийственных магических штук, карие глаза, короткая стрижка, Гермиона. Всё та же девичья фамилия Грейнджер, а вместо прозвища «зубрилка» теперь новое –«наша грязнокровка». Её тоже здорово поносило по миру — Австралия и весь ближний Восток, стаж чертовски впечатляющий. Она у нас специалист по высокотехнологичным компьютерам, давно не обижающийся на глупые прозвища. Прищурится и отберёт последние сигареты, если услышит. Она на этой маггловской дряни с седьмого курса сидит, ветеран всех известных боёв. Наша милая, добрая Гермиона, защищавшая домовых эльфов, отправившая четверть Африки в радиоактивный ад, второй холокост, мастер геноцида и любитель оставлять за спиной бушующие биологическо-вирусные бомбы. Взгляд как у Беллы, только вот размах в разы больше. Иногда мне хочется её пристрелить.       - Ну что, накурился? Пошли, скоро завтрак.       Я последний раз окидываю взглядом подходы к нашему временному убежищу. Где-то встало солнце, где-то за пределами этой планеты. Здесь же стоит безумная сука Грейнджер и я — выродок — убийца. В моей винтовке не простые патроны — опыление из весьма милого тропического цветика позволяет мне соревноваться с грязнокровкой в большехуительном биологическом оружии.       - Невилл, б*ядь, не маячь, бегом есть, Хог нас ждёт.       Я кривлю губы в улыбке. Паркинсон разливает чай, Монтегю дочистил свой арсенал, Флинт ушёл будить остальных. Вернётся опять с подбитым глазом, выпьет чая, сжует бутерброд и пойдёт с нами — в Хогвартс.