Она сдастся

Сегодня был, наверное, самый счастливый день в жизни Сторибрука за последние годы. И вовсе не потому, что очередной злодей был побежден или кто-то из героев вернулся из трудного приключения. И это был даже не праздник, посвященный тому, что удалось прожить целую неделю, а может быть и месяц, без происшествий и появления новых сомнительных личностей. Тут событие было куда более важное и волнительное. Наконец-то закончилась предпраздничная суматоха, жители больше не шныряли по магазинам в поисках подарков, женщины не дрались за то единственное и неповторимое платье, в котором, по их мнению, необходимо появиться, даже дети не верещали, бегая на площадке и играя в какие-нибудь незатейливые игры. Город застыл в ожидании, когда же случится то, к чему все так готовились. До церемонии оставалось не так много, около часа, но пустота улиц скорее напоминала постапокалипсис, чем оживленный городок. Да и местечко, на отшибе города, не предполагало наличие посторонних. На площадке, грустно поскрипывала качелька, на которой сидела женщина и, кажется, готова была расплакаться. Почему-то этот, казалось бы, счастливый день, вовсе не приносил ей радости. В груди больно сжималось сердце, лишь от одной мысли, что ей придётся присутствовать там. Что ей придётся улыбаться вместе с толпой счастливых лиц. Что ей придётся подарить лживую улыбку той, кто обычно способен распознать ложь. Но не сегодня. Мысли невольно возвращают к событиям недельной давности. Тогда, вечером, собралась странная компания. Люди, которые вряд ли когда-нибудь могли бы выпивать вместе. В одном баре? Возможно. В одной компании? Пожалуй, никогда. Но тот вечер был слишком значим, чтобы не прийти. Их компанию объединяла та единственная женщина, что имела значение для каждой. Та единственная, что в скором времени будет принадлежать мужчине. В тот вечер, все хорошенько напились. У каждой были свои, радостные или же горестные причины. Каждой было что вспомнить и за что выпить. Уже ночью, компания медленно начала терять в численности, кого-то забрали, кого-то пришлось тащить домой. Пожалуй, лучше всех стояла на ногах та единственная, что и собрала вокруг себя эту странную, но от того и веселую компанию. Компанию, из которой осталось лишь двое. Женщина, весь вечер сдерживавшая язык за зубами и старающаяся поддерживать лишь «безопасные» темы, и та, что являлась причиной опасности. Простое желание, скорее даже обязанность, довести перебравшего человека до дома. Но столь близкий контакт, что не хочется сознаваться, не хочется испортить момент, не хочется, чтобы она отпускала. Ее рука крепко сжимает чужую талию, вторая придерживает чужую руку у нее на плече. Сложно сказать, кто из женщин более пьян, ведь прогулки на свежем ночном воздухе отрезвляют, но упорство, с которым она ведет их к дому, поражает. Ключи никак не могут найтись в чертовой сумочке, а ее выжидающий взгляд и, кажется, намерение уйти развязывают язык. Нет, она не признает своих чувств перед ней. Просто не сможет. Простое приглашение на чай. Без каких-то явных намеков. Простой секс. Прямо там, на кухонном столе. Вскипевший чайник, так и не успевший заварить чай. Грустный скрип качельки давит на нервы, а по щекам предательски текут слезы. После, они не обмолвились и словом о случившемся. Будто ничего и не было. Будто стены особняка не сотрясались в ту ночь от стонов и сбитого дыхания. Да и о чем она только думала? На что рассчитывала? Что один случайный пьяный секс что-то решит? Что женщина, разрывающая ее сердце на части, вдруг бросит того, кто предначертан ей судьбой? Что они будут вместе коротать вечера у камина, когда состарятся? Возможно, и будут. Как старые подруги с пятью запланированными встречами в год. Или как сошедшие с ума бабки, попавшие в один дом престарелых. Но не как возлюбленные. Одиночество тяжким грузом давило на плечи. Промозглый ветер заставлял ежиться и сильнее стискивать себя в собственных объятиях. Ей не хотелось идти на церемонию, но она была должна там появиться. Чтобы в последний раз насладиться счастливой улыбкой той, что забрала ее сердце и душу. Чтобы она не волновалась лишний раз, ведь это ее день. Чтобы, как последний мазохист, нанести себе смертельно болезненную, но маниакально приятную рану. Конечно, минут через двадцать, женщина щелкнет пальцами, и ее внешний вид станет идеален. Никто даже не заподозрит, что еще минуту назад глаза были красными от слез, а вместо красивого платья, будто кричащего «выбери меня», ее кутала красная кожанка, столь ненавистная, но в то же время любимая. В ту ночь, когда они отдались греху, кожанка так и осталась в особняке, в отличие от ее хозяйки. Конечно, давно стоило вернуть этот чертов предмет гардероба, но женщине, будто не хватало духу этого сделать. Возможно, женщине стало бы легче, если бы та единственная не ответила на ее порыв, если бы послала ее или еще чего! Но она не послала, не отвергла. Она не просто поддалась этому порыву, но и принимала активное участие в той ночи. Дала какую-то незримую надежду. Еще через минут пятнадцать, женщина будет на месте. Она натянет на лицо самую лучшую маску радости. Самую лучшую из арсенала Королевы. Ту самую маску, что выкована болью и слезами, но не позволит хоть кому-то усомниться в ее настроении. В том, что она неимоверно рада за подругу. Возможно, даже слишком рада. Лишь один раз, бросив взгляд к алтарю, она позволит себе подарить той единственной грустную улыбку, чувствуя, как сердце рвется на части, а маска не выдерживает. Она попытается затеряться в толпе, чтобы больше не встречать взглядом эти любимые глаза. Чтобы маска, покрывшаяся трещинами, не развалилась совсем. Она покинет празднество непозволительно рано, но достаточно, чтобы гости не заметили этого. По ее лицу будут течь слезы, прическа растреплется, а наряд станет серым, таким же безжизненным, как и она сама, когда она наконец-то останется одна. Когда ветер сдует с ее лица маску, изошедшую таким количеством трещин, что она уже не разваливается, а буквально рассыпается. Когда на ее плечах вновь появится эта чертова кожанка. На мгновение ей даже покажется, что это любимые заботливые руки, решили укрыть ее от холода, а не собственная магия. Она неуверенно обернется, желая увидеть обеспокоенные глаза. Но улица окажется пуста. В склепе ее будет ждать кубок, в котором она замешает зелье, чтобы избавиться от этой чертовой боли. Она забудет ее. А после отправится куда-нибудь в путешествие. Подальше, чтобы не взбаламутить вдруг омуты памяти. Она начнет новую жизнь. Она сможет! Руки будут предательски трястись, слезы капать прямо в кубок, явно нарушая рецептуру, но ей будет плевать. Где-то в глубине души еще будут тлеть угольки надежды, что ее остановят, что ей не дадут совершить ошибку. Из зеркала на нее посмотрит разбитая, отчаявшаяся женщина. И ей не захочется такой быть. Она зажмурится, надеясь, что так будет легче, и залпом осушит кубок. Она сдастся.