wings

      Когда Чонгук одним прекрасным вечером вбегает в квартиру со словами: “Я, наконец-то, смог!”, у Чимина, кажется, сердце в пятки уходит и весь мир перед глазами вмиг чернеет.       — Я признался ему, Чимин-а. И он ответил взаимностью! — Чонгук улыбается широко, солнечно и счастливо, а во взгляде его лишь обожание и безграничная любовь. Чимин сглатывает шумно, выдаёт из себя улыбку и криво отвечает: “Поздравляю”.       Чонгук не замечает боли в дрогнувшем голосе и мокрых глаз. Он просто обнимает друга, с которым вместе вот уже много лет, а потом несётся на кухню. Лепечет о том, что приготовит сегодня чего-нибудь вкусного, потому что вдохновение ловит, и скрывается за дверью. Чимин же кидает “Да-да, я скоро буду”, а сам в ванную несётся. Рот прикрывает, скулёж в шуме воды прячет и всеми силами пытается не плакать. Не получается, и горячие дорожки скатываются по щекам вниз, убивая последние остатки рассудка.       Не верил. До конца не верил, что этот Тэхён ответит ему взаимностью. Глупо шутил всегда, поддерживал нрав своего пусанского друга, но никогда искренне не верил. Стоял за чонгуковой спиной, поглядывал на мир из-за его плеча и надеялся, что тот обернётся к нему. Посмотрит именно в его глаза, полные обожания, именно его заметит, как все те чувства, что он вкладывает в каждый свой поступок.       Потому что любит до коликов в грудной клетке, потому что задыхается только от факта того, что тот рядом: говорит с ним, смеётся, смотрит на него так тепло. Чонгук парные вещи им покупал, завтраки готовил и говорил много лет подряд о том, какое славное будущее их ждёт. “Мы всегда будем вместе, Чимин-а! Из Пусана вместе выбрались, а значит, и остальное вместе преодолеем!”.       Это “преодолеем” погрязло под огромным камнем, названным любовью. Потому что Чонгук действительно влюбился и, как не ожидал Чимин, в парня. Только вот не в него — в однокурсника, этого непутёвого и странного пацана по имени Тэхён. Чонгук всегда любил странные вещи.       От осознания этого Чимин задыхается, глотку ногтями царапает, лицо в холодную воду макает. Вдыхает после полной грудью, сдерживает себя, чтобы не закричать, а потом, кидая на голову полотенце, скрывается в их с Чонгуком комнате. “Я не голоден, Чонгук-и. Спать хочу”.       Чимин Чонгука избегать пытается: разговаривает мало, убегает почти сразу, на учёбу всё сваливает. А тот этого будто бы и не замечает — настолько погряз в собственном счастье, что чужого горя не видит. Это лишь сильнее Чимина убивает, отчего он таблетки горстями собирает, заглотить все разом хочет, но потом отказывается. Умирать страшно, на самом деле.       Страшно, но хочется. Поэтому, может, он гуляет вечерами, не боясь ночного города и его жителей. Темноту не обходит стороной, по всем закоулкам роется, на заброшки ходит, забираясь на самые высокие этажи. Смотрит вниз, мечтает о том, чтобы расправить крылья и как птица взлететь. Только вот всё равно разворачивается и спускается вниз по лестнице, ногами. Как человек.       Чимин не помнит, в какой момент начал курить, прогуливать пары и врать. Не замечает, как зелёный чай с лимоном сменяется бутылкой энергетика — просто потому что надеется, что тот ему жизни придаст в разбитое сердце. У Чимина шрамы на сердце и внутренней стороне бедра, а ещё зашитые лёгкие, в которые свежий воздух не проступает. Ему бы развязать запутанные узлы, отпустить и забыть, по-настоящему за друга порадоваться. Но он лишь сильнее утопает в этом странном чувстве, названным “любовью”.       После этого Чимин решает, что ненавидит слово “любовь”, романтические фильмы и влюблённые парочки, в сторону которых бесстыдно плюётся. Не ядом — едкими словами, сопровождающимися смехом.       В конце концов в Чимине всё так накапливается, что он берёт упаковку сигарет, бутылку какого-то дешевого и невкусного пива, которое слишком тёплое и на мочу по вкусу похоже, и идёт на любимую заброшку. Забирается на верхний этаж, стоит над самой пропастью и просто кричит. Кричит так громко, что глотку срывает, что кашляет и чуть ли не падает вниз — туда летит лишь пачка сигарет, в то время как самого Чимина с силой отталкивают назад. Он падает на пол, режет руку не то разбитым стеклом, не то отколотыми камнями, и смотрит в угрюмые глаза человека напротив. “Спаситель”. У “Спасителя” белые, как снег, волосы, такого же цвета кожа и круги под глазами, словно он не спал около века. Он шепелявит, матерится и говорит что-то о том, какие дети нынче выблядки.       — Вам лишь бы сброситься с крыши, а остальным что потом делать? Оттирать ваше дерьмо от асфальта?       От слов незнакомца Чимин начинает громко смеяться. После — так же громко плакать, вводя того в недоумение и тихий шок. Проходящий, становящийся испугом, когда тот, выставляя перед собой руки, начал городить что-то на манеру “Мне на тебя, конечно, похуй, но бля, малой, завязывай”.       В этот день Чимин напивается до белого каления, чудом доходит домой и встречает на пороге испуганного Чонгука. Тот говорит, как сильно переживал, ведь уже три часа, а хёна всё нет и нет.       — Ты пьяный? Чимин-а, ты что, пил? О, боже мой! — Чонгук зажимает нос ладонью и хмурится. — Ты ещё и курил?!       — Да мне похуй на твоё мнение, Чонгук! И на тебя тоже похуй! — кричит на него Чимин, а после понимает, что просто цитирует слова того странного парня со стройки.       На следующий день у Чимина болит голова и сушняк мучает жуткий. Чонгук подбитым щенком за ним ходит, пытается таблетки всучить, спросить, как у того дела, как он себя чувствует, но Чимин лишь отмахивается, чуть ли не бьёт младшего по лицу от неаккуратности и шлёт его нахуй.             “Бесишь”       На улице холодно, Чимин куртку натягивает, сигаретой затягивается и опять идёт на заброшку. На тот же этаж, в этот раз — с бутылкой зелёного чая с лимоном. Он курит медленно, курит много, сидит на том самом обрыве и ногами чуть покачивает. Спокойствие ловит, мираж пытается поймать.       — Опять скинуться хочешь? — слышит он голос за спиной, заставляющий его вздрогнуть.       Чимин закусывает губами фильтр, поворачивается и встречается со взглядом не спящего много веков. “Это моё место, — вспоминает он слова пьяного, — я часто зависаю здесь. Тихо, спокойно, безлюдно. Красота”.       Склонив голову вбок, незнакомец смотрит на Чимина, ждёт, когда тот что-то скажет. И он говорит:       — Как тебя зовут?       — Прости?       — Имя. Ты не представился вчера.       Мин Юнги стал для Чимина ножницами. Он бережно состригал каждую затяжку, которую сам парень завязывал на своих сердце и душе тугими узлами. Он не был осторожен — скорее, даже груб. На язык и действия.       Юнги учит Чимина правильно курить, говоря, чтобы он либо бросал, либо вдыхал в лёгкие. “Рак губы получить хочешь?”, — и давал подзатыльник, показывая, как нужно правильно. Тогда-то Чимин впервые закашлялся.       Юнги учит Чимина правильно пить. Не торопясь, сидя на этой самой стройке: провожая закат, встречая рассвет. Он говорил о том, что не нужно вливать в себя — нужно оставаться на тонкой грани лёгкой головы и развязного языка, но всё ещё быть в состоянии стоять на ногах.       Юнги учит Чимина правильно жить. Он показывал ему все прелести этого мира, разносящейся по пустым помещениям заброшенного здания иностранной музыкой. Старший забавно подпевает зарубежные реперам, “играет” руками и завоёвывает сердце парня целиком и полностью.       Юнги двадцать пять, он повидал “много дерьма в своей жизни” и рассказывает об этом самому Чимину. Потому что алкоголь в голову ударяет, да и “ты неплохой парень”. И Чимин слушает, упиваясь, утопая в прокуренном голосе и хуёвой жизни на самом деле незнакомца.       Чимин отдавал себя в руки Мин Юнги целиком и полностью.       — Чимин-а, Чимин-а. Хён! Пожалуйста, скажи, что с тобой происходит? — Чонгук ходит за ним все перерывы, ловит моменты, когда старший не сбегает с пар и просто не прогуливает их. Дома поймать того невозможно — просто потому что не ночует.       У него за спиной Тэхён. Такой же обеспокоенный, не понимающий, что происходит с их знакомым. А Чимин только шлёт тех, говорит, чтобы не вмешивались в его жизнь. И опять прогуливает.       Парой часов позже Чимин получает от Юнги пинок под зад, угрюмый взгляд и       — Ты серьёзно? Прогуливаешь из-за этого сосунка?       А затем: “Пока не закроешь сессию — можешь больше сюда не приходить”. Чимин скулит, пытается оправдать, но Юнги его не слушает. Не говорит и слова, а парень понимает — ещё один урок. Ещё одна нитка, бережно вынутая из его сердца.       Юнги учит Чимина курить, пить и жить. Учит, что мир не построен на чувствах и принципах человека. “Иногда нужно делать то, чего не хочется, чтобы быть тем, кем ты будешь”, — бормочет Юнги, а глаза его устремлены в ночное небо. Туда же смотрит и Чимин, замечая кучу созвездий на удивительно чистом небе. Даже зима не закрывает их от общего взгляда двоих.       — Ты ведь понимаешь, что все мы имеем выбор? — Юнги выдыхает дым прямо в лицо Чимина. Тот хмурится, отвечает той же монетой, на что старший тихо бормочет “Боже, какие слабые. Куришь, как баба”.       — О чём ты, хён? — интересуется Чимин, поддевая пальцами крышку от зелёного чая с лимоном. За полгода их накопилось здесь прилично.       Долгое время Юнги не отвечает. Он щурит свои тёмные глаза, чешет белые волосы, подпирает щёку ладонью.       — Мы не в праве осуждать решения других. Ведь у каждого свой взгляд на то или иное, — он переводит тяжелый взгляд на любопытного Чимина и говорит то, что заставляет его вздрогнуть: — Прости малого. Просто уже прости.       А потом тем же вечером Юнги бьёт Чонгука по лицу. Просто потому что “Заслужит, сучёныш”.       Юнги не пьяный, и Чимин смеётся не потому, что под травкой. Он тащит старшего за собой, сбегает к чёртовой матери от их квартиры. Они бегут долго, выдыхаясь полностью. Чимин телефон выключает — тот надрывается, как запертый в клетке дикий пёс, а потом смотрит на побитое лицо Юнги. Улыбается почему-то счастливо, не перестаёт смеяться. И Юнги в ответ смеётся, сплёвывая кровь куда-то в тонкий слой белого снега под ногами.       Тем же вечером Чимин впервые целует Юнги. Их первый поцелуй на вкус напоминает кровь, тяжелые сигареты и зелёный чай с лимоном.       Потом Чимин обрабатывает раны Юнги — прямо там, на крыльце ближайшей аптеки. Они улыбаются, смеются, шутят своими шутками, которые не поймёт никто. В этот момент Чимин понимает, что Юнги отрезал его последнюю нитку — ту, что связывала его не только с Чонгуком, но и с прошлым в целом.       Юнги создаёт Чимина заново: с крыльями за спиной и мечтами впереди. И Чимин платит тем же, отдавая себя и все свои заботу и любовь этому угрюмому, но на самом деле чертовски доброму человеку, который, не дав ему взлететь однажды, позволил взлететь сейчас.       Но уже не гордой одинокой птицей.