Просто герой

Мне было восемь, может девять лет, когда нам пришлось переехать в новый дом. Он стоял на краю дачного посёлка и выглядел, скорее, как повидавшая всё в этой жизни избушка. В отличие от остальных, папа сразу загорелся идеей сделать из этого недоразумения что-то стоящее, и начать он хотел с первой же зарплаты на новой работе. Но настоящий ремонт начался только через год проживания там, когда изолента уже перестала спасать от сквозняков. Осенью здесь становилось пусто. Всех детей моего возраста увозили родители в школу, а те, кто оставался, не особенно стремились на улицу. Жизнь становилась серой и скучной – под стать этому вечно дождливому небу. Я могла часами бесцельно шататься по посёлку, имени которого не знаю и до сих пор, и собирать опавшие листья, чтобы мама выкинула их потом, как ненужный мусор. В тот день, впервые за месяц, выглянуло солнце. Ненадолго отодвинуло облака в стороны и показалось во всей своей ослепительной красоте. Даже грязь под его лучами преобразилась и стала не такой противной. Я не торопясь брела по дороге, старательно избегая лужи с мутной водой, которые, казалось, скрывали в себе что-то таинственно ужасное. Может, монстр сейчас вытащит свою грязевую лапу и схватит меня за новые желтые сапожки, а может, это и не лужа вовсе, а затопленный канализационный люк, провалившись в который однажды, назад уже не выберешься. Справа от меня, в кустах, растущих за обочиной, послышался шум. Я остановилась и внимательно посмотрела на шевелящуюся листву, когда из неё показалось улыбающееся лицо Женьки. Соседский сын, ему тогда было двенадцать. Наши отцы почти сразу сдружились, благодаря чему познакомились и мы. Он был высокий, худощавый, с острыми плечами и по-детски хриплым голосом. Казалось, он никого и ничего не боялся. Всегда первый, всегда знающий, всегда веселый и беззаботный. Иногда, если у него уроки заканчивались раньше, Женька мог встретить меня после школы, чтобы пойти домой вместе. Он мог говорить всю дорогу, не останавливаясь, не переводя дыхание. Я помню, как он рассказывал про подвиги партизан и убеждал меня, что смог бы так же, а я, глупая, не верила. Женька вылез из кустов и отряхнулся одной рукой, другой придерживая ком под покровом его джинсовой куртки. В его черных растрепанных волосах торчали листья, но его, кажется, это совершенно не волновало. Он посмотрел на меня ехидным взглядом, а затем в два шага оказался рядом. - Ты чего в кустах делал? - И тебе, Арина, доброго дня, - съязвил он, а затем нагнулся так, чтобы наши глаза были на одном уровне. – Смотри, чего у меня есть. Он чуть отодвинул край куртки, и я заглянула внутрь. Под его боком тихо посапывал маленький ёж, иногда вздрагивая и щетинясь, из-за чего Женька шипел и чуть скалил зубы. - А ежа где успел украсть? Он раздраженно фыркнул и свёл свои широкие брови к переносице. – Сама ты украла, а я спас. Шёл из магазина, меня батя послал, и увидел, как в ручейке что-то барахтается, я думал, что котёнок, а оказалось – вот. - Ты поэтому по колено мокрый и весь грязный? - Подумаешь, грязь, зато смотри, какой милый. Он улыбнулся и провёл свободной рукой по ещё не окрепшим иголкам животного, из-за чего тот поёжился, заставляя Женьку снова тихо прошипеть от неприятного ощущения. Я усмехнулась и пошла дальше, а он, чуть промедлив, догнал меня и встал впереди. – Пошли ко мне, вместе ежа покормим? Предложение было слишком заманчивым, и я не смогла отказаться. Женька игрался с новым питомцем на полу, пока я сидела за массивным дубовым столом и уплетала приготовленные дядей Вовой пельмени, сам он сидел с другой стороны и осуждающе смотрел на сына, не забывая временами тяжело вздыхать для пущего драматизма. - Лучше бы ты продукты из магазина принёс, - обреченно сказал он, подпирая обвисшую щеку крепкой рукой. - Да они у моста остались, сейчас ёжик доест, и я схожу, заберу, – безразлично отозвался Женька с пола, не отрываясь от своего занятия. - Ага, там уж от еды ничего не останется, видел же, какие у нас стаи собак бегают. - Ну, собакам нужно тоже питаться, - задумчиво изрёк Женя и посмотрел на отца, а затем на меня, как бы ища поддержки. - Не за мои деньги, - дядя Вова обреченно вздохнул и встал, опираясь рукой на стол, – заканчивай уже ерундой страдать, взрослый парень ведь. - Это не ерунда, - обиженно заявил Женька и, как мне показалось, надул нижнюю губу. - Да ну? – неподдельно удивился отец, – и как же тебе это в жизни пригодится? - А я героем буду. Вот вырасту и буду людей спасать, а пока на животных тренируюсь. Тяжелые плечи дяди Вовы вздрогнули, а сам он рассмеялся своим неизменным басом, чем напугал меня и заставил лицо сына вытянуться от удивления. – Вот как ляпнешь иногда, так ух! – он немного отдышался и, улыбаясь, посмотрел на Женьку. – Герои зарплат не получают, как ты еду будешь покупать? Или она тебе с деревьев будет падать? С этими словами дядя Вова вышел из кухни, махнув напоследок рукой и продолжая тихо хихикать. Женя тихо хлюпнул носом и отвернулся к ежу, так, что я могла видеть только его немного подрагивающую спину. Мы не говорили о том случае никогда, а стоило бы. Он стал более спокойным, серьёзнее занялся учёбой, а через год на семейном празднике заявил, что хочет быть юристом. Его вечная улыбка уступила место безразличию, а на отца он начал смотреть не то со страхом, не то с отвращением. Впрочем, я бы сказала, что он начал так смотреть вообще на всё. Женька стал реже выходить гулять, и местные ребята стали называть его никак иначе, как Женя – никаких кличек, обзывательств или ласкового «Женечка». Он отстранялся от нас, а я тянулась за своим увядающим солнцем. Это было четвёртое декабря. Несколько дней до этого стояли заморозки, так что пруд на другом конце посёлка успел покрыться льдом. Я проснулась за полдень, был выходной день, а за окном сияло солнце. На ветке, упирающейся в окно, сидел снегирь и заглядывал в мою комнату своими глазами – пуговками. Я приветливо улыбнулась новому дню и встала с кровати. После завтрака мои родители уехали в город за покупками, а я, одевшись и, схватив коньки, выбежала на улицу. Мороз сразу начал щипать мне нос, а щеки покрылись румянцем, я пошла к калитке, выдыхая пар через рот, а когда вышла за забор, прямо передо мной пронеслась черная кошка. Не обратив на неё никакого внимания, я весело зашагала дальше, переходя дорогу. Под ногами хрустел снег, а над головой каркали голодные вороны. На секунду мне стало страшно, что-то внутри меня сопротивлялось, может, это было предчувствие, а может, и просто детская впечатлительность, в конце концов, я была очень пугливым ребенком и вороны всегда казались мне жуткими. Я сделала неуверенный шаг назад и остановилась. Возможно, я бы вернулась домой, если бы не заметила в окнах напротив сонное лицо Женьки. Его отросшие растрепанные волосы спадали на лоб, а сам он был в мятой черной футболке. Вспомнив, как долго я уговаривала его пойти со мной на пруд, я тут же переборола весь страх и снова упрямо зашагала к дому. Мы шли к пруду быстро, мороз подгонял. Женька засунул руки в карманы куртки и смотрел под ноги, думая о чём-то, а я рассказывала о том, как первый раз встала на коньки. Он иногда поглядывал на меня с улыбкой, отпуская свои смешные комментарии, которые тогда если не оскорбляли, то обижали меня точно, из-за чего ему каждый раз приходилось извиняться. Лед на пруду был почти чистым. Ветер сдувал всё лишнее с гладкой поверхности, что не могло меня не радовать. Я села на снег и, стянув ботинки, надела коньки. Пока я завязывала их, Женька спустился к краю берега и задумчиво произнес: – Лёд не такой уж и толстый, может, ещё пару дней подождёшь? Я ехидно взглянула на него и весело спросила: – Испугался? В ответ мне было лишь фырчание и уязвленный взгляд Женьки. Он сделал шаг на лёд и, когда убедился, что он его выдерживает, пошёл дальше. Коньков у него не было, да и не умел он на них кататься, поэтому, приняв моё приглашение, устав от моего нытья, он оговорился, что будет просто ходить рядом. Вслед за Женей на лёд спустилась и я. Под лезвием сверкнули искры отлетающих осколков льда, а сама я с грациозностью слона доехала до своего друга, цепляясь за его спину. Он удивлённо посмотрел на меня. – Ты же говорила, что умеешь кататься - Умею, - взвизгнула я, а затем тихо добавила, – просто тут лёд неровный… Он усмехнулся и схватил меня за руки, начиная кружиться. Мне было страшно, я просила его остановиться, визжала и старалась вырвать свои руки из его хватки, а он смеялся, смотрел на меня своими лукавыми зелёными глазами и смеялся так искреннее, что не могла не засмеяться и я. Вскоре страх ушёл, а его место заняло веселье. Он брал меня за одну руку и бегал кругами, катая меня, толкал вперед, а затем помогал подниматься – тормозить - то я не умела. Такое веселье могло продолжаться хоть целый день, но солнце уже лениво клонилось к закату, поэтому Женька, подцепив меня под руку, поволок к пологому берегу. Я сопротивлялась. Мне хотелось остаться. Впервые за всё время после того разговора я узнавала своего лучшего друга. Он снова веселился, снова рассказывал мне небылицы, снова светил. Оттолкнувшись от Женьки, я скользнула вперёд, игриво смеясь и дразня его черепахой, но тут что-то хрустнуло под ногами. Я замерла, замер и он. Под нашими ногами поползли трещины, а лед начал немного проседать. Я начала прерывисто дышать, чувство панического страха овладело мной. Испуганными глазами с собирающимися в их уголках слезами я посмотрела на Женьку. Ему тоже было страшно, но он не паниковал, он спокойно смотрел на меня, а затем поднял руки в стороны и сделал маленький шаг мне навстречу – лёд нещадно прогнулся сильнее, и Женя снова замер. Он тихо вздохнул, успокаиваясь, и опустил глаза, проследив за образованием трещин, кажется, он уже тогда всё понял. Женька снова посмотрел на меня. - Арин, слушай меня, аккуратно иди к берегу, ты ближе. - Но, Женька, а ты? – я не могла спокойно разговаривать, мой голос срывался, руки дрожали, а колени подкашивались. - Я знаю, тебе страшно, но поверь мне, всё будет хорошо, просто аккуратно иди назад. Шаг за шагом. - Неправда! – отчаянно крикнула я, – мы утонем! - Арина, пожалуйста! Он спокойно смотрел на меня, как не может смотреть ни один взрослый. Он не думал о себе в тот момент, словно его жизнь была неважна, словно он и не человек вовсе. – Просто иди, поверь мне, разве я обманывал тебя когда-нибудь? Он улыбнулся нежно и искренне, успокаивая меня, и это сработало, я вернула контроль над своим щуплым тельцем и сделала два шага назад, прежде чем лёд снова затрещал, на этот раз ещё громче. Я посмотрела на Женю, а он испуганными глазами смотрел мне под ноги. Внезапно стало сыро и холодно. - Прыгай! – крикнул он мне. А я словно не слышала. – Прыгай! Кому говорят! – его голос звучал, как сирена, а глаза погасли, в них больше не было того ядовито-зеленого пламени. И почему-то я думала тогда о его глазах. Он сорвался с места и побежал ко мне, толкая в сторону берега, я упала метрах в двух от него, там, где лёд был уже крепким – безопасная зона. Резкая боль в боку словно привела меня в чувство, я подняла голову и посмотрела на Женю. Он стоял рядом с тем местом, где была я. Его грудь тяжело вздымалась от сбившегося дыхания, а глаза оценивающе бегали по мне. Поняв, что я в порядке, Женька тихо выдохнул и улыбнулся. - Дура. Сказал же – прыгай! Я хотела ответить ему, но тут лёд снова треснул. Нет, не подо мной. Под ним. - Женя! – последнее, что я успела крикнуть ему, когда его макушка скрылась под темной водой. Мне говорили, что меня нашли плачущей и зовущей на помощь на берегу, но я не помню этого. Перед моими глазами тогда было только Женькино улыбающееся лицо. Живое лицо. О том, что он не выжил, я узнала только через неделю. Мама проговорилась, после того как я снова начала просить отвезти меня к нему в больницу. Внутри меня всё оборвалось. Словно всё свалилось куда-то к ногам, всё органы, кости, душа… Упало и ускользнуло, оставляя после себя абсолютную пустоту, которую ничем не заполнить. На следующий же день я истерикой выпросила отвезти меня на могилу, где мы встретили и дядю Вову. Он сидел на оградке и пил что-то из своей фляжки, положа руку на край плиты. Женька был изображен на камне с застывшей улыбкой. Я не хотела плакать, но слёзы сами катились по щекам. Подойдя к дяде Вове, я положила ему на плечо свою маленькую ладошку и заглянула ему в глаза. А он, оторвавшись от камня, посмотрел на меня и улыбнулся с красными заплаканными глазами. – Ну, Аринка, ты мне теперь как дочка будешь. Он положил свою тяжелую руку на мои хрупкие плечи и уткнулся подбородком мне в макушку: – Когда у тебя там выпускной будет? Через 5 лет? Я к тебе приду, ладно? – его голос сорвался, а плечи задрожали. – Уж не прогонишь меня старого, ладно? Позволишь тобой гордиться? - Ладно, - тихо отозвалась я. – Дядь Вов, простите… - За что, милая? - За то, что не сможете гордиться Женей. – Я утёрла слёзы с щек, которые начали медленно замерзать и стягивать кожу. - Я уже им горжусь. В отличие от меня, он смог стать героем для кого-то. Он убрал руку с моих плеч и зарылся ей в свои волосы, словно пытаясь вырвать мысли из своей головы. Я больше не решалась его тревожить и отошла в сторону, последний раз глянув на могильную плиту. Вышло солнце, и луч, пробиваясь сквозь еловые ветки, упал и осветил лицо Женьки. Он смотрел на меня с холодной плиты своим черно-белым взглядом, и я вдруг отчетливо увидела в нём зеленый. В тот момент я поняла, что теперь живу за двоих, во мне бьётся и его сердце, я дышу через его лёгкие, вижу его глазами. Теперь и я должна стать героем, которым могут гордиться, который может помогать бескорыстно и может светить для кого-то так же, как Женька, соседский сын, когда-то светил для меня.