Прошу, живи.
Так, чтоб никто об этом не пел.
Без болтовни мертвеца с мертвецом о том, что это предел.
Дорогой Ваня,
Вполне вероятно, что данное письмо тебе передаст кто-либо из врачей или, на худой конец, медсестер, что будут так прискорбно смотреть на тебя и лишь говорить: ‘Нам жаль’. Им стоит жалеть только в том случае, если после моей кончины наступит кончина других. Единственная жизнь, что могла исчезнуть после саркомы сердца, это моя жизнь, поэтому все должны жить. Ты должен жить: радоваться победе команды, любить родителей, найти того, кто разделит с тобой эту жизнь.
Там вдалеке ведут конвой царской женской тюрьмы.
Смотреть на салют и левой ногой там оказался ты.
К сожалению, а может и к счастью (Знаю, что ты сейчас надулся. Не обижайся, я же любя), мне не удалось полноценно прожить ее с тобой. Но об этом не стоит жалеть, ведь эти оставшиеся годы моей жизни были лучшие, несмотря на учащение приступов, отсутствие лекарств так таковых и этого глупого инцидента на таможне. Как только мы познакомились, я еще не до конца понимал к чему это приведет. Все шло так легко и непринужденно, будто так и должно быть. Конечно, потом на пути мне повстречалась Саша… Неописуемой красоты девушка, но я не любил ее, понимаешь? Она меня любила, а я ее нет. Повелось влюбиться в тебя, Вань. Саша все прекрасно знала, как, впрочем, и остальные. Мне стоило об этом догадаться сразу же, как только однажды, вне контекста, на одной из прогулок она произнесла одну лишь фразу: ‘Любовь и кашель не скроешь’. Если второе я сдерживал еле как, то первое уж и подавно. Думаю, глупо было тогда после дня нашей знаменательной победы на олимпиаде в Мюнхене забираться к тебе ночью в комнату, чтобы признаться в этом. До сих пор помню, как грохотали салюты, что буквально перекрывали мою пламенную, частично пьяную речь, написанной и рассказанной мною для тебя. Изначально мне казалось, что за это ты будешь зол на меня. Но кто ж знал, что после завершения моей тирады, ты повалишь меня на свою кровать, а мы так и пролежим до утра.
То, что проходит так легко, как ножичек мягкий бок.
Дырочка в камне — куриный бог.
С тобой всегда было хорошо, даже будучи в отвратительном состоянии, когда дышать было невозможно, а сердце билось как бешеное. Я просто смотрел на тебя, и мне становилось хорошо: болезнь как рукой снимало, это точно. Я тебе такое вряд ли при жизни говорил, но ты был подобием талисмана для меня. Везде, где бы я ни был с тобой, преследовала удача. Да что уж тут говорить — встреча с тобой это одна огромная удача. Надеюсь, в следущей жизни мне также несказанно повезет, как и в этой.
Гнется росток, ты грызешь ноготок.
Над выходом слово ‘выход’.
Чтоб понимал каждый дурачок, что он заведомо выиграл.
Мне остается совсем немного, буквально день, я чувствую это. И так странно осознавать, что уже завтра я могу не проснуться. Мне казалось, что слишком рано я ухожу, так и не поборовшись за свое дальнейшее существование. Было страшно со всеми расставаться вот так глупо, из-за какой-то дурацкой болезни. Однако, я был таким дураком, ведь только сейчас под конец начал осознавать, что я по-настоящему выиграл эту жизнь. И как принято полагать — после каждого выигрыша следует начало новой игры с другими правилами, на которой тоже нужно побороться за победу. И пока я постепенно начинаю игру заново, в надежде выиграть ее также удачно, как и эту, ты, Ваня, должен переходить на новый уровень этой игры под названием ‘жизнь’. Начни его правильно.
Твой Саша
***
Днем 1 октября Александра Белова было необходимо срочно реанимировать. Медсестра, нашедшая в палате Белова и передавшая письмо Ивану Едешко, говорила, что застала того в слезах посреди коридора. По предварительным данным в ночь со 2 по 3 октября 1978 года в возрасте 26 лет Александр Белов скончался от саркомы сердца. Был похоронен в Ленинграде на Северном кладбище его товарищами и ближайшими родственниками.
***
‘Спустя столько лет то письмо до сих пор хранится у него, - отвечает Лариса Едешко, жена Ивана Едешко, в одном из интервью, - говорил, мол: ‘Письмо личного характера’. Ну, я и не смею к нему прикасаться. У каждого из нас были тяжелые расставания, вы меня сами понимаете, ведь так?’
