Можно тебя сейчас?

Рей живет в новом доме, в новой семье уже третью неделю. К хорошему быстро привыкаешь, а ее условия жизни никогда не были настолько комфортными, как сейчас, хотя ей все еще трудно в такое поверить. Подсознательно Рей все ждет, когда ей объявят, что она не подошла их семье, и они решили сдать ее обратно, как порченный товар. Но все таки, несмотря на такие опасения, ей снова захотелось просыпаться по утрам. Желание жить нормальной, полноценной жизнью расцветало в ней, как ромашки после дождя, вытравляя страх перед новым днем, ставший первой привычкой при жизни у Платта. Это дорогого стоит. Каждое утро они спускались завтракать всей семьей. Иногда заходил Люк, который на самом деле жил в соседнем доме. Готовил обычно Хан, но ее предупредили, что такое случается только, когда он не в рейсе. И от конца отпуска отца осталось всего два дня. Мысль о разлуке с ним тревожила и печалила Рей, заставляя думать, что, как только Хан выйдет за порог, вот тут-то остальные обитатели и отыграются на ней за все хорошее. Вообще-то, такого мрачного будущего Золушки ничто не предвещало. Все продолжали быть радушными, заботливыми, дружелюбными. Люк всегда внимательно слушал любую ее историю из прошлого, а Лея, кажется, стремилась восполнить все материальные лишения в жизни Рей. Уже на второй день увидев скудный багаж Рей, женщина пришла в ужас и буквально насильно повела по магазинам, потратив такое состояние, что Рей еще сутки бил нервный тик при воспоминании о сумме. Зато теперь ее шкаф ломится от разнообразных вещей, и девушка даже не уверена, что в ее жизни найдется достаточно поводов, чтобы надеть их все. А от того, с каким энтузиазмом ее встретил лучший друг Хана, у нее все еще кружится голова. Чуи, как ей великодушно разрешили его называть прямо с порога, был огромным, (боже, даже выше младшего Соло, что Рей уже казалось невозможным) дружелюбным, бородатым мужчиной, непонятно как умещающемся в кабине самолета; с первых минут он решил проявить свое отношение к ней, задушив в своих массивных объятиях. Он даже кружил ее по гостинной до тех пор, пока у Рей не взвыл вестибулярный аппарат. Такая дикая радость ей показалась еще более странной, чем реакция Леи и Люка вместе взятых. Потом правда, Чуи объяснил, что был знаком с ее матерью, дружил с ней в юности, и она очень напомнила ему юную Киру. Это немного примирило Рей с таким бурным приветствием. Да и поговорить с кем-то о матери было приятно, а узнать, какой она была до того, как погрязла в заботе о Рей — еще лучше. И хотя она все еще не понимала такой доброты к своей персоне, Рей знала, что была бы дурой, если бы старалась испортить эту красивую сказку. В этом светлом царстве было только одно темное пятно — Бен. Казалось, он впитал в себя гипотетическую ненависть к ней всех его близких и не стеснялся ее проявлять. Иначе чем «помойщица» и «эта» он никогда ее не называл, даже не смотря на замечания отца или Леи; он игнорировал семейные завтраки, обеды, ужины… да в принципе все семейные посиделки, если она присутствовала там. Не сказать, что это как-то сильно ей мешало жить, но она видела, что это оставляет отпечаток на отце и остальных. Люк рассказал ей, что у Бена вообще-то есть своя квартира, но Лея очень тосковала по нему, когда он переехал туда пару лет назад, и Хан уговорил сына оставаться в семейном доме хотя бы несколько ночей в неделю, мотивируя, что от них ближе к месту учебы. До появления Рей система работала отлично, и Люк даже думал, что его семья наконец-то нашла баланс во взаимоотношениях. Но теперь, Бен появляется в доме не больше двух раз в неделю, а если и появляется, то в таком упитом состоянии, что Рей думалось, что Лея лучше бы согласилась на невозможность видеть сына, чем на разрушение его печени. Не было и сомнений, что так он выражал свое недовольство существованием Рей. Но ее не выгоняли, и Бен возвращался все пьянее и пьянее. И практически каждый раз при его появлении, они скандалили с Ханом. Громко, с битьем в стену кулаками, (слава Богу, больше он отца не бил), оскорблениями и слезами Леи. На самом деле, Рей не хотелось быть виноватой в разладе этой семьи не только из-за страха, что ее вышвырнут, но и потому что… они ей нравились. Ей нравилась теплота, царящая во время семейных посиделок, как по доброму подшучивал Хан над Люком, или как Лея журила Хана, когда он расходился и говорил лишнее, как заботлив Люк с сестрой, или как горели глаза Леи, когда она рассказывала о Бене. Рей, большую часть жизнь проведшей сама по себе, (матери-одиночки обычно не имеют возможности ходить каждое воскресение с ребенком в парк на прогулку или тому подобное), их отношения казались образцом идеальной семьи. Она не могла представить, чтобы кто-то пытался добровольно отказаться от таких родных, как они, как бы не обуревала злость. А еще она хоть и не часто, но признавалась себе, что ее обижала эта ненависть Бена. Нет, она понимает, что любить ее он не обязан. И даже принимать, но по сути, он не дал ей и шанса. Рей всегда считала себя достаточно неплохим человеком, и такая ярая ненависть к своей персоне ее задевала. Если бы он хотя бы позволил ей поговорить с ним, она может смогла бы объяснить, что ничего не крадет у него, что не хочет вставать между ним и его семьей, что сама ничего не знала о своем отце. Просто попыталась бы донести до него, что это несправедливо сваливать на нее вину просто за ее происхождение, она не виновата в том, что его сестра. Впрочем, шанса исправить его отношения ей точно не предоставится. И ничего не остается, как просто терпеть все его попытки сделать ее жизнь хуже: музыки в три часа ночи, которую услышит только она через стенку, потому что родители в другой стороне дома, или откровенно подростковых пакостей вроде отключения горячей воды по утрам, открывания окон в ее же комнате, игнорируя ее присутствие, (он вообще игнорировал тот факт, что это комната принадлежит ей) или выбрасывания мусора у ее порога. Последнее почти причиняет боль. И каждый раз он провожает ее насмешливо-понимающим взглядом, когда она вынуждена этот мусор подбирать. Да, прозвище, данное для Рей, он определенно не даст ей забыть. На самом деле, если бы он хоть немного представлял, какой ад жизнь у Платта — его попытки показать свое презрение были бы намного изощренней. Но Рей не настолько сумасшедшая, чтобы подавать ему идеи. А мелочи, вроде окрашенной одежды после стирки, когда он подбросил свои носки, видимо, пытаясь показать, что ее вещи для него не имеют никакого значения, она переживет довольно легко. Особенно, учитывая, что его же мать обеспечила ее всем необходимым на годы и годы вперед. Но сегодня она надеялась, что будет немного по-другому. Сегодня весь дом стоял на ушах, пришли Люк и Чуи, и повод и правда был весомый. Бену исполнялось двадцать, и Лея по этому случаю была особенно взбудоражена. Рей интуитивно предчувствовала, что все старания накроются медным тазом, и даже пыталась отлинять от помощи, чтобы не дать Бену повода возмутиться ее участием. Хан и Лея, правда, слушать ее не стали, безапелляционно заявив, что она теперь часть семьи, и это и ее праздник. «Бен бы с вами точно не согласился,» - думает Рей, помогая Лее расставлять тарелки на столе. Ужин и правда был невероятный, у бывшей голодающей текли слюни только при одном взгляде, и она не могла дождаться, когда уже явится Бен. Ей было плевать на все его оскорбления, вот ради того, чтобы попробовать вот ту утку с яблоком и черносливом и вот тот аппетитный салат с сыром и курицей, она стерпит все, что угодно. Однако спустя уже второй час, стало понятно, что Бен решил саботировать и этот ужин. На Лею было больно смотреть и в принципе каждый из присутствующих ощутимо осунулся. — Может попробуешь позвонить ему еще раз? — неуверенно предлагает Рей отцу, но Хан показывает взглядом, что это бесполезно. Не дожидаясь решения других, Лея медленно опускается за стол и показывает рукой на стулья: — Давайте есть. В конце концов, у меня тоже праздник, 20 лет назад я стала матерью. «Да, и ее сын настолько отморозок, что даже не ценит этого!» — в сердцах добавляет Рей, но к столу подойти не спешит, несмотря на жгучее желание поесть еще недавно, пока Хан не толкает ее к ее привычному месту, и девушка вынуждено покоряется. Чуи и Люк усаживаются следом, но у них явно нет аппетита. У Рей возникло стойкое ощущение де жа вю, слишком сильно атмосфера напоминает ее первый вечер в этом доме. И она отлично помнит, чем кончился тот вечер. Словно в подтверждение ее мыслей, с грохотом распахивается входная дверь. На пороге стоит Бен, снова явно пьяный. У Рей уже создалось впечатление, что другим она его просто никогда не видела. Оглядев шальным взглядом присутствующих, он зло смеется, и отвешивает поклон: — Извините, опоздал. А вы уже сели праздновать? Ну правда, зачем ждать то. Можете вручить все поздравления той помойщице, что вы пригрели. Она же главнее. — Не веди себя, как обиженный ребенок, Бен. — одергивает его Хан, поднимаясь с своего места. — Мы все видим, что ты уже так отпраздновал, что опоздал на традиционный ужин на два с половиной часа. — Хан, пожалуйста… Лея примирительно пытается сгладить назревающий конфликт, спешно встав между сыном и мужем. — Бен, прошу тебя, садись, сегодня праздник, незачем портить его ссорой. Я приготовила твои любимые блюда, мы действительно тебя долго ждали. Под взглядом матери Бен заметно тушуется, ее мягкий тон действует на него отрезвляюще. Он знает, что мать очень ценит его дни рождения, ему отлично известна причина, почему для нее традиция семейных праздников так важна, и грубить ей, когда она так доверчиво смотрит на него снизу вверх — выше его мерзкого характера. Он окидывает отца недовольным взглядом, но оставляет комментарий при себе, и наклоняется, чтобы поцеловать Лею в щеку. — Хорошо, мам, прости. Ты права, и я сожалею, что так опоздал к твоей стряпне. — Бен улыбается, и наблюдающая за этим Рей невольно отмечает, что от такой теплой улыбки любящего сына его ассиметричное, мужественное лицо светлеет и кажется красивым. Однако его взгляд мгновенно омрачается, когда вся компания разворачивается, и Бен видит, что свободное место за столом ему уготовано рядом с помойщицей. — Я с ней не сяду. — Бен, какого черта! — тут возмущается Хан, и Лея сокрушенно закрывает глаза. Попытка перемирия проваливалась, даже не начавшись. Рей съеживается, надеясь стать невидимой, понимая, что ее присутствие стало проблемой. — Я. Не. Сяду. Рядом. С этой. — предельно четко разделяет слова Бен, не моргая смотря на отца, который очевидно начал заводиться. Люк решает разрядить обстановку, поднимаясь с своего места. — Я могу поменяться с Рей, если в этом проблема. — Нет, дядя, ты не понял. Я не сяду с этой помойщицей за один стол. — Парень, ты заходишь слишком далеко. — теперь уже подает голос Чубакка, А Рей мечтает просто сползти под стол. Это именно то, чего она так боялась. Все происходит буквально в прямом эфире. — Рей — член нашей семьи, и имеет полное право праздновать вместе с нами. — Твоей семьи, папаша. Она твой отпрыск, и можешь на свой праздник хоть усадить ее на колени и кормить с ложечки, но я сидеть с ней отказываюсь. Эта помойщица мне никто. — Сынок, Рей — твоя сестра. И это просто хамство говорить о ней в таком тоне, да еще и в ее присутствии. Праздник должен объединять нас. Никто не имеет права вот так выгонять члена семьи из-за стола, даже именниник. — Лея, кажется, призвала все свое красноречие политика, пытаясь одновременно успокоить Хана и Бена, и при этом, к удивлению Рей, еще и бросая на нее саму извиняющиеся взгляды, будто Лее не все равно, как отреагирует Рей на такие выходки младшего Соло. — Она мне не сестра. И хоть у вас у всех тут умственное помешательство, я отказываюсь покрывать гулящего отца, принимая плод его левака, как должное. Или ее здесь не будет, или я просто вернусь туда, откуда пришел. — Бен, ты ведешь себя, как глупый подросток. — взывает к разуму Люк, Хан уже открывает рот, чтобы высказать пару ласковых сыну, но всех прерывает чистый и звонкий голос Рей. — Я согласна! Черт. Когда она выпаливала это, она не планировала стать центром внимания всей гостинной. Теперь на нее смотрели все: кто-то с удивлением, Хан с досадой, Лея с нескрываемой печалью. Но для Рей почти наградой стал взгляд ее братца: непередаваемая смесь недоверия и шока. Будто одним своим согласием она наконец показала ему, что выше всех его обвинений. Рей хотелось так думать. Не дожидаясь, пока ее начнут переубеждать, она поднимается из-за стола, и срывается к лестнице: — Я буду в комнате. — сообщает девушка, и уже на первой ступеньке оборачивается, неожиданно бросив. — С днем рождения, Бен. И убегает после этой фразы, оставив мужскую часть присутствующих подбирать челюсти, а Лею горделиво улыбаться.