***
— Да он же просто пользуется тобой,- шипит Чан, наклоняясь к однокурснику, а по совместительству и лучшему другу, ближе, практически перегибаясь через стол,- Почему ты продолжаешь это делать. Ты же знаешь, что не нужен ему. Джисон безразлично тыкает трубочкой дно стакана, скрытое под молочной пенкой горячего кофе, и вздыхает, не в силах сказать хоть что-нибудь в свою защиту. Он всё прекрасно понимал и напоминания ему были ни к чему. Что бы не происходило, он будет послушно ждать Чанбина дома, не спать ночами, боясь не услышать робких стуков в дверь. Он любил его. Точнее, нет. Он был от него зависим. — Просто у нас всё не так, как у тебя с Уджином,- отвечает Хан, наконец собравшись с мыслями. На самом деле никаких «нас» и впомине не было. Чанбин никому не принадлежал. Как бы Джисон не пытался привязать его к себе — чувства были односторонними. Со стороны старшего была лишь забота, так как он был в ответе за влюблённого мальчишку. Они спали в одной кровати, потому что Джисон не мог заснуть в одиночестве. Никтофобия творила с ним ужасные вещи, поэтому каждую ночь, после того, как Чанбин переваливался на спину, давая младшему вздохнуть, он прижимался к нему как можно ближе, сопя в выемку у основания шеи. Они бродили по паркам, ходили на выставки, посещали кинотеатры, лишь потому что Чанбин позволял Хану эти мелочи, прежде чем он уйдёт, и вернётся под утро. Либо пьяный в стельку, либо с женским парфюмом на рубашке и растрёпанными волосами. Они были друзьями, потому что Со так решил. — Ты дурак, Джисон,- говорит Бан ему на прощание и исчезает за стеклянной дверью кофейни. Воздух содрогается вместе со звенящим колокольчиком под потолком, эхом вторя брошенные лучшим другом слова. Чан всегда заботился о младшем, и хотел для него только лучшего, но разве можно было спорить с парнем, напоминающим барана на мосту. В этой ситуации ничего уже нельзя было изменить. Весь разум Джисона был пропитан Чанбином, как корж торта, щедро политый приторным сиропом. Чанбин — привычка его сердца.***
Август приближался к своему завершению: вишня отцвела, покрыв тротуар ковром нежно-розовых цветов. Ветер играется с ними, купая в солнечных лучах, проскальзывающих сквозь дутые серые тучи, парящие над землей так низко, что, кажется, руку протяни и она тут же исчезнет в туманной массе. Отдалённо звучит гром, как военный набат, и спустя несколько секунд на бумажную страницу потрёпанной манги падает первая крупная капля. Она растекается по чернильным словам, искажая их смысл, и вот уже вместо «это тот, кто спал в ванной» появилось совсем другое, невероятно смешное в мыслях юноши предложение «это тот, что ванна». Он захлопывает книгу, отправляя её прямиком в сумку, и спешит встать со скамьи, накинув на тёмные волосы капюшон невзрачной серой толстовки в названием какого-то американского баскетбольного клуба. Не то чтобы он этим интересовался, просто, как человек, который учится в колледже, где большинство — обладатели спортивной стипендии, он должен был заиметь хоть одну вещь с символикой спортивной команды. Джисон направляется домой, устав от угрюмого, по-осеннему бесцветного, пейзажа. Он с едва заметной улыбкой шаркает по земле, раскидывая носком кроссовка помятые лепестки. До них никому нет дела, когда они в грязи. Словно, упав с дерева, они потеряли свою красоту. Но это ведь не так? Конечно, нет. Они до сих пор прекрасны, но люди привыкли видеть их над своей головой. Под ногами они стали незначительны. Джисон привык видеть рядом с собой Чанбина. Без него он незначителен. — Слушай, я... Ты не звонил почти неделю. Ни слуху, ни духу. Ты словно сквозь землю провалился,- Хан чешет затылок, выглядывая в окно, стёкла которого залиты каплями серого дождя,- Перезвони мне. Автоответчик в сотый раз твердит «абонент недоступен, перезвоните позднее». Ему кажется, что эта женщина, по ту сторону провода, раздражена его звонками, но он всё равно набирает номер. Он заучил его наизусть в их первую встречу. Отпечатал на внутренней стороне своей черепной коробки. Настолько ему важно было знать, что Чанбин в порядке. Но тот просто не брал трубку. Чанбин столько всего не сделал в своей жизни.***
«Помнишь, я спал у тебя под боком. Мы тогда едва были знакомы. Нас заселили в одну комнату, хотя ты настаивал на одноместной. Мне было так неловко просить тебя пустить к себе под одеяло, но ты сам поднял его, когда увидел, как я вздрогнул с очередной вспышкой молнии. Тогда ты узнал о моей фобии. С тех пор я не вылезал из твоей кровати, даже не потому, что боялся. Просто я хотел быть ближе. Я думал, однажды тебе надоест, и ты столкнёшь меня на пол. Выгонишь из комнаты, заперевшись там с очередной девушкой. Но ты этого не сделал. Ты, как и я, привык просыпаться в моих объятиях. Ты больше не приводил студенток. Ты сам ночевал у них.»***
Чанбин объявился спустя шестнадцать дней. Не то чтобы Джисон считал, но всё было именно так. Внезапно, посреди ночи, Со завалился в прихожую, снося с тумбочки ключи и какую-то гипсовую фигурку, которая тут же разлетелась на куски, орошая деревянный пол белой пылью. Наплевав на это недоразумение, парень прошёл в спальню, снимая по пути верхнюю одежду. Он был пьян, но на лице не было ни следа веселья. Рубашка застёгнута криво — пуговицы съехали на одну вниз, но его это совсем не интересовало. Упав на кровать, он подлез к младшему, обнимая поперёк грудной клетки, уткнувшись носом в затылок. Так и заснул, впервые улыбнувшись за этот долгий путь от двери до тёплых объятий хлопкового одеяла. Джисон знал, где был Чанбин. Как обычно, развлекался. Путешествовал с одной пьянки на другую, ночевал с девушками, номер каждой из которых был записан в бесконечном списке контактов. Но в этом списке никогда не было Хана. За все пять лет их общения Со так и не спросил номер своего «парня». Джисон не мог его осуждать.***
«Помнишь, тогда на стоянке. Был дождь. Сильный такой. Лил, как из ведра. Цветы прибивало к земле, в лужи на дорогах можно было провалиться по колено. Я признался тебе. Орал, как последний придурок. Чуть не заехал тебе по лицу, пока размахивал руками. Стоял, ожидая твоей реакции на свои слова. — Да скажи же ты хоть что-нибудь. Я был в отчаянии. Мой голос ломался. Ты молчал, глядя на меня. Я был дураком в твоих глазах, ведь я сказал, что хочу провести с тобой вечность. Даже несмотря на то, что у тебя репутация мудака. Ты сделал шаг вперед, и я задержал дыхание, думая, что ты ударишь меня. Изобьёшь до полусмерти и оставишь прямо там. Но ты этого не сделал. Ты поцеловал меня. Я думал, всё серьёзно.»***
Джисон наблюдал за тем, как Со избивает парня, который только что пытался затащить младшего в кровать. Они были на дне рождения капитана школьной команды по футболу. Чанбин, конечно же, был приглашён. И если бы не он, Хан остался бы дома. Его не было в списках гостей. Но лучше бы он и правда сидел сейчас перед телевизором, ожидая, когда в дверь постучится Чанбин, пытавшийся устоять на ногах. Но они оба были здесь. Между ними ничего не было. Никаких отношений. Просто секс. В этом себя убеждал Со. Но тогда почему взбесился, когда узнал, что Джисона кто-то увёл наверх? Тогда почему бил по лицу своего одногруппника, который проявил к Хану интерес. Настоящий, неподдельный интерес. В отличие от Чанбина, он бы мог дать Джисону всё, что тот пожелает. — Бин, ты планируешь сломать мне руку? – Хан начал жаловаться, но замолчал так же быстро, как и заговорил. Чанбин был зол, об этом говорили его тяжёлое дыхание и хватка на запястье, – Эй, успокойся… — Успокойся? – Со резко останавливается и отпускает бледную руку, поворачиваясь к нему, – Ебать, тебя убить что ли? Ты позволил ему воспользоваться тобой! — Я могу сам распоряжаться своей жизнью. В конце концов, я не просил твоей помощи. Я никогда не отличался от других, в чём же сейчас дело? - Джисон чувствовал, как начинает злиться, но его голос ломался. — Распоряжайся, как хочешь, но не подкладывайся под каждого встречного, как последняя шлюха! Ты не такой, как другие, ясно? Ты не такой,- он видит только удаляющуюся спину младшего, а затем прижимается лбом к холодной стене, проклиная себя за свою несдержанность. Но он говорил с ним на чистоту, - Что же ты делаешь, Хан Джисон?***
«Помнишь, я сказал тебе, что съезжаю. Ты удивлённо посмотрел на меня. Сказал, что один я долго не протяну. Я боялся темноты. Ты был прав. Спустя неделю ты снова был рядом. В моей кровати. Нависал сверху, нежно целуя. От тебя несло алкоголем. Ты думал о другой, но выстанывал моё имя, в ответ на мои короткие вздохи. Я пытался уцепиться за тебя, но ты не давал. Сводил руки над моей головой. Я думал, что ты уйдёшь с утра. Но ты этого не сделал. Ты остался. Ты стал моей привычкой.»***
Чанбин никогда не записывал номер Джисона, потому что в том не было необходимости. Он знал его наизусть, да и не причислял парня к числу тех, кто был записан в его контактах. Младший никогда не был в списке «на одну ночь». Потому что он не шлюха. Чанбин бы не простил ему этого. Где бы Со не шлялся, где бы не пропадал сутками, он всегда возвращался домой. Туда, где его ждал Джисон. Потому что никто не заботился о нём так, как он. Никто не был с ним честен так, как он. Никто не терпел его дольше, чем он. Хан Джисон был тем, кто принимал Чанбина любым. Мирился со всеми его недостатками. Потому что он действительно любил его. Любил, на протяжении последних пяти лет. И Чанбин чувствовал, что это взаимно, хотя не хотел этого признавать. «Если не ревность, то что это?» - спросил его однажды Хёнджин, заметив, как Со прожигает в Джисоне дырку. Хотя тот всего лишь разговаривал с их однокурсником. Разумеется, парень послал друга куда подальше и пошёл отвоёвывать младшего у его собеседника. Чанбин притянул Хана к себе за талию, целуя в щеку, вежливо прося Феликса оставить их наедине. «Это не ревность. Это... Йа, да отстань ты от меня!» Чанбин закрывает форточку, отправляя бычок в керамическую пепельницу, и возвращается в кровать, прижимая Джисона к себе, кусая за верхнюю губу, из-за чего младший морщится. Что такого сделал этот парень, чтобы Чанбин вдруг изменился? — Мои родители зовут меня домой на каникулах,- шепчет Со, замечая, что Хан открывает глаза и с лёгким интересом, который только доступен младшему в столь сонном состоянии, рассматривает его,- Я сказал, что привезу тебя с собой.Они были привычкой друг для друга, но, в конце концов, Чанбин всегда выбирал Джисона.