Хранитель ключей

— Здравствуйте. Я по объявлению, — собиралась снимать жилье я впервые, потому нервничала, боясь что-то сделать не так. — Цена и месторасположение меня устраивают, плата в первый же день, как заеду. Могу я посмотреть комнату… сегодня?.. Несколько секунд динамик телефона отражал лишь тишину, а потом мне ответил приятный мужской голос, принадлежащий, казалось, моему ровеснику: — Да, подъезжайте. Вы можете не найти дом сами, я встречу вас на остановке. — Я… — я ощутила необъяснимое волнение, собравшись перечить своему съемщику с первых же минут знакомства. — Я собиралась взять такси. — Я встречу вас на остановке, — с едва уловимой смешинкой повторил голос. — Дальше такси не проедет. Все начиналось несколько странно. Ситуация дополнилась тем, что высадивший меня неподалеку от остановки таксист закурил и, растерянно посмотрев в мою сторону, с некоторым подозрением поинтересовался, уверена ли я в адресе прибытия. — Конечно! — перепрыгивая с ноги на ногу и потирая руки в перчатках друг о друга, уверила я. — Меня встретят! Таксист бросил окурок на землю, пожал плечами и, сев в машину, уехал, скрывшись в вуали пурги. Яков вышел из снежной пелены без шапки и шарфа, приветливо улыбаясь. Его улыбка не была просто данью вежливости, он искренне радовался встрече, это было видно по взгляду, и я радостно заулыбалась в ответ. — Елена, да? — уточнил он, и я согласно закивала. — Что ж, пойдемте. Несмотря на погоду, городской поселок был оживлен, и напоминал собой бережно хранимую в сердце каждого человека рожденную фантазией детскую сказку: миниатюрные выгнутые мостики с перилами, перекинутые через замерзшие каналы; хрупкие ветви обнаженных деревьев, прикрытых пушистыми снежными шапками; счастливые люди, ходящие парами и компаниями; смеющиеся дети. Все это было до головокружения прекрасно, и внятно объяснить природу этого восторга мне не удавалось: может быть, после города, меня очаровывала атмосфера, а может, дело было в чем-то ином. — Вот здесь аптека, — Яков вел меня кругами, и я доверчиво шла за ним, совершенно не ориентируясь в новом для меня месте. — Универмаги, почта — недавно появилась… Я следила за направлением его ладони, как за волшебной палочкой, хотя в демонстрируемом им ничего особенного, на первый взгляд, не было. — Детский сад… — на его лице отразилась добродушная улыбка. — Есть еще школа… Когда мы, наконец, подошли к нужному дому, я была уверена, что обратную дорогу к остановке я не найду ни за что в жизни. Железная дверь домофона, пространство за ней, огороженное еще одной дверью, затем площадка лифта. На нужном нам этаже была широкая площадка, по одной стороне стены которой находились двери в три квартиры. Яков отпер ключом самую правую дверь, и абсолютно чистые подъезд и лестничная клетка продолжились самой уютной квартирой, которую мне когда-то доводилось видеть. На вешалке в длинном коридоре, украшенном зеркалом с комодом и книжными полками и заканчивавшемся отдельным помещением, предназначенным для глажки и хранения стиранного белья, уже висело одно мужское пальто, но я не задала вопрос о его хозяине. Яков сказал, что в квартире три комнаты, одна из них его, одна принадлежит мне. Дал посмотреть кухню, с уставленным вазочками со сладостями столом, выходящую окнами на длинную уводящую в метель дорогу. Показал мою комнату, с диваном, двумя тумбами для вещей, угловым письменным столом с телевизором и двумя игровыми приставками. И посмотрел на мое преисполненное восторга лицо. — Нравится? — Можно я заеду завтра? Пожалуйста, — выдохнула я, и он довольно рассмеялся. Когда за девушкой закрылась дверь, голос изменился, сохранив тот же тон, но став гораздо старше: — Что думаешь? — Они всегда реагируют одинаково, — другой голос тоже был мужским, и, судя по всему, его обладатель также был далеко не юн. — Рано делать выводы. Посмотрим. — Но она увидела объявление, — в тоне первого говорившего промелькнула надежда. — Ты всегда их защищаешь, — укорил другой. — Многие видели. И сколькие остались? Первый день в новой квартире был похож на сказку. Вырвавшаяся из тесной городской клетки, я очарованной тенью скользила по квартире, боясь помешать Якову своим мельтешением и вместе с тем искренне желая все рассмотреть. Редкие и ценные книжные издания в шкафу, безукоризненная чистота кухни, общий простор помещений, непередаваемая чарующая атмосфера. А потом пришла пора первого испытания. Это был мой третий день в новом месте обитания, когда пальто исчезло с вешалки. Это произошло внезапно, Якова не было с самого утра, и днем пальто еще висело на прилежащем ему месте. А к вечеру исчезло. Ответ напрашивался сам собой: в квартире был кто-то еще. Кто-то, ни разу не показавшийся мне, бесшумно вышедший сейчас из своего жилища и скрывшийся вновь. Я стояла у двери третьей комнаты, и сердце мое бешено стучало. Яков не показывал мне своей комнаты и не приглашал зайти. Про третью комнату он не говорил вообще ничего. Я не имела ни малейшего понятия, что скрывается за закрытыми дверьми, и интерес жег, как огонь. «Может быть, постучать. Спросить, есть ли там кто. Познакомиться. Я ведь теперь тоже здесь живу», — вспыхнув до ушей, я позорно скрылась на кухне. В самом деле, что это со мной. Если меня не приглашали, нечего навязываться. Меня впустили в этот дом, а я собираюсь ворваться в чужое личное пространство из праздного любопытства. Так нельзя. Соблазн отступил, и я, облегченно выдохнув, решила извиниться за не свершенное преступление завариванием цветочного чая в общем чайничке. — «Угощайтесь, надеюсь понравится!», — вслух прочитал Яков приложенную к благоухающему напитком чайнику записку. — Значит, она заметила. Говоришь, не зашла? — Хотела, но не решилась, — тон собеседника был суров. — Думается мне, не пройдет она проверку. — Еще рано говорить, — голос Якова подернулся легкой печалью, но ее скрасил звук наливаемой в посуду жидкости. Следующим опасным моментом была обнаруженная в мусорной корзине пачка сигарет. Я уставилась на нее в изумлении. Яков запрещал курить в квартире. Строго-настрого. Сказал, что и сам будет соблюдать это правило. Я закрыла дверцу шкафчика и заставила себя улыбнуться. Я не знаю истинную ситуацию, нельзя делать выводы, не обладая всей информацией. Он назначил правило, я буду его соблюдать. Все остальное меня не касается. После недели проживания, в моей комнате неожиданно появилась картина. Она стояла на тумбе так, словно была там всегда, и я не стала ни о чем спрашивать, поняв, что мне сделали подарок, а значит, я все же не самый плохой квартирант. — Спасибо, — поблагодарила я, выловив Якова на кухне вечером того же дня. — За картину. Она необыкновенная. Яков улыбнулся, и на этот раз мне не удалось разгадать тайну этой улыбки. Он был доволен? Мой ответ его рассмешил? Я что-то сделала не так? — Она поблагодарила за картину. Сегодня. — Не может быть! — в тоне было явственное удивление. — Он никогда не предоставлял так быстро… — Тсс, — Яков ласково прервал собеседника, и наступила тишина. Я заметила ключи на двадцать шестой день месяца. Их всегда было трое. Мои, Якова и еще одна пара, видимо, принадлежащая таинственному жителю третьей комнаты. Но на этот раз был еще один, отсутствовавший ранее, крючок, на котором висел один-единственный ключ. По выработанной привычке я не задала вопросов. В тот момент я поняла, что в них больше нет смысла. Налив полную кружку чая, я вернулась в свою комнату и пристально уставилась на картину, пытаясь запомнить каждую деталь. Огромная чаша, полная винограда и слив. Одна упавшая слива. Постамент, если приглядеться, содержащий узор из людей, держащих руками навес, и далеких городов. Вокруг постамента, слева внизу, непроглядная тьма. Справа тоже, но более пугающая, если всмотреться, она скрывала бледное лицо, преисполненное страданий. Вдали непролазные горы. Белые хребты и снег, покрывающий простор далеко за ними. И едва заметная в далеком пейзаже уходящая вдаль дорога, видная из моего окна. По щекам текли слезы, потому что в это самое мгновение я понимала, что не могу остаться. Не заслуживаю, не могу себе позволить. Это место останется в памяти навсегда. И я пронесу воспоминания о нем через всю жизнь, как великое чудо, за какие-то заслуги дарованное мне. — Уезжаешь? — Яков был искренне расстроен, а я вдруг осознала, что не понимаю, как он выглядит. Вижу одежду, слышу голос, но даже при прямом взгляде на его лицо не могу запомнить внешность. Она словно бы не воспринимается, смазывается, исчезает из памяти в то же мгновение, как я отвожу взгляд. Усилием воли я опустила глаза в пол. — Простите. Не думаю, что заслуживаю места в этой квартире. Вы найдете кого-то гораздо достойнее, — и еще честнее, через силу: — Меня ждут дома. Мне... нужно помириться с родителями. Яков впервые за все время коснулся меня, проведя рукой по волосам. Это была теплая, взрослая, если не сказать старческая ладонь. — Понимаю. Тебя проводить? — мягко спросил он. — Не надо, — улыбнулась я. — Все-таки это очень далеко. Я найду дорогу. Передайте мою благодарность Петру. И хотя дорогу оттуда я нашла, обратно попасть уже не вышло. У меня больше не было ключей и проводника. Объявление исчезло, а номера Якова словно и не было никогда в записной книжке. Но я все же попыталась добраться до заветного места сама, однажды приехав и поплутав по бескрайней снежной равнине, — моим маяком была остановка, высящаяся на холме в отдалении от мира, доступного людям. А после смахнула слезы, улыбнулась и, смирившись, вернулась в город, вызвав удивленного, что я делаю в такой глуши, таксиста.

Апостол Пётр — хранитель ключей — В волшебном танце с Прекрасной Еленой.*