Сладкая месть

      Рядом с ним воздуха всегда мало, рядом с ним сердце бьется слишком часто, а мысли наоборот замедляются, становятся вязкими и все только об одном… Об этом самодовольном, наглом, непостижимом, самом любимом и великолепном. В четырнадцать и даже семнадцать можно было отговориться тем, что это все подростковые гормоны и желание поэкспериментировать, попробовать запретный плод, но сейчас это уже не просто влечение. Это безудержное желание быть всегда рядом, ощущать всем телом тепло любимого человека, знать, что он жив и здоров…       Долгий, протяжный стон уничтожил царившую до этого абсолютную тишину спальни.       — Из-за абсолютной звукоизоляции мне иногда кажется, что я нахожусь в вакууме, — когда его губы были освобождены из страстного плена, хриплым томным голосом произнес Тсуна. — Особенно, когда голова так сладко кружится, а разгоряченного воздуха еле хватает для вздоха. Я задыхаюсь от твоей близости, — все это он произносит, смотря в темные блестящие глаза напротив.       Очередной сладкий, но отнюдь не нежный поцелуй прервал его словоизлияние.       — У меня тоже, — Реборн оторвался от сладких, уже успевших припухнуть губ и тут же переключился на шею. — Я так давно тебя не видел, Босс, — последнее слово сопровождалось умопомрачительной улыбкой, но уже спустя секунду по желанным губам напротив быстро скользит юркий язычок Тсунаеши.       Босс. Реборн называет его так только в спальне, только наедине, но именно его «Босс», сказанное бархатистым тембром, сносит крышу и заставляет желать больше, намного больше…       Ловкие руки киллера уже справились с пуговицами на рубашке и жадно ласкали тело молодого мужчины — это завело Саваду еще сильнее, заставило на мгновенье забыть все, что он с такой тщательностью планировал в отместку за долгое отсутствие своего репетитора, за мысли о том, что его бросили, о том, что, может быть, уже и нет никакого Реборна… За все те переживания и страхи Савады Реборна ожидала месть — сладкая, страстная, вопреки традициям очень горячая месть, которую его любовник уже начал осуществлять.       В какой-то момент сладострастной пытки Тсуна чувствует под собой мягкую кровать, откинувшись на спину, он потянул за собой Реборна и начал со всем пылом безумно соскучившегося любовника отвечать на его ласки.       Уже спустя пару секунд Савада нависал над своим личным Аркобалено и наслаждался открывшейся картиной: на Реборне сейчас только чудом не сброшенный галстук и черные штаны с расстегнутой ширинкой. Шляпы с ярко-оранжевой лентой уже и в помине не было на полуобнаженном киллере, поэтому страстно горящие, будто врата в бездну, антрацитово-черные глаза без утайки следят за молодым мужчиной. Предвкушающе облизнув губы, Тсуна вопросительно взглянул на киллера и хриплым голосом произнес:       — Я так скучал по тебе.       Реборн медленно откидывается на спинку кровати и предоставляет своему любовнику возможность вести. Чем Тсунаеши незамедлительно пользуется. Не забывая ласкать и разгорячать своего партнера, Савада быстро, отточенными движениями, достает откуда-то наручники и надевает их на запястья киллера, а потом быстро соскальзывает на край кровати и закрепляет ноги.       Реборн сначала не придал должного значения манипуляциям Тсуны, но как только он перестал ощущать Пламя Посмертной Воли, к нему пришло осознание, что тут явно что-то нечисто. Попытки разрушить наручники и избавиться от пут на ногах не принесли должного эффекта.       — Можешь не стараться, — мило улыбаясь, бросил Тсуна. — Эти наручники — одна из реликвий Вонголы, — тут он издал краткий смешок, — Разработаны специально для подобных случаев моими предками с богатой фантазией.       Реборн с толикой интереса и недоверия взглянул на мужчину с яркими карамельными глазами, в которых можно было разглядеть пляшущих джигу чертей. Определенно, он многому научил своего ученика, и столкнувшись в очередной любовной битве получил явно не главенствующее положение, но кто сказал что это плохо? Киллер провокационно улыбнулся, глядя в пылающие азартом глаза Тсуны и почти беззвучно, еле шевеля губами, чтобы его оппоненту пришлось внимательно следить за ними, произнес:       — Спорим, ты кончишь первым.       Савада вспыхнул, но не от смущения — от предвкушения. Признаться, с Реборном он впервые собирался быть сверху, но вера в то, что все получится намного лучше, чем себе может представить киллер, не покидала его. Возможно, это был шепот отточенной за годы руководства мафиозной организацией интуиции.       «Страстный танец» — это определение совершенно не подходило тому, что происходило сейчас в спальне главы Вонголы. Пожалуй, впервые Тсунаеши так откровенно, медленно и дразняще изучал тело своего любимого репетитора…       Сначала он полностью избавил киллера от одежды, оставив только галстук, и медленно, словно лев, знающий что его долгожданная добыча никуда больше не ускользнет от него, обошел кровать и неожиданно для Реборна затянул путы. Сама конструкция была весьма необычна. То, что в начале показалось легкими наручниками, на самом деле являлось сложными в конструкции кандалами, которые не давали возможность использовать пламя и надежно крепили руки жертвы над головой, с помощью почти прозрачной цепи, уходящей в стену, ноги были закреплены не менее надежно. «Старый извращенец — Талбот! Чувствуется рука мастера. Чтоб его!» — думал Реборн все это время.       Тсуна подошел совсем близко, легко поцеловал пленника чуть выше ключицы и, сорвав последний оплот целомудрия, а именно галстук, завязал им глаза Реборна.       То легкие и нежные, то властные и страстные поцелуи и ласки обрушились на Реборна, как лавина на неподготовленного горе-туриста. Сексуальный опыт у мафиози был богатый, но из-за проклятия и связанного с ним долгого пребывания в теле младенца, особым разнообразием он не отличался. А подобное доверие и даже готовность подчиниться были для него в новинку, более того, его нынешнее положение возбуждало его намного сильнее чем привычный секс со своим любимым мальчиком.       Помутневшим от страсти сознанием киллер заметил, что его путы на ногах ослабли, а на руках наоборот натянулись. Уже через мгновение он осознал себя стоящим на коленях, с упирающим в живот достоинством. Прикосновение чужих губ к члену, снова заставило его забыть обо всем. Следующее прояснение сознания настигло его, когда он почувствовал что-то инородное и прохладное у себя в анусе — это были два пальца его «насильника». Реборн даже не подумал смущаться или сопротивляться, только «нежно» попросил Тсуну:       — Заткнись уже и трахни меня! Я не сопливая девчонка, чтобы выслушивать твои «ободрения», — голос звучал необычно хрипло, но чертовски соблазнительно.       — Тише, тише… — явно увлеченный кое-чем другим, сказал Тсуна. — Здесь ты намного лучше сопливой девчонки. Уже, — этим заявлением Савада вызвал рык своего любовника. А следом почувствовал нешуточное напряжение пут.       Реборна колотило, его трясло, ему хотелось намного большего чем легкие прикосновения к члену или два разрабатывающих пальца в анусе. Савада же сам не заметил, когда его сладкая месть Реборну превратилась в сладкое наказание для него самого, но эмоции его саркастичного и неприступного киллера стоили намного большего чем буквально лопающиеся от желания яйца.       Черт, черт, черт… Он больше не способен сдерживаться, а все из-за развратно расставившего ноги и максимально прогнувшегося в спине Реборна.       «За такое поведение я просто обязан ему вставить», — после этого все мыслимые и немыслимые бастионы самоконтроля, что воздвиг для себя Тсуна, рухнули.       Это было безумием, в котором один полностью смирился с отведенной ему участью, а второй открыл в себе новые грани желанного. В каких только позах они не трахались, в каких только словах не облачали свои чувства, раз за разом кончая с именем друг друга на губах.       Носители пламени намного сильнее и выносливее гражданских, что позволило долго наслаждаться любовникам обществом друг друга. Сладкое безумие дарило им то, чего они были долго лишены: ощущение защищенности, абсолютного доверия и бесконечной преданности друг другу — на все это было нанесено вето в жестоком мире мафии. Они никогда не раскроют свои чувства этому жестокому сообществу, но здесь и сейчас все это было, даже в большем количестве чем они раньше себе позволяли.       Каждый раз беспрепятственно проникая в своего любовника, Савада будто насмехался: «Еще будешь пытаться отказаться от меня? Пытаться убежать, спрятаться, не обращать внимание?..» — беззвучно спрашивал он.       А Реборн, не в силах подавить сейчас голос своего тела, своего безумного желания, только еще откровение подставлялся, еще сильнее забывался и отдавался этому суровому деспоту, что слаще всех в этом мире.       Усталые и опустошенные, они лежали рядом на огромной кровати. Путы были сразу же спрятаны, знающим гадскую натуру своего репетитора Савадой. А вот сил для того, чтобы принять душ, просто не оставалось.       — В первый раз быстрее кончил все же ты, — сыто улыбаясь произнес Реборн.