Зачем такое счастье нам дано?..

Юра любил эти их посиделки, хоть и яростно это отрицал. То, что раньше называли "подростковым максимализмом" так из него и не ушло. Теперь он обзывал стариком не только Виктора, но и Юри (шутка ли, тебе тридцатник, на пенсию скоро). Виктор в такие моменты бормотал "тогда я вообще колоша". Юра оставался доволен - хоть то-то держал этих двоих в тонусе. Никифоров и Кацуки все-таки поженились спустя год после того памятного Гран-При в Барселоне. Юри взял золото на следующем же Чемпионате Мира, отправив тем самым Отабека на второе место, а Виктора вообще на третье (Плисецкий не участвовал из-за по-дурацки поврежденной лодыжки, сидел дома и кусал угол одеяла, болея за Отабека). Свадьба у них была шумная и многонациональная, СМИ сходили с ума от такого количества фигуристов в одном месте. В тот день, когда гости уже значительно подвыпили, а журналистов разогнали, Отабек отвел Юру подальше от шумихи и спросил: "Будешь со мной встречаться или нет?". Юра, конечно, согласился, тут же счастливо повиснув у Алтына на шее. Так их и нашли молодожены. Виктор утер воображаемую слезу, сказав "Они так быстро растут" и заработал от Юри шутливый толчок в бок. Юра помнит все так хорошо, будто это было вчера, а не шесть лет назад. Он и тот Гран-При помнит, и свою поездку в Японию. Они теперь вспоминают об этом иногда, когда собираются вчетвером. Виктор ушел из профессиональной карьеры сразу после свадьбы, заявив всему миру, что своих медалей ему более чем достаточно, да и вообще он счастлив быть мужем и тренером Юри. Сам Кацуки ушел через четыре года после Виктора. Юра тогда был сам не свой: переворачивал мебель и кричал на Юри, потому что какого черта, ты еще можешь, а как же я. На это Юри только мякго говорил, что Юре только двадцать, у него еще много соперников впереди, и главный из них - Алтын - точно заскучать не даст. Потом у Плисецкого и Никифорова был долгий и тяжелый разговор насчет Юри. Виктор говорил откровенно, как никогда. Рассказывал, что теперь, когда он тренирует не только Юри, не может ездить с ним на каждые соревнования, им тяжело раздельно, ты меня как никто понимаешь, Юра, Отабек же до сих пор не может в Питер переехать. Говорил, что Кацуки сам уже хочет стабильности и даже готовится тренировать мелочь. Юра злился, но все понимал. А спустя еще полгода Отабек наконец переехал в Питер, поселился у Юры и все стало невозможно хорошо. Последние два года они все так же брали верха почти на всех соревнованиях, а Виктор и Юри открыли свой маленький Ледовый Дворец. - Юра-а, ты где? Плисецкий вздрогнул и посмотрел на Юри. - Ушел в воспоминания о том, как моей жизнью стали винные посиделки на вашей пидаристической кухне, - буркнул Юра. Кацуки рассмеялся. - Вообще-то, ваша кухня точно такая же, - сказал он. На самом деле, с годами дружба между ними сложилась странная. Шутки про мать и сына так себя и не изжили, и Юра на них все так же отвечал "да какая он мне мать". Юра мог в любой момент приехать к Юри как домой, так и прямо на работу, если что-то вдруг случалось. Чаще всего это бывало, когда Отабек уезжал на соревнования (как и в этот раз: прошлой ночью он улетел на Чемпионат Четырех Континентов), а Виктор оставался на вечерние тренировки со старшей группой. Юра иногда позволял рассказывать Юри то, что не решался сказать больше никому (у меня запал, бывает пропадает, а если Бека заметит, он же именно его во мне и полюбил). А Юри всегда его успокаивал (Отабек любит тебя, а не что-то там, да и ничего у тебя не пропало, отдохнуть просто надо). Но однажды вот так к Юре среди ночи примчался сам Кацуки, сбивчиво бормоча "Виктор, сказали авария, дозвониться не могу, я не знаю как ехать, как добраться, помоги". О том случае они старались не вспоминать. Тогда все дико испугались, увидев Виктора на больничной койке. От аварии у Никифорова остался еле заметный шрам на виске, а у Юри - леденящий душу ужас на всю жизнь. Плисецкому сейчас двадцать два и в жизни у него все слишком хорошо. В силу своего характера он все ждет от судьбы пинок, подставу. Ну не может все быть идеально. Это паранойя - шепчет внутренний голос, так похожий на голос Юри. Но Отабек удачно приземляется в Нью-Йорке (уже в отеле, болей завтра за меня, люблю), Виктор отписывается, что передал ключи охране и скоро будет, только в супермаркет заедет (Юри, солнышко, вы же там не напились?), Юри сидит рядом, абсолютно здоровый и счастливый. Деда сейчас на даче под Москвой, наверняка флиртует с соседками. Яков ни капли не постарел, орет все так же, замолкает только в присутствии мадам Барановской, которая снова взяла его в оборот. Даже у Милки с Гошей все хорошо. - Юри, что со мной не так? - спрашивает Юра, пялясь в потолок. Кацуки смотрит на него удивленно: даже сейчас по имени Юра называет его редко. - Ты опять как на иголках? - Юри иногда понимает Юру так хорошо, что становится страшно - вдруг мысли читает, - Отабек же отписался, что приехал. - Да не в этом, блин, дело. Я не могу свое счастье взять и принять. Расслабиться не могу, понимаешь? - Юра раздраженно кусает себя за костяшку большого пальца. - Понимаю, - Юри не теряет своего уютного спокойствия ни на секунду, - Думаешь, я все легко принял, когда ко мне домой примчался мой кумир, стал моим тренером, а потом еще и мужем? Я до сих пор иногда вскакиваю по ночам, потому что боюсь, что это все сон. Но чувствую Виктора под боком и успокаиваюсь. Он - мой краеугольный камень, точка отсчета для счастья, но я умру, если потеряю его. Если хоть кого-то из вас потеряю. Мы это счастье вместе выстроили, бились за него, так почему ты боишься, что у тебя это отберут? Оно твое по праву. И Юра думает - да. Они все и правда за это сражались. Плисецкий помнит, как они возвращались из Италии, со свадьбы Кацуки-Никифоровых, и как Юри выронил сумки, разглядывая смачное "пидоры" на двери их квартиры. Юра рвал и метал, Отабек его еле успокоил, пока Виктор прижимал шокированного Юри к себе. Еще Юра помнит самый тяжелый период в их с Отабеком отношениях. Алтыну два года не хотели давать вид на жительство, и в какой-то момент Юра сказал: "ну, может, не судьба". Отабек тогда уставился на него, как на чужого, даже по скайпу было заметно, и отключился. Юра перепугался, закидал его сообщениями во всех соцсетях, Бека, нет, я дурак, прости, ответь пожалуйста, Бека. Через четырнадцать часов запыхавшийся Отабек стоял у Юры на пороге и спрашивал: "В смысле не судьба?". Плисецкий ответил только "я так тебя люблю". ВНЖ они потом все-таки выбили через знакомого прокурора Юри, вызвав дикое недоумение и ревность у Виктора (Юри, я не понял, как это у тебя есть в Питере люди, о которых я не знаю?). - Вообще-то ты прав, - говорит Юра, - Я об это счастье чуть зубы не сломал, какого черта. Юри мягко улыбается, отпивает еще вина и напевает: - И помню я, и помнишь ты, как слишком быстро все мечты сбылись. И вот мы стали как одно. Кто не прошел весь длинный путь, тот с легкостью теряет суть. Зачем такое счастье нам дано? Юра расслабляется и фыркает. - Поешь ужасно, Кацудон, - и добавляет, - Постелешь мне на диване? Не хочу ехать домой без Беки. Юри понимающе кивает. Они перемещаются в гостинную, Кацуки застилает диван. Когда приезжает Виктор, Юра уже спит, а Юри сидит рядом, охраняя его сон. - Наш малыш решил побыть с нами сегодня? Он вспоминает о родителях только когда Отабек уезжает, обидно, - Виктор прижимает ладонь к сердцу, а Юри шикает на него, но нежно улыбается. - Завались, старпер, - бормочет Юра сквозь сон, - Я к Юри приезжал, так-то. Юри хихикает, гладит Юру по волосам и идет на кухню, греть ужин.