Тренировка целомудрия

      Ансельм лег на спину, задрал колени к груди, безжалостно сминая идеально отглаженную рясу, и привычно потянулся к своему жаждущему входу. В этот момент он ненавидел себя так, как не ненавидел никогда в жизни, ведь его жалкая греховная плоть в очередной раз сдалась натиску похоти. Ансельм огладил сжатое колечко мышц, все еще надеясь, что сумеет задавить усилием воли порочное желание, и, не выдержав, толкнулся в него сразу двумя пальцами. Скользкие от слюны, они легко проникли в дырку, разработанную за годы, проведенные в борделе. Ансельм разочарованно зашипел сквозь зубы — тонких и коротких пальцев его ненасытному отверстию было мало. Хотелось крепкого горячего члена. И не просто члена, а члена настоятеля.       Настоятелем Ансельм грезил с первого же появления того в монастыре. Молодой (не в пример предшественнику), светловолосый, широкоплечий, он был так похож на мужчин, которых раньше любил ублажать Ансельм, что от взгляда на него в памяти сразу же возникли возбуждающие картинки из прошлого. Это стало для Ансельма ужасным открытием — прожив к тому моменту монашеской жизнью уже пять лет, он почти позабыл о том, как наслаждался непотребными связями. Теперь же срамные образы вернулись в тщательно очищаемую от скверны душу бывшего развратника. Он уже не мог, как прежде, предаваться благочестивым мыслям. Его молодое тело хотело сильных, грубых рук на бедрах, властных губ на губах и толстого члена в прямой кишке.       Ансельм перевернулся на узкой кровати и встал на колени, уткнувшись лицом в подушку. Трахая себя уже тремя пальцами и остервенело надрачивая истекающий смазкой член, он представлял, как настоятель, заметив его отсутствие на обедне, покидает мессу и идет проверить, где прячется нерадивый монах. Как, дойдя до его кельи, распахивает неплотно раскрытую дверь и видит его, стоящего раком, распаленного, подготовленного, растянутого. Как подходит ближе, задирает рясу, прижимает головку к жаждущему вторжения входу и натягивает его на себя до упора…       Ансельм кончил, вцепляясь зубами в подушку, и обессиленно упал на кровать. «К черту, — подумал он, — хватит, завтра я расскажу обо всем настоятелю, и будь что будет».       На утреннюю исповедь Ансельм шел как в последний бой. Его мятущаяся душа смирилась со своей ужасной участью и была готова ко всем заслуженным последствиям. Тело же… Ох, тело давно жило по собственным законам. Предвкушая общение с настоятелем, оно горело огнем. Член стоял (Ансельм благодарил господа за просторное многослойное монашье одеяние), ненасытная дырка буквально свербела, требуя, чтобы ее чем-то заполнили.       Измученный этим противоречием клирик на одном дыхании рассказал духовнику обо всех своих грехах. Он в красках описал, как ублажает себя каждый день, как не может справиться с болезненным возбуждением, как его блядский анус, привыкший за время работы в борделе к каждодневным сношениям, сходит с ума от невозможности насадиться на член. Не решился брат Ансельм рассказать только об адресате своих самых грязных фантазий.       — Ты ни в чем не виноват, сын мой, — отозвался настоятель, едва Ансельм окончил свою пламенную речь. — Ты искренне стремишься к святости, но тебя подводит слабая плоть. Кажется, я знаю, как помочь тебе с этой проблемой, но ты должен мне доверять. Ты веришь мне?       — Конечно, отец, как самому Господу.       — Хорошо, сын мой. Тогда подойди к моему столу и наклонись.       Ансельм послушно выполнил указания духовника. Искренняя исповедь и успокаивающие слова настоятеля сделали свое дело. Впервые за долгое время Ансельм снова ощущал безмятежность в душе.       Пока Ансельм стоял у письменного стола, настоятель искал что-то в ящиках.       — Ага! — воскликнул он торжествующе. — Нашел!       С этими словами настоятель подошел к Ансельму и задрал на нем рясу.       — Ты должен верить мне, сын мой, — вкрадчиво проговорил он, раздвигая ягодицы Ансельма, — и должен быть готов к испытаниям.       Ансельм забыл, как дышать. В его голове билась одна единственная мысль: «Меня трахнут». Его дырочка пылала от предвкушения. Сейчас, вот прямо сейчас ее наконец избавят от мучительного ожидания, натянув на толстый, длинный, горячий…       Вопреки этой неимоверно живой фантазии, ануса Ансельма коснулось что-то холодное. От неожиданности тот вздрогнул.       — Тише, тише. — Настоятель слегка шлепнул его по заднице, словно излишне норовистого коня. — Расслабься и позволь мне помочь тебе.       В следующую секунду таинственная холодная вещь с силой надавила на сжатые мышцы входа. Ансельм закусил нижнюю губу, чтобы не застонать. Несмотря на странность происходящего, ощущение, которое сейчас распирало его дырочку, было весьма приятным. Прохладное, восхитительно тянущее, наполняющее… Ансельм хотел большего. Словно отвечая на его невысказанные мольбы, настоятель протолкнул неведомую игрушку глубже и с чуть слышным щелчком повернул, отчего стало казаться, что та в несколько раз увеличилась в размерах.       — Вот и все, — проговорил он, отстраняясь, — теперь твое целомудрие вне опасности.       — Все? — Ансельм едва сумел скрыть разочарование в голосе.       — Да, сын мой, иди же с миром, дабы предаться благочестивым мыслям. Твоя плоть больше не сможет загнать тебя в путы похоти. Вечером вернешься в мои покои и расскажешь, сумел ли весь прошедший день следовать заветам веры.       Ансельм послушно поднялся и пошел прочь. Каждый шаг давался ему с трудом. Таинственное приспособление растягивало его изнутри, упираясь в самые чувствительные точки.       Кое-как доковыляв до собственной кельи, Ансельм бросился на кровать и попытался вынуть терзающую игрушку. Не тут-то было. Он легко нащупал крестообразное основание странного агрегата и потянул за него, но тот и не сдвинулся с места. Ансельм потянул еще раз — тот же результат. Казалось, его ненасытное отверстие так изголодалось по проникновениям, что теперь просто отказывалось выпускать на волю распирающее его приспособление. Ансельм несколько раз поменял позу, раскинул ноги шире, смазал анус огромным количеством масла — тот же результат.       Следующий час несчастный монах потратил на попытки спастись от установленной настоятелем игрушки. Тщетно. Огромный, разогревшийся внутри его тела таинственный кол не желал выниматься. Подушечкой пальца Ансельм нащупал в основании агрегата маленькое отверстие, напоминающее замочную скважину, однако и эта находка не принесла ему избавления.       С ужасом, сравнимым со страхом Адама, осознавшим изгнание из рая, Ансельм услышал колокол, призывающий к обязательной молитве. На негнущихся ногах он поднялся с постели, кое-как привел себя в порядок и оправился в общий зал, моля Господа только о том, чтобы братья не заметили его состояния.       В общем зале Ансельм спрятался в самый дальний и темный угол. Встав на колени, он опустил голову и принялся истово молиться, надеясь, что благочестивые мысли помогут ему позабыть об огромной штуковине внутри его тела. Внезапно он почувствовал чью-то ладонь на своем плече.       — Ты сегодня так самозабвенно взываешь к Богу, сын мой! — услышал он шепот настоятеля совсем рядом. — Я горд тобой и твоим самообладанием.       Словно подтверждая собственную благосклонность, мучитель огладил плечи Ансельма и опустил руку ниже, скользя меж его лопаток. Ансельм зажмурился и еще ниже склонил голову, чтобы настоятель не увидел, какую реакцию вызывают эти действия. Горячая ладонь буквально прожигала его кожу сквозь слои одеяния. Возбуждение, только-только успокоенное молитвой, расцветало с новой силой, становясь почти болезненным.       — Что ж, не буду тебя отвлекать. — Рука настоятеля, продолжавшая свой путь вдоль позвоночника Ансельма, остановилась чуть ниже поясницы. — Надеюсь, вечером ты расскажешь, о чем столь страстно просил Господа. *       Весь день Ансельм не знал, куда себя деть. Измученный и возбужденный почти до невменяемости, он слонялся по монастырю, стараясь отвлечься от распирающих ощущений внутри. Он пытался читать, раз десять принял ледяной душ, целый час прятался от братии в самом далеком углу сада. В конце концов, истерзанный физически и морально, он забылся беспокойным сном на траве под любимым раскидистым дубом. В его снах игрушка-мучительница превратилась в огромный член настоятеля, который снова и снова буравил его зад, даря греховное наслаждение.       Просыпался он какими-то толчками. Ему казалось, что кто-то взывает к нему, нежно поглаживая по волосам.       — Ты пропустил вечернюю исповедь, — прошептал воплотившийся из сна в реальность настоятель, — и я был вынужден искать тебя.       Ансельм, еще не до конца пробудившийся ото сна, потерся о ласкающую его пряди ладонь, уткнулся в нее лицом и слегка прикусил. Настоятель не противился. Одну руку он оставил во власти Ансельма, другой же оглаживал его задницу.       — Ты готов к избавлению, сын мой? — спросил он, проникая пальцами в прикрытую тонкой тканью расселину между ягодицами и нажимая на перекрестье основания игрушки, заметно выпирающее над вожделеющей плотью.       Тело Ансельма отозвалось мгновенно. Измученный за прошедший день, он потерял всякую способность связно мыслить. Повинуясь одному лишь инстинкту, монах раздвинул ноги и приподнял бедра, предоставляя доступ к своим самым интимным местам. Настоятель задрал его рясу и погладил истерзанный вход, тесно обнимающий основание агрегата. Ему словно нравилось дразнить Ансельма. Он будто наслаждался его страданиями.       — Пожалуйста — услышал Ансельм собственный униженный скулеж, — пожалуйста, отче…       Настоятель глухо усмехнулся. С тихим щелчком он повернул уменьшившееся от этого движения в размерах приспособление и вытянул его наружу.       От ощущения пустоты в нещадно растянутом отверстии Ансельм неожиданно почувствовал жгучее разочарование. Странное дело, весь день он мечтал избавиться от игрушки-мучительницы, теперь же был готов умолять вернуть ее — такой внезапно осиротевшей почувствовала себя его дырка.       Однако долго страдать ему не пришлось. Буквально в следующее же мгновение его ненасытный ждущий анал протаранил горячий, толстый — словом, именно такой, как мечталось, — здоровенный член настоятеля.       Ансельм захлебнулся стоном. Наставник входил в него безжалостно мощными толчками, доставляя острое, почти болезненное удовольствие.       — Тебе это нравится, а? — Настоятель за волосы притянул Ансельма к своей груди, терзая острыми зубами мочку его уха. — Любишь, когда тебя трахают?       — Да, отче, люблю. — Ансельм отчаянно подмахивал резким движениям. — Люблю. Каюсь. Грешен.       Настоятель выпустил его волосы и толкнул вперед, утыкая лицом во влажную от вечерней росы траву. Стиснув узкие бедра Ансельма до синяков, он натянул его на себя до упора и с утробным рыком излился в алкающую семя дырку.       Почувствовав, как его наполняет чужая, обжигающе горячая сперма, Ансельм ухнул в экстаз следом.       — Ну что ж. — Едва монаха сотрясла последняя судорога оргазма, настоятель отстранился и оправил сбившуюся рясу. — Жду тебя завтра утром на исповеди, брат Ансельм. Надеюсь, мне не придется, как сегодня, самому тебя искать.       — На исповеди, отче? Зачем?       — Как зачем? — В пальцах мужчины блеснула многострадальная игрушка и маленький ключик, которым та, очевидно открывалась и закрывалась. — Неужели ты думаешь, что твое обучение целомудрию на этом закончено? О нет, сын мой, оно только начинается…