✄
Это кто? вот вторая связная мысль, которая появляется в голове у Чанёля (первая — я убью Бэкхёна и скормлю его рыбам). По ту сторону зеркала — незнакомый и очень шокированный парень; на голове у него то, что в ясном уме и твердой памяти вряд ли кто-либо решился бы сделать. Особенно с такими ушами (гордо оттопыренными едва ли не на девяносто градусов). — В журнале смотрелось лучше и мужественнее, — задумчиво говорит Бэкхён, хотя страх и сожаление проскальзывают в его голосе. Чанёль даже не удивлен, когда тот заводит песню из разряда я-должен-кое-в-чем-тебе-признаться. Конечно же, Бэкхёна выперли с курсов. Чанёля хватает лишь на то, чтобы открывать и закрывать рот, смотря в зеркало и бросая периодически боже, господи, мамочки, мои уши, угол в девяноста градусов, теорема Пифагора, квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, Бэкхён-я-убью-тебя. — Еще не все потеряно, — слишком бодро и воодушевленно, чтобы сказанное могло быть правдой, говорит Бэкхён. — Ему понравится. Взгляд Чанёля выражает его мысли лучше тысячи слов. Эта прическа, Чанёль держит пари, не понравится даже его бабушке. А бабушке обычно нравится все, что делает Чанёль. — К тому же, — звучит над его ухом голос Бэкхёна, и Чанёль опасливо отодвигается вместе со стулом подальше (а то мало ли), — здесь далеко не девяноста градусов, так что не расстраивайся. Транспортир (откуда он вообще взялся в доме у Бэкхёна и откуда Бэкхён знает, что это такое?) чудом не разбивает окно. Чанёль просто слишком шокирован и убит, чтобы попасть в цель.✄
Если бы не Ифань, Чанёль сейчас не смотрел бы на свое отражение с ужасом в глазах. Конечно же, все это случилось из-за Ифаня, ужасного, отвратительно потрясающего Ифаня. Ифаня, который пришел недавно, как ни в чем не бывало, к Чанёлю домой, и вместо привычной прически на голове у него был черный и коротко стриженный ежик. Он и сам был, как ежик, фырчащий и ласковый, когда Чанёль мягко, словно не зная, можно ему или нет, водил рукой по его голове. Пальцы его не путались, как обычно, в светлых прядях, и Чанёль чувствовал себя странно и непривычно; странно, непривычно, но хорошо. Вернее, конечно же, нет, это все не из-за Ифаня (люди не виноваты в том, что иногда меняют прическу). Во всем виноват Бэкхён, кто же еще. Во всем всегда виноват Бэкхён. Это аксиома. (— Теперь ты тоже должен удивить его! — Бэкхён прыгал вокруг Чанёля, словно перепивший кофе розовый заяц-энерджайзер из рекламы, пока тот с сомнением листал журнал с прическами. — Я сделаю все по высшему разряду, доверься мне. Это очень подозрительно, подумал Чанёль тогда. — Обещаю, он офигеет, — радостно добавил Бэкхён, — и больше никогда не выпустит тебя из постели.) — Он точно офигеет, — сокрушенно стонет Чанёль теперь. И больше никогда не впустит его в свою постель.✄
— И что мне теперь делать? — бормочет Чанёль расстроенно и греет руки о кружку горячего шоколада, которым его решил задобрить Бэкхён (хоть что-то Бэкхён умеет делать нормально). — Посидеть дома и подождать, пока волосы отрастут? — предлагает Бэкхён и уворачивается от конфетки, летящей в него. — Надеть парик? — на этот раз Бэкхён не уворачивается и обиженно ворчит, потирая лоб. Съешь конфетку, ласково говорит Чанёль и размышляет на тему, куда бы он засунул мистеру-я-окончил-курсы-парикмахеров этот парик. — Просто пойти как есть? Все не так и плохо, — очень тихо шепчет очередное предположение Бэкхён и следующие пять минут слушает монолог о том, что ты хоть меня видел? мои уши торчат, мои волосы ужасны, что ты натворил! — Не думал, что ты так печешься о своей внешности, — приподнимает бровь Бэкхён, и Чанёль замолкает. — Ифань—ему не понравится, — неуверенно говорит он. — Он бросит меня, да? — Господи, — закатывает глаза Бэкхён. (— Но, если что, мы всегда можем побрить тебя налысо, — голос Бэкхёна мягкий и утешающий. Чанёль готов его убить.)✄
Спустя день, три часа примерки кепок, шапок, господи-боже-париков и смотри, что мой дядя привез из Египта, это паранджа, Ифань никогда тебя в ней не узнает, они все-таки оказываются в университете в день экзамена. — Орел вылетел, орел вылетел, — шипит в рацию Бэкхён, — путь чист, Агент Чанни-007, ты можешь беспрепятственно попасть на базу, я тебя прикрою! Агент Чанни-007, прием, ответь мне! — Бэкхён, — Чанёль мягко тычет в его плечо пальцем, — я стою прямо за тобой. — Ты должен говорить в рацию, иначе наша миссия провалится, — хмурится Бэкхён. — И куда ты дел паранд— — Боже, заткнись. (Если кто-то говорит, что Чанёль — чокнутый, то он еще не знает Бэкхёна, загоревшегося какой-то идеей.)✄
Ифань ловит его в обеденный перерыв (возможно, Чанёлю все же следовало включить рацию или надеть паранджу). Он прекрасно выглядит, и Чанёль понимает, как он скучал и как хочет его поцеловать, а потом поцеловать еще раз и еще раз, и еще раз, и еще. Ифань улыбается довольно, притягивая его к себе, и, о да, да-да-да, Чанёль так хочет его поцеловать, но— Ауч, смеется Ифань, получивший по лбу козырьком кепки, и пытается снять ее с Чанёля. Чанёль не сразу понимает, что происходит. Ифань стягивает с него кепку, чтобы поцеловать его. Это прекрасно. Поцелуи — это прекрасно. Поцелуи с Ифанем прекраснее в миллионы раз. Стоп. Минуточку. Ифань стягивает с него кепку? Когда на голове у него нечто, что сотворил Бэкхён-руки-ножницы? О нет. — Ифань, я не вымыл голову, — протестует Чанёль и легонько отталкивает руку Ифаня. Да ну тебя, говорят его глаза, когда тот совершает вторую попытку. (Но Чанёль не может ему этого позволить. Ифань совершенный. А у Чанёля улыбка и глаза чокнутого, торчащие уши и ужасная прическа. Он не подходит Ифаню, но Ифань не должен этого понять.) — Ифань, Ифань, мне нужно идти, — бормочет он, выбираясь из кольца рук Ифаня (чего он совсем не хочет) и бросаясь к выходу. Ифань кричит ему что-то вслед (не слышно, что именно), а Чанёлю хочется провалиться сквозь землю. За что ему это? (— Завтра ты наденешь паранджу, ладно? — гладит его по голове Бэкхён. — Сольешься со студентками из Ирана. Вопли, которые издает Бэкхён, когда Чанёль бегает за ним, щелкая ножницами и говоря, что это ему придется с ними сливаться — бесценны.)✄
Три дня проходят в беготне ото всех, очередных (идиотских) задумках Бэкхёна и осознании, что он безумно хочет к Ифаню. Хочет взять Ифаня за руку, обнять Ифаня, поцеловать Ифаня и приклеиться к нему на ближайшее столетие. Чанёль дергает себя за коротенькие черные волосы и бормочет, что они совсем не отросли. — Не будь идиотом, Чанёль, — говорит Бэкхён неожиданно, — Ифань любит тебя, а не твою прическу. Это самая умная мысль, которую когда-либо изрекал Бэкхён. Чанёлю хочется в это верить. (Но Ифань кажется ему совершенством, которое он не заслуживает. Всегда казался.)✄
Ифань находит его в каком-то закутке университета сидящим на полу, прижавшимся спиной к стене и прикрывшим глаза. Чанёль чуть щурится и улыбается ему, но Ифань выглядит крайне серьезным, ковыряя носком ботинка пол и смотря на Чанёля странно (сам он не может понять: это обиженно, зло или же безразлично?). — Слушай, — говорит Ифань, и в голосе его, наверное, все же обида. — Если ты хочешь со мной расстаться, не надо от меня бегать. Скажи, как есть. Что? Боже. Ифань подумал, что Чанёль хочет его бросить? Как ему вообще это в голову пришло? Так же, как и тебе пришло в голову, что он бросит тебя из-за прически, ехидно говорит воображаемый Бэкхён. Но Чанёль не бросит Ифаня даже под угрозой смерти. — Ладно, — шепчет Ифань неуверенно, — подойдешь ко мне потом как-нибудь. Нет-нет-нет, не уходи, думает Чанёль и хватает Ифаня за ногу. Тот замирает. Ифань, тихонько говорит Чанёль и трется щекой о его бедро. Он обреченно стягивает с головы капюшон и кепку. Брови Ифаня взмывают вверх. — Это ужасно, да? — спрашивает Чанёль расстроенно, надув губы (как маленький) и смотря, как дрожат уголки губ Ифаня. Ифань громко смеется и неуклюже плюхается на пол рядом с Чанёлем, притягивая его к себе и прижимая так крепко, что тот не может дышать. Чанёль чувствует его облегчение, словно свое, и ему становится стыдно за то, что он заставил Ифаня волноваться. — Это прекрасно, — Ифань целует его в ухо, и по коже Чанёля, словно по трассе, бросаются в бег тысячи мурашек. Врунишка, думает он, но молчит, прижимаясь к Ифаню ближе.✄
— А хотите, я сделаю вам парные стрижки, — предлагает Бэкхён за обедом, широко улыбаясь. Чанёль хватает Ифаня за руку и убегает за стол к иранским студентам. (Но, конце концов, прическа — это не так и важно, верно?)