я ненавижу своего брата / три причины

Добрый вечер. Меня зовут Арсений. Мне 23 года. И я ненавижу своего брата. Я чертовски ненавижу его и нихуя не могу с этим поделать. И на то есть три ебучих причины. У этих причин есть подпричины, а у тех свои подподподпричины, но самых важных три. тРи, блять. Первая из них заключается в том, что мы с этим уродом живем в одной комнате. А жить в одной комнате с подростком, проходящим через ебаный пубертат — это худшее. Особенно, если этому уебищу шестнадцать, и нужда подрочить приходит к нему по три раза на день. Три, блять. И эта тварь никогда не закрывает дверь в комнату, что влечет за собой то, что я вхожу в самые ахуенные моменты. И мне даже не стыдно, ибо я не слышал ничего, что могло бы привести меня к выводу, что этот уебок дрочит. Еще одна хуевая сторона в нашем с Антоном Хуеном сожительстве — это наш общий шкаф. Общий, сука. Пиздец. Оттуда воняет, как из помойки. Причем мои вещи постираны и сложены аккуратно. Но этот ушлепок просто не может не положить свою грязную, рваную и вонючую рокерскую… девчачью розовую футболку. А ВОТ ЭТО КРУТОЙ ОСВЕЖИТЕЛЬ ВОЗДУХА! ПОТ ЛЮБИМОГО БРАТА, СМЕШАННЫЙ С КРУТЕЦКИМ ОДЕКОЛОНОМ ИЗ FIX PRICE! КЛАСС, ПРАВДА? КРИВДА! В один прекрасный день зайду в комнату. Будет хуярить Пошлая Молли (см. Причина вторая) на всю, как, в прочем, и всегда. И Тоша выдрачивается на нижнем ярусе кровати. Открываю шкаф. И тут на меня падает это произведение благоухающего искусства. Это ж любимая футболка моего братика! ТАК И ПУСТЬ ПОЛУЧИТ ЕЮ ПО ЕБАЛЬНИЧКУ! Когда-нибудь наберусь смелости и сделаю так. А пока о второй причине. Двойка — это громкая музыка каждый раз, когда родителей нет дома. То есть фактически, блять, почти что 24/7. А летом, когда я не на учебе и этот сученыш дома тоже. Пиздец. Каждый ебаный раз. Каждый! Он встает пораньше, надевает любимую футболку, чешет прыщавый лоб и врубает на всю, смотря, как я вскакиваю со второго этажа кровати. Но в последнее время я просто игнорирую его, так как а) я привык и б) сплю в берушах. Пошел нахуй, картавая недоебина. Ну, а теперь чутка серьезнее. Антон на максимальных не любил говорить «добРое утРо». Вместо этого он говорил «ненавижу тебя», когда я проходил мимо. Идиотина, думающая, что это меня заденет. Я ненавидел его даже больше, чем он меня. А третья причина сформулируется в моей голове только тогда, когда я пойму, что натворил вчерашним вечером… *** Я врываюсь в комнату и нахожу его танцующим спиной к выходу. Я подхожу и кладу руки на его талию, тут же сжимая их. Я давлю его худой живот в надежде на то, что он блеванет на стол, где разложены его тетради и учебники. Но он еще не ел, тщетная попытка. Но он нагибается и кашляет. Я кладу его торсом на стол, попка, которую так незастенчиво обтягивали небесно-голубые шортики, была напряжена. Тогда я поднял его, одной рукой снова сжав талию, а другой — придушивая шею. Он трепыхался и пытался выбраться из плена моих цепких рук. Но нет. Не получалось. Никак. Я ТАК ЛЮБЛЮ, КОГДА ТЫ РАЗДЕВАЕШЬСЯ, ПОТОМУ ЧТО ТЫ ОДЕВАЕШЬСЯ В ХУЙ ПОЙМИ ЧТО! — А твои песни дело орут, сука! — я отпустил талию и шлепнул по заднице, грубо стаскивая с него шорты. Он только топчется на них, а под ними — ничего. Вот почему он такой уверенный в себе, когда ходит по дому. — Аррсений… — попытался мелкий. — Нет, пожалуйста… Не надо! Я взялся за шиворот футболки двумя руками и начал рвать ее. Он так выл. Он буквально плакал. Я провел ногтями по его спине и побрал сорванные гнойники под ногти. — Пррошу… Я не буду так больше, Аррс, пожалуйста! Я расстегнул и снял свой ремень, приложил половину к половине и ебнул металлической пряжкой по его нежной попке. Он сладко простонал. Я шлепнул его рукой и опустил на стол свою шлюху. Его уши максимально придвинулись к компьютерным динамикам, из которых сочилась его чудная музыка. Когда я коснулся своим вставшим членом его промежности, я понял, что он девственник еще тот. Он задрожал. Я был другого мнения об этой бляди. — Хочешь на сухую, сучка? Хочешь? — Уздечку не поррви, — сквозь слезы вкинул Антон. Я еще раз впечатал его в стол. — Смазка есть у тебя я спрашиваю?! — Нет и не было. — проскулил он, сбавив музыку. Идет дрессировка на лад, мм! Я обслюнявил руку и вставил два легко входящих в него пальчика. Он расслабился. Смирился? — У тебя что, стенки мокрые? Он молчал. Я вошел, и тут же звук ударил по ушам. Он включил на всю свой мерзкий мотив и заорал. Я хотел войти полностью и выебать его до порванного зада, но никак видимо. На сухую не шло. Я стал перед ним на колени и прикоснулся языком его нежной дырки. Я засунул язык в него и шлепнул. Он сжал проход, и я испытал новое чувство. Я хотел его. Не механически. Не местью. Хотел. Я встал. Развернул его лицом к себе и поцеловал в губы, даря ему вкус того и осознание, какая у него сладкая задница. — Можно на крровати? Пожалуйста, я всегда хотел в крровати. Он делает музон чуть тише и переключает трэк. Еб твою мать,  Я люблю твои волосы Я хочу спать с тобой Я хочу стать тобой Чтобы спать сама с собой. — Да хоть на окне с таким, как ты! Он ложится снизу, я присаживаюсь у раздвинутых ножек. Я еще немного двигаю ножки в его лицо и придвигаю к себе девственную задницу. Пару шлепков по попке, и вхожу. После язычка он лучше поддается. Он улыбается. Я двигаюсь внутри, расширяя стеночки, и ему лучше. Он молча плачет. И сильно стонет, когда я толкаюсь в такую чувствительную простату. — Шлюх надо наказывать. Ты шлюха? — Я шлюха! И я ускоряюсь, вбиваясь в брата. Я понимаю, что ему не больно, когда он просит сильнее. Я останавливаюсь. — Вставай. Он, право, сразу понимает. Я ложусь, а он садится на мой член в позу наездницы. Эта запыхавшаяся и картавая швабра не выглядела и близко к сексуальному. Но когда я закрыл глаза, чувства не подводили: он первоклассная блядь. Просто надо было помочь ему раскрыться. Его дырка принимает мой член, он стонет в такт и ставить свои мерзкие потные ручонки на мой торс. я набираю и стираю Набираю и стираю, набираю и стираю Вот такая вот хуйня брат Что там даже её mother тоже ничего не знает, нет Что там даже её sister не подозревает Что там даже её best friends не раскроют мой большой секрет Во всем виновата осень Я как будто sad man Он падает на меня от усталости, и я ощущаю запах асептолина. — Блять, я больше не могу, Аррсюш… Я делаю последние фрикции и кончаю в него. Он охуевает и привстает. Я развожу руками и вцепляюсь в его шею. И чувствую что-то очень жидкое и горячее на моем животе. Эта мерзость кончила. Неужели. Я отпускаю его, А он меня нет. Держит мой член внутри себя и ложится на меня. — Я счастлив, что мой перрвый рраз был с брратиком… С тобой хоррошо. — он целует меня в благодарность и смотрит мне в глаза. — А ты… Третья причина ненавидеть Антона Шастуна заключалась в той фразе, которую я сказал тогда. — А ты классно трахаешься. Музыка продолжала орать, а он смотрел мне в глаза, и я понимал, что эти причины ненавидеть все это время были причинами любить его. — Если ты не будешь включать музыку так часто и громко, я буду заниматься с тобой сексом. — Если ты не купишь мне такую же футболку, я подожгу все твои вещи и выкину их в окно. — Идет. — сказали мы хором. — Закрепим обещания поцелуем? — продолжил он. — К черту тебя. — я сам впился в его губы и положил руки к нему на спину и выпустил когти, чтоб оставить царапины. — Картавая сучка. — Ебыррь от бога. Он встал с меня и подошел к компьютеру. Воцарилась тишина, но посреди комнаты стал двухметровый вопрос. — И где секс? Я залился смехом и понял, что теперь просто так я не отделаюсь.