О сплетнях

Сплетни никогда не интересовали меня. Никогда не понимала тех, кто сплетничали за спиной у людей. Я сама становилась объектом обсуждений. И чем абсурднее слух, тем больше шанс, что он быстро наберёт популярность. Потому что нахуй кому нужна правда? Мелочь, казалось бы, кто этому поверит, но, видимо, я ошибалась. Настоящие друзья бы не поверили. Однако с такими, судя по всему, жизнь меня не свела до переезда сюда. Был один слух, который пустила про меня Ирциан, после того, как в её безупречном розыгрыше что-то пошло не так. Тогда я уже месяц училась в Свит Аморис и из одноклассников была близка только с Кентином. Это и было использовано ей против меня. Каждый мой шаг в сторону парня не остался незамеченным ею. То-то Амбер так пристально за мной наблюдала, когда предоставлялась возможность. Или нет. В общем, она меня хотела позлить. А может и спровоцировать на какое-то оскорбление. Мартин каждый раз, видя, как я куда-то с этой блондинкой иду, материл все четырёхэтажным матом. Конечно, безумно противно было выслушивать едкие насмешки девушки в свой адрес, когда так хочется дать ей пару ударов под дых, чтобы скривилась её физиономия. Но тогда проблем мне не избежать. Честно говоря, то, что мне могут сделать выговор, меня не пугало от слова совсем. Я же двинутая в этом плане. Но вот если об этом узнает папа, тогда другое дело. У Ирциан на Кентина виды есть. А Амбер с ней уже как закадычные подруги. Я знаю об этих «видах», но они меня не останавливают. Когда-нибудь мои нервы обязательно сдадут. Я понимаю это, но к счастью Кентин может меня успокоить и помочь отвлечься от этого. Я соглашаюсь с его словами, что они того не стоят, и успокаиваюсь. В последнее время, когда мы уже начали встречаться, меня не злят эти слухи. В конце-концов, сейчас их хотя бы Пегги не публикует в газете. Потому что, оказывается, если человеку какое-то время капать на мозг, он готов на всё, лишь бы ты от него отвалил. Так что на неё я могу рассчитывать. Капусин, чьё имя мне так и хочется искаверкать до Капустин, тоже не прочь поддержать беседу, когда у Амбер уже заедает одна и та же пластинка. На самом деле, мне не очень-то верится, что она действительно с таким энтузиазмом относится к теме обо мне. О моём внешнем виде, о разговорах с Натом (Амбер уверяет меня, что я ему не интересна с таким напором, что даже смешно), который всё ещё не оставил затею читать мне морали. Сестра старосты думает, что это я за ним хожу и говорю с ним тоже сама? Как будто я смахиваю на мазохиста. Да, Натаниэль человек хороший, конечно, но не тогда, когда пытается меня учить. Возможно, не стал бы он меня упрекать за шипение в буквальном смысле в сторону его сестры, не просил бы просто игнорировать её (так и тянет добавить: «и смириться»), я бы смогла понять его. Но нет, видно, не судьба. Я в очередной раз иду по столовой и слышу, как Амбер перешептывается с Ирциан. В этот раз я очень отчётливо могу расслышать каждое слово. И без труда понимаю, что разговор идёт обо мне. На этот раз они живо обсуждают и осуждают мой внешний вид. Про полное безвкусие моего гардероба, про белые волосы, да даже про длину каблуков моих туфель. Конечно, они наверняка специально говорят так, чтобы слышала добрая половина столовой, в том числе и я. Я слышу всего пару слов и их хватает с лихвой, чтобы испортить мне всё настроение к черту. Но ненадолго. Я выхожу из школы во двор и вижу Кастиэля, пинающего со всей силы дерево. Я даже не хочу спрашивать, за что парень так с ним жесток. Да и вообще разговаривать с ним не хочу. Он тоже не горит желанием говорить мне что-то, слишком увлечён ругательствами, которые он бросал то ли в сторону дерева, то ли просто в пустоту. Мне интересно, почему Лизандр не с ним. При нём Кастиэль так себя бы не вёл. Я знаю, что моему присутствию он совсем не рад. Однако, это рокера сейчас не заботит. Я какое-то время ещё смотрю на парня и сразу же ухожу в сторону сада. Забыла надеть куртку. Холодно на улице. Но в толстовке терпимо. Юджина хотела сегодня быть рядом, а то в библиотеке читать целыми днями наскучило. И сестра сказала, что на большой перемене может присоединиться ко мне, куда бы я ни собралась. Ещё она хотела взять какой-нибудь напиток в столовой. Сказала ей, что чая вполне достаточно будет. Что-то она не торопится. Я смотрю на голую землю, где местами уже лежит снег и невольно вздрагиваю. Всё-таки холодно без куртки. Юджина возвращается красная и запыхавшаяся. Я с удивлением смотрю на неё и качаю головой. В руке у неё пластмассовый стаканчик с чаем, на плечах небрежно накинутая куртка. А в руке еще одна. Только моя. Сестра умнее меня, как ни крути. — Почему ты это терпишь? — тихо спрашивает Джи и протягивает мне напиток. Я благодарю и залпом выпиваю всё содержимое стакана. Лицо сестры медленно вытягивается в удивлении. Чай очень горячий и крепкий. Я даже не задаю вопроса, о чём именно она говорит, я сама поняла, что о наболевшем. Только болит это у кого угодно, но не у меня. — Да брось, эти сплетни уже никого не колышат. В них верят только те, кто их распространяет. Юджина смотрит на меня отрешённо, вскользь. Она никогда не смотрит в упор, и я уважаю в ней это. Потом она и вовсе отводит взгляд в сторону. — Понятно. Зря я на голову Амбер свое кофе пролила, значит, — девушка вздыхает и еле заметно улыбается. Меня прорывает на смех. Юджина как обычно. Когда не надо, всегда среди первых в очереди. От смеха в уголках глаз выступают слёзы. Я начинаю говорить строгим голосом (ну, пытаюсь), как будто собираюсь отчитать её, но приступы смеха прерывают речь: — Ты же понимаешь, что теперь тебе будет обеспечен выговор. И сразу скажу, на случай, если они соберутся отомстить… Пусть попробуют. Я заговорщически подмигиваю сестре, та лишь улыбается в ответ.