All I want is to fly with you All I want is to fall with you So just give me all of you… «Rewrite the Stars»
С Филлипом было что-то не так. Явных признаков не было, но Финеас чувствовал, что все идет совсем не как обычно. Он все чаще ловил на себе какие-то нечитаемые взгляды Карлайла, между ними все чаще разливалось неловкое молчание. Финеас отчаянно пытался вести себя как обычно, но Филлип мрачнел с каждым разом больше. Финеас тревожился. С Карлайлом сложились странные отношения — вначале почти равнодушные, партнёрские, сейчас они стали почти семейными. Конечно, между ними не было ничего, кроме горячих взглядов, пары поцелуев по пьяни, но обоих, кажется, это устраивало. Энн шутила, что они «будто старая пара», Лутс постоянно интересовалась, как у них дела. Дошло до того, что Барнум сам начинал тихонько подшучивать, мол, ты почти как жена мне, Филлип. И сейчас все это разрушалось на глазах. Было уже около полуночи. Финеас осторожно отодвинул шторку, за которой скрывалась арена. Да, все так, как он и думал. Карлайл сидел на барьере, не замечая ничего вокруг, напряженно глядя в пустоту. Не самый идеальный момент для разговора, но хотя бы никого не было вокруг, а поговорить было необходимо. — Филлип, — окликнул Карлайла Финеас. Тот мгновенно вскинул голову, будто ждал. — Надо поговорить, — решил не оттягивать главное Барнум. Он зашагал к Филлипу, но тот проворно вскочил. — Слушай, Финеас, я сейчас не могу, я… эмм, я опаздываю, да, — бормоча нелепые оправдания, Карлайл стал стремительно двигаться к выходу, но его перехватила сильная рука Барнума. — Черт, больно! — вскрикнул Филлип, и Финеас чуть ослабил хватку. — Барнум, у меня синяки останутся от тебя. Мужчина хмыкнул. — Давай ты не будешь врать, Филлип. Значит, ты опаздываешь, но сидел тут и напряженно думал о чем-то, пока я не пришел. Так что говорить мы будем прямо сейчас, ты не отвертишься. — Дьявол, — вздохнул Карлайл и перестал вырываться. — Хорошо, Финеас. Чего ты хочешь? Они присели на барьер. — Хочу понять, что с тобой происходит, Филлип. Последние несколько недель ты будто в воду опущенный. Рассказывай, что случилось, никуда не денешься. — Да хотел бы я, — мрачно откликнулся парень. — Только с твоим упрямством я действительно никуда не денусь, как бы не старался. — Если у меня упрямство, то у тебя — больное самолюбие и замашки аристократа, — хохотнул Барнум, бездумно разглядывая амфитеатр. — Я тебе, тем не менее, нравлюсь, — улыбнулся краем губ Филлип. Финеас оценил шутку — такие среди коллектива были в чести. — Да и я тебе тоже, — отпарировал Барнум. Филлип на секунду будто замер, а потом сказал глухим голосом: — В отличие от тебя, я хотя бы свободен. В легких резко перестало хватать воздуха. Сердце забилось о грудную клетку. Правильно ли он понял?.. — Так вот в чем дело, Карлайл? Разве Черити тебе сильно мешает? — с трудом выговорил Финеас непослушными губами. — Я не настолько падшая личность, чтобы она не мешала, — тихо хмыкнул Филлип. Разговор становился серьезнее. Появилось странное ощущение, будто они ходят по тонкой грани, которую так легко переступить. — Хотя правильнее было бы сказать, что я ей мешаю. У нее в сотни раз больше прав, — горько улыбнулся он одними губами. Финеас искоса посмотрел на партнера. Он комкал в руках белоснежный носовой платок и смотрел под ноги. Финеас впервые, кажется, не знал, что сказать. — Но я люблю тебя, Филлип. Слова гулко повисли в воздухе. Карлайл бросил изумленный взгляд на Барнума, и тому показалось, что у Филлипа в глазах стоят слезы. — Так нельзя. Ты не имеешь права ее предавать, — прошептал парень. — Она же о тебе заботится. Воспоминания накрыли резко и без предупреждения, навалились разом. Вот они пьют всей компанией, все изрядно навеселе, а Финеас пьян больше всех. Вот он говорит о Черити, и циркачи смеются. Отчего-то задетый Филлип говорит резко: «Ну давайте, отпустите шутку, что я ревную! Да, я ревную, черт возьми!» — Я вспомнил… — ошарашенно произнёс Барнум. — Тогда, ты сказал, что ревнуешь… — А я думал, ты не вспомнишь, — напряженно усмехается Карлайл. — Я не хочу, чтобы ты об этом знал. Мне просто стыдно, что я с какого-то боку буду вам мешать, вы же счастливы вместе. Просто не думай об этом, хорошо? Я справлюсь. Финеас молчит. И как это понимать? Как это трактовать, как об этом думать? — Да, я ревную! — еще больше распаляясь, повысил голос Карлайл. Он вскочил, начиная лихорадочно расхаживать по песку арены. — На вашу годовщину… Черт, я думал, разорву эти цветы, которые ты подарил ей. Это отвратительно, Финеас, я никогда не думал, что столкнусь с этим лично! Видеть вас вместе… Черт, да я не знаю, что это и почему я ревную!.. — Идиот, — строго, но ласково произнёс Барнум, со своего места глядя на Филлипа, который не мог устоять на месте. — Надо было сказать мне все сразу. Не молчать об этом. — Каким образом?! — Карлайл сжал в кулаки холеные ладони. — «Мм, Финеас, а не расстаться бы тебе со своей женой? Ну, мне просто так хочется. А тебе с ней хорошо? А мне нет, так что давай». Замечательно, так бы это и звучало, так все партнёры разговаривают. — Мы не просто партнеры, Филлип, и ты это отлично знаешь, — негромко произнёс Финеас, вставая и подходя прямо к парню. Голубые глаза напротив — огромные и растерянные. — Ты хочешь занять место леди Барнум? Бестактный вопрос, согласен, но задать его необходимо. Я пытаюсь понять, что тобой движет и почему ты так резко реагируешь на нее. — Не знаю. Мне просто неприятно, что ты с кем-то ближе, чем со мной. Всё? — резко ответил Филлип и отвернулся. — В ком-то проснулся собственник, — довольно хмыкнул Финеас. — У тебя научился, — буркнул Карлайл. — Я не знаю, Барнум. Вообще ничего не понимаю. Я говорю тебе все, как есть — честно, насколько я сам могу осознать. — Ладно, успокойся, — мужчина ласково коснулся чужой руки. — Я спокоен, — отдернул пальцы Карлайл. — Просто это не главная проблема. А если мы начнём говорить о главном, то обязательно поссоримся, я этого не хочу. Финеас отступил на шаг и скрестил руки на груди. В нем медленно начало закипать раздражение — от этих недомолвок, от того, как в одно мгновение все стало слишком сложно и запутанно. — Теперь уже придется сказать, — голос его звучал холодно и отстранённо. Филлип опустил голову, глубоко вздохнул, будто набираясь решимости и заговорил: — Я устал, Финеас. Ты самый близкий мне человек, и я знаю тебя — ты великолепен, другого слова не подберешь. Твои идеи, твой талант… Ты особенный, и ты единственный, кто понимает меня, с кем я могу быть полностью откровенен. Но чем ты занимаешься изо дня в день? Ничем, черт тебя побери. Ты ведь талантлив, безумно талантлив, но ты погребаешь себя под идиотскими идеями. Ты отрезаешь себя от общества, и порой мне становится стыдно за то, о чем ты говоришь и о чем шутишь. Я должен осаждать тебя резкими словами, в надежде, что ты поймешь и начнешь думать, прежде чем что-то говорить, — Филлип смотрел мужчине прямо в глаза, не стыдясь. Финеас внезапно почувствовал невыносимую усталость. Человек, который стоял прямо напротив него, был самым близким, самым понимающим в его жизни. Но даже он был не способен принять Финеаса таким, какой он есть. — Послушай меня, Филлип, и постарайся понять. Я не могу измениться. Меня не надо исправлять, я такой, какой есть. Ты говорил мне не раз, что именно я освободил тебя, что я показал тебе новую жизнь, свободную жизнь. Я, понимаешь? Со своими идиотскими идеями, такой, как есть. А сейчас ты хочешь, чтобы я изменился? Тогда прости, но нам определенно не по пути. Если из-за мнения общества ты стыдишься меня, если для тебя это так важно, то ты действительно не имеешь права на то, чтобы ревновать. Потому что именно Черити, наплевав на все, приняла меня и полюбила. С ней я не чувствовал себя уродом и изгоем. Может, потому, что она не стыдилась меня никогда. Повисла холодная тишина. На мгновение Филлип закрыл глаза, будто ошарашенный словами партнёра, а когда открыл их, в них плескалось лишь равнодушие и отстраненность. — Хорошо. Значит, я просто ошибался насчет того, что для тебя значит «быть собой». Прав я никаких на тебя и не заявлял, если ты помнишь, я сказал, что ревную, но тебя это абсолютно ни к чему не обязывает. Да, я стыжусь тебя на людях, потому что все знают, что ты мой лучший друг, а другого лучшего друга у меня, увы, нет. Мнение общества для меня очень важно, ты это знаешь. Если мы сейчас прекратим общаться на правах друзей — мне будет тоскливо, конечно, ну, что поделать, значит, судьба такая. Будет тяжело, но я прекрасно справлюсь, а ты, видимо, действительно очень многим жертвуешь ради общения со мной. Дождусь, когда истечет срок контракта — через полтора года, если мне не изменяет память? Тогда попрощаемся окончательно. Финеас не мог понять, говорит ли Филлип искренне, или в словах его злой упрек. Но мужчина лишь пожал плечами, набросил пальто и надел цилиндр. — Что ж, на этом мы и закончим, — сказал он совершенно ровно и пошел к выходу. — Спокойной ночи, — бросил ему в спину Филлип глухо. — Спокойной, — откликнулся Финеас и вышел из шатра. Прохладный воздух коснулся его лица, и Финеас наконец позволил себе сухо и совершенно отчаянно всхлипнуть раз, потом второй и, наконец, сесть на пыльную дорогу и по-детски расплакаться. Кажется, он снова все проиграл. Только в прошлый раз, в пожаре, он думал, что потерял все, но его спас Филлип. А теперь ему не к кому идти, потому что он потерял Филлипа. На чернильном небе вспыхивали звезды.***
Назавтра все было совершенно как обычно. Они лишь сухо кивнули друг другу, не встречаясь взглядами. Филлип вынул из внутреннего кармана двадцать долларов, одолженных у Финеаса третьего дня, и Барнум подавил желание кинуть эти деньги ему в лицо. Забрал купюры, не касаясь пальцев Карлайла, изо всех сил стараясь держать лицо и не раскричаться на глазах у всей труппы. Он заметил свое отражение в зеркале и только хмыкнул — бессонная ночь сказалась на лице. Темные круги под глазами, растрепанные волосы и измученный вид. Восхитительно. Репетиция тоже прошла обыкновенно, они перебросились парой ничего не значащих слов, оттачивая сольный номер. К двум часам подошла Черити — удивительно красивая от свежего ветра, с горящими глазами. Она бросилась к Финеасу, поцеловала его нежно мягкими губами, попутно рассказывая, что отдала малышек сестре, чтобы та за ними последила, а Барнум и Черити, наконец, могли бы сходить куда-нибудь вместе. Финеас кивал, глядя в ее добрые доверчивые глаза и соглашался со всем, иногда прерывая ее рассказ поцелуем. Взгляд Филлипа прожигал его через всю арену. Финеас только ухмыльнулся про себя и приобнял Черити крепче, прижимаясь губами к тёплому виску. — Милая, сходить куда-то будет замечательной идеей, — говорит он с любовью. С трудом отметает от себя мысль, что вместо теплых карих глаз жены ему чудится аристократическая холодность взгляда Филлипа.***
Так проходят две недели. Молчание. Краткость. Подчёркнутая вежливость. Нежные солнечные поцелуи Черити. Круги под глазами от недосыпания. Черт бы побрал капризного мальчишку. — Вы будто поссорились, — наконец замечает Энн, когда находит мужчину в знакомом баре. Финеас вздыхает и доливает себе в стакан остатки виски из бутылки. — Поссорились, — не отпирается он. — Нашелся еще один учитель, который решил, будто знает, каким я должен быть. Энн молчит и отстраненно наблюдает, как Финеас стремительно, будто локомотив, движется к алкогольному отравлению и похмелью. — Прости, может быть, я не к месту скажу это, но все-таки, — она накрывает смуглой огрубевшей ладошкой руки Барнума. — Милые бранятся — только тешатся. Не удержавшись, Финеас фыркает. — Ты погоди смеяться. Подумай сам. Вы из тех людей, которым необходимо быть вместе. Вам нужно это. Плевать, будете ли вы кричать друг на друга, драться, будто пьяные в кабаке, или целоваться. Вы должны находиться вместе. Так что иди к нему — пусть говорит, что хочет. Ты можешь меняться или нет, он может оставаться таким, какой он есть или нет, вы можете принять друг друга, а можете ссориться из-за этого хоть дни напролет. Главное — вы должны быть вместе. Финеас залпом допил остатки, случайно проглотил льдинки, одиноко звякавшие о стенки запотевшего стакана. — Спасибо, Энн, — он бросил на стол купюру и крепко обнял тоненькую девушку. — Не отпускай его, пожалуйста, и тогда никакой благодарности мне не будет нужно, — прошептала она, и Финеас услышал по голосу, что она улыбается.***
Он открывает дверь без стука — уже давно трезвый и спокойный. Гримерная Карлайла небольшая, но Финеас сейчас и не собирается устраивать шоу. Впервые, кажется. — Барнум, — Филлип встает со своего стула, замечая в зеркале Финеаса. — Чем обязан? Слова вылетают у мужчины из головы, и остается одна безотчетная ярость. — К черту, Карлайл, — бросает он хрипло и, в два шага пересекая пространство, хватает сильными пальцами мальчишку за воротник белоснежной рубашки, припечатывает к стене и целует — жарко, влажно и грубо. Филлип вскрикивает в поцелуй, отчаянно пытается отстранить Финеаса, колотит по плечам, по спине — больно и бесполезно. Финеас только перехватывает тонкие холеные запястья и держит крепко, в отместку за удары слегка прикусывая нижнюю губу. Филлип глухо стонет, когда Барнум целует шею. — Черт тебя дери, Финеас!.. Могут же войти, Барнум, остановись, ты не запер…аах, черт… дверь… Когда Барнум отстраняется(по первой же внятной просьбе) и садится на диванчик, Филлип сдавленно ругается, не глядя на мужчину, а по щекам его разливается жар румянца. Непонятно, ругается от того, что стыдно, от того, что зол, или от того, что не получил продолжения? — Успокоился? — поднял бровь Финеас. — Иди к дьяволу, — цедит Филлип, а потом оборачивается и смотрит робко, оборачиваясь из серьезного молодого человека в нашкодившего мальчишку. — Какой же ты идиот, Карлайл, — почти с восхищением тянет Финеас и заставляет Филлипа устроиться рядом. Сам приобнимает парня за плечо, и тот приникает к нему ближе. — Я тебе, тем не менее, нравлюсь, — шепчет Карлайл, пряча улыбку в уголках губ. — Я тебе тоже, — расслабленно отвечает Финеас, откидывая голову. Как там говорила Энн? «Главное, чтобы вместе»? Вот они оба — здесь и сейчас. Вместе.