Новый взгляд на лето

Забавно фыркая, чёрный жеребец перешёл на рысь, приближаясь к краю левады, где недалеко от неё в тени огромного и очень старого дуба сидел молодой парень, что-то аккуратно рисовавший в альбоме, который лежал у него на коленях. Никак не связанные между собой линии постепенно находили точки соприкосновения, превращаясь в полноценный рисунок, который художник так и хотел оставить в чёрно-белом цвете. С белого листа на улыбающегося шатена смотрел его местами забавный, но очень умный вороной друг редкой породы марвари. От всех других лошадей его отличали только прелестные ушки, которые не стояли торчком, как у остальных лошадей, а были завёрнуты и касались друг друга кончиками, образуя милое сердечко над головой. Своего верного и вечно фыркающего друга Инглинг буквально спас в Индии, когда гостил там у своей тёти, сестры его покойной матери. Индийцы считали чёрных лошадей символами несчастий и смерти, поэтому маленького Беса (весьма неожиданное имя для коня, но Инглингу оно очень понравилось, ведь животное получило его у своего первого хозяина, а парень его менять не захотел) ожидала смерть, но вот только шатен не смог пройти мимо и защитил жеребёнка, предложив за него большие деньги. Хозяина, в конюшне которого родился вороной марвари, долго уговаривать не пришлось, а отец тогда ещё мальчика, когда узнал, кого покупает его сын, добавил в два раза больше, потому что лошади этой породы были весьма редкими, а за территорию Индии их было нельзя вывозить — только с письменного согласия продавца, который тут же согласился, увидев баснословные для него деньги. Так у Инглинга появился новый и самый верный друг, у которого, как позже узнал парень, на морде всё же было пусть и небольшое белое пятнышко, которое свидетельствовало о том, что Бес вовсе не источник несчастий, а наоборот — конь приносит удачу (если, конечно же, верить тем же индийцам). Со временем марвари вырос в большого и очень красивого жеребца, рост которого в холке составлял около одного метра и семидесяти пяти сантиметров, что было достаточно много для этой породы, но Инглинг всегда смеялся и говорил, что его Бес особенный. И так оно и было — равных этому коню не было ни в одной конной дисциплине, ведь он скакал как ветер, прыгал так высоко, что преграда в два с половиной метра для него была не лучше «кавалетти», а из-за особого строения и положения передних ног выездка давалась ему весьма хорошо. Покорялось вороному с пятном на лбу всё — и конкурные барьеры, и красивые кобылки на конюшне, и их не менее прекрасные всадницы, бросающие в сторону его наездника томные взгляды, но вот только Инглингу было не до них, потому как он уже давно приметил для себя одну девушку, да вот только она не обращала на него никакого внимания — с виду парень казался до ужаса худым, что на самом деле было не правдой, а ещё он часто при ней заикался, не зная, как правильно выразить свои мысли. Зато, сидя в седле своего шикарного друга, он преображался — плечи расправлялись, спина становилась ровной, а белая футболка-поло (обязательный, как и шлем, элемент на тренировке по конкуру) плотно обтягивала поджарое тело и просвечивала две татуировки — скалящего зубы волка на груди и молитву Одину на рёбрах, — ещё одна тату покоилась на косых мышцах парня с левой стороны и представляла собой надпись на латинском языке «Monogamous» — однолюб. Последнюю Инглинг набил полтора года назад, когда понял, что окончательно потерял голову в океанических глазах светловолосой и достаточно боевой девушки, которая занималась совершенно не характерным для неё и её характера балетом, ведь, как считал сам Инглинг, все балерины были миниатюрными, вежливыми и очень добрыми, а Хофферсон была совершенно другой, что естественно выделяло её из общей толпы других дамочек в пачках. И, надо признать, Хэддок, не смотря ни на что, всё же считал светловолосую лучшей танцовщицей, которую он только видел, а видел он достаточно — поездки с Бесом на соревнования в разные уголки мира давали своё, ведь в свободные вечера парень любил посещать театры или просто гулять по городу, наблюдая за людьми, которые находились вокруг него. Однако о том, что Инглинг Хэддок и его вороной жеребец лучшая пара по конкуру во всём мире, в институте, где парень учился уже на четвёртом курсе (ну, в конце июня успешно закончил третий), никто не знал. Более того, его все шпыняли, отбирали конспекты, но Инг никогда и никому слова по этому поводу не сказал, чем привлёк к себе внимание самых безбашенных студентов — Зены и Зейна Торстонов. Близнецы были сорвиголовами, учились так себе, любили подкладывать кнопки на стулья своим однокурсникам и просто как-то подкалывать их, однако Инглинга они ещё ни разу не зацепили. Более того, они с ним легко нашли общий язык и подружились, но шатен всё же попросил их не приближаться к нему в пределах «храма знаний», чтобы не было лишних взглядов и слов — излишнее внимание к себе парень до жути не любил. Слава Тору, что журналисты не донимали его постоянными интервью и фотографиями (ему вполне хватало плановых), иначе шатен уже давно бы позабыл, что значит покой. — Инглинг, — к дереву, под которым сидел парень, подошёл высокий рыжеволосый мужчина. — Ты снова занят не тем, чем нужно? — Пап, — недовольно протянул шатен, делая заключительные штрихи простым карандашом. — Первая тренировка прошла час назад, а следующая начнётся только через три, вот я и решил отдохнуть. Июль же. — Июль июлем, но я решил, что ты поедешь в лагерь, — отец парня, которого звали Стоик, нахмурился, подходя ещё на пару шагов ближе. — Ваши с Бесом показатели в последнее время стали хуже. Думаю, специальный спортивный лагерь заставит вас хоть немного поработать. — Ох, отец, — поднимаясь с земли, пробормотал Инглинг и улыбнулся. — Я понимаю, что ты так выражаешь свою любовь ко мне, но я считаю, что лагерь — это явно лишнее. — Близнецы тоже едут туда, — с улыбкой протянул мужчина, а потом улыбнулся ещё шире и подмигнул сыну. — И Астрид тоже. — Так, с Зеной и Зейном всё понятно, они у нас ярые спортсмены, но причём тут Астрид? — Парень выгнул брови. — Разве балет считается видом спорта? — Отчасти, ведь для того, чтобы танцевать, нужно тренироваться, а именно для этого создан лагерь, — пояснил Стоик. — Так что, едешь? — А у меня есть выбор? — Со смехом спросил шатен, подходя к леваде, где у самого края стоял Бес, и начиная поглаживать коня по тут же подставленной морде. — Как тебе идея, приятель? Марвари радостно заржал, а потом встал на дыбы, всем своим видом показывая, что идея явно пришлась ему по душе. Друг вороного только покачал головой и посмотрел на всё ещё улыбающегося отца. — Ладно, — со вздохом протянул он. — Заказывай билеты. — Держи, — Стоик, как будто только этого и ждавший, расстегнул единственную пуговицу на пиджаке и достал из внутреннего кармана белый конверт, в котором лежал билет в спортивный лагерь. — Я заказал билеты ещё в начале июня, когда услышал, как ты разговаривал с Зейном по телефону. — А подслушивать плохо, — рассмеялся парень, но всё же с благодарностью в глазах забрал у отца конверт. — Спасибо. Думаю, я не пожалею, если проведу остаток лета на базе этого спортивного комплекса. Может придумаю, как увеличить высоту прыжка Беса. — Куда ещё выше? — Рассмеялся рыжеволосый мужчина и застегнул пиджак. — Ладно, мне пора идти, а ты можешь ехать домой и начинать собирать вещи. Смена начинается с завтрашнего дня, а у тебя ещё ничего не собрано. Беса же привезут в лагерь утром к твоей стандартной одиннадцатичасовой тренировке. — Спасибо, пап, — смотря на белый конверт, произнёс Инглинг. — Пора бы мне уже по-новому взглянуть на лето. Не в обиду, но тренировки и усердное обучение сидят у меня уже в печёнках. — Ты прав, вечное обучение тебя быстро в гроб загонит, так мы ещё и в городе живём, где экология так себе, — на манер лошади фыркнул Стоик и улыбнулся, услышав смешок сына. — Сказал человек, который буквально умолял меня купить при переезде квартиру в центре Лондона, а не на окраине, где есть частные двухэтажные домики, — в голос рассмеялся Инглинг и начал махать руками, когда увидел, что его отец собирается что-то ему ответить. — Ничего не говори, пожалуйста, иначе я ещё долго не успокоюсь, а мне, между прочим, надо ехать домой и собирать вещи, ты сам так сказал. — Я могу подкинуть тебя до города, но дальше тебе придется самому, — спокойно произнёс рыжеволосый мужчина и только покачал головой, когда его сын достал из кармана штанов ключи от машины. — Сам, так сам. До вечера, сынок. — А как же тренировка? — усмехнулся парень, смотря на немного растерявшегося отца. — Ничего страшного, если ты её пропустишь, — Стоик подмигнул своему сыну, который явно не ожидал таких слов. — Сегодня ты заслужил.