письма с ароматом кокосовых конфет

Они весь день провели в дороге, сменяя поезд поездом, подолгу в каждом не задерживаясь. Бэкхён пару раз пил кофе в привокзальных кафешках, насквозь пропахших дешёвым фастфудом и моющими средствами. Имевшихся у него денег хватило бы надолго, но проблемы всё равно были. Под боком ютился малолетний Кёнсу, что постоянно хватался за Бэкхёна как за спасательный круг; запуганный, как лань в западне, не до конца отошедший после операции. Он мог есть лишь то, что прописал врач и что мог впопыхах Бэкхён взять из дома. Имевшихся денег могло хватить на долго, если бы Кёнсу не нужны были лекарства. Благо, в месте, в которое они ехали, ждала тётя, которая могла как-то помочь. — Дядя, — в который раз подёргал за рукав Кёнсу, как они сели на последний — он надеялся — поезд. — Не отдавай меня папе. Я с тобой жить хочу. Пожалуйста. Бэкхён улыбнулся криво и взлохматил ему макушку. Кёнсу было одиннадцать, но за эти ничтожные одиннадцать лет он пережил столько, сколько Бэкхёну не пережить и за тридцать. — Всё будет в порядке, Кёнсу. У нас нет ничего против твоего папы, но я буду бороться за тебя до последнего. Твоя мама предпочла бы, чтобы с тобой всё было в порядке, а с отцом ты в порядке не будешь, поэтому пускай только сунется. Бэкхён врал и врал безбожно. Против отца Кёнсу у него было достаточно, но всё это могло травмировать его, а сейчас, когда у него началась ремиссия, лишние волнения были ни к чему. Бэкхён надеялся лишь на то, что сестра поможет выбить ему опекунство, но для этого в идеале отца мальчика не мешало бы лишить родительских прав. — Хорошо. Мы скоро приедем? — Да, но ты успеешь поспать за это время. Лучше отдохни. Тебе нужно больше отдыхать, живот не болит? Кёнсу отрицательно покачал головой и забрался с ногами на койку, но потом вспомнил, что швы сняли относительно недавно и выпрямился. Бэкхён тем временем положил их сумки на койку, предназначавшуюся ему. Он снял пальто и положил рядом с собой так, чтобы не мешать племяннику, и выглянул в окно. В этот момент поезд тронулся. Бэкхён вспомнил, как он в детстве не раз переезжал с места на место, а каждое лето ездил с сёстрами в Пусан к бабушке. Собственно, после школы там и обосновался вместе с Сыльги, в то время как младшая, Хёджон, переехала в Ульсан, где впоследствие вышла замуж. Удачно, иронично говоря. Но в случившемся места для иронии не оставалось — Кёнсу нужно было увезти как можно дальше от его сумасшедшего папаши, благо тот не славился большими связями и “своими” людьми во всех городах. В худшем случае он мог привлечь своего не менее дурного, чем он сам, папашу-копа. Бэкхён также вспомнил, что на вокзале, в Сеуле, в урне для песка почти всё детство оставлял крохотные письма, написанные самым корявым, но самым милым почерком в мире. Ещё ребёнком это вошло в привычку, когда в один из своих переездов он встретил Чанёля. Бэкхён тогда ехал в одном купе с дедом, в то время как родители и сёстры полностью занимали соседнее. Чанёль и его отец стали их соседями. Пока дед со свойственным ему дружелюбием стал докучать отцу Чанёля, сам Чанёль разговорился с Бэкхёном. Речь, кажется, тогда зашла о новой игрушке от Remedy. Обоим было по двенадцать, оба увлекались компьютерными играми, которые на тот момент только набирали популярность среди подростков. А потом тема перешла в другое русло, и слово за слово узнали друг друга получше. Бэкхён, например, до сих пор помнил, что Чанёль любил собирать и коллекционировать различные камни, сидеть, положив правую ногу на левую — и никак иначе! — читать комиксы по Константину. За столько времени, конечно, многое, что могло измениться, но эти детали въелись в самую подкорку. Той поездкой дело не закончилось — они стали вести переписку, но весьма странным уже для тех времён способом. Та песочная и пустая уже не первый год урна стала...«проводником»? Детьми они сговорились оставлять там письма друг другу и, возможно, какие-то подарки. Бэкхён чаще всего оставлял сладости, которые так любил Чанёль. Например, кокосовые конфеты, которые можно было купить только в Пусане. А Чанёль, в свою очередь, оставлял те самые камни, которые собирал, от аметиста до янтаря, самой разной ценности — ему было не жалко. Всякий раз, когда Бэкхён уезжал из Сеула, он оставлял в урне письмо, что-нибудь ещё и, кажется, где-то в этом «ещё» была душа. Всякий раз, когда Чанёль приезжал в Сеул, он оставлял целый мир, не иронично говоря. Но детство шло, поездки стали реже. У Чанёля перемкнуло в шестнадцать, у Бэкхёна позже, хотя, если говорить честно, не перемкнуло совсем. Но самоубеждение — хорошая штука. Да и воспоминания остались хорошие, пусть их нельзя было назвать светлыми. Яркими больше. Не было такого, что не хотелось вспоминать, но были моменты, которые хотелось забыть. Например, ту наивную детскую влюблённость, что пахла кокосовыми конфетами, пыльной дорогой и песком. А ведь всё это закончилось около шестнадцати лет назад. Но почему-то помнилось до сих пор. Человеческая память вообще по природе своей штука интересная — ты можешь десять лет помнить одну лекцию по ненужной для программиста культуре речи и забыть при этом, как зовут твоего соседа по лестничной площадке. И это не дикость. Это нормальность, с которой жить интереснее. Вот Бэкхён и помнил все эти моменты, ни разу не задумываясь, а нужно ли всё это будет. Он посмотрел на задремавшего Кёнсу и написал Сыльги немногословное «Мы в порядке. Будем к восьми». Сестра писала чуть ли не каждые полчаса с пригоршней взволнованных смайликов в одном сообщении и обещалась встретить на вокзале. Из всех троих детей в семье она была самой паникёркой. Хёджон всегда была спокойной, а Бэкхён так вообще по большей части пофигистом. Правда, назвать его спокойным в день, когда Кёнсу предстояла выписка из больницы, было нельзя. Он уже потерял сестру, ни разу не обратив внимания на её немые сигналы о помощи, за что корил себя по сей день. Терять Кёнсу о не хотел, и тут вряд ли всему виной были обязательства. Пусть Бэкхён и был эмпатическим имбецилом, Кёнсу он таки любил. Своих детей у него не было, да и не будет, скорее всего. И нельзя сказать, что Кёнсу — это удачный или неудачный вариант на роль сына. Дети не игрушки в магазинах, чтобы их выбирать, а потом за ненадобностью выбрасывать. Нет. Бэкхён просто любит его так, как никогда не полюбит Кёнсу его собственный отец. По-отечески любит. За последние двое суток Бэкхён поспал не больше пяти часов, и под равномерное движение поезда его вновь начало клонить в сон, и кружки кофе, выпитой часом ранее, как будто и не было вовсе. Он заснул в сидячем положении, но через два часа уже вновь был на ногах, потому что разбудила вибрация в кармане брюк. Когда Бэкхён дёрнулся, его очки забавно упали поперёк лица. — Я слушаю, — сонным голосом пробормотал он и поправил очки. Бэкхён посмотрел на Кёнсу. Тот всё ещё спал или делал вид, что спит. — Мне сейчас Минсок-хён сказал, что ты уехал в Сеул. На кой чёрт тебя туда потащило? — Надо, — отрезал Бэкхён, узнав по голосу своего заместителя. — Скорее всего, головной офис теперь будет там. Спроси у ребят, кто из них не против уехать из Ульсана в столицу. На их оклад это не повлияет, Сехун. — Ты так спокойно об этом говоришь? Вот же ж в поле ветер… — Не продолжай. Я понял твою позицию. У меня просто возникли проблемы. Не думаю, что акционеров сильно потревожит мой переезд. — У нас неделю назад сменился генеральный, и тебе нужно было погрязнуть в проблемах именно в этот период. Ты неудачник, Бэкхён-хён. Ты в курсе? — ворчал на том проводе его помощник, но Бэкхён пропустил из сказанного почти всё. — В смысле сменился генеральный? — Да вот так вот. У Юна контрольный пакет выкупили, тот в покере опять погорел. Снова то есть. Я сам нового босса ещё не видел, но говорят, мужик нормальный. В конце концов мы же понимаем, что компания держится не на верхушке, а производителе, то есть… — Не начинай. Мне правда не до этого, Сехун. — Ладно. Но, думаю, тебе реально сначала переговорить с главным, а потом уже переносить офис и штат. — Всё равно спроси. Я не хочу, чтобы это потом вышло постфактум. Мне в Ульсане сейчас быть не желательно, а сглаживать углы ты всегда умел, так что удачи. — А что случилось? Что-то серьёзное? — Нет, но если меня будут искать, никому ни слова, кроме наших. Пусть даже если этот кто-то представится братом, зятем, сватом. Не важно. Никому ни слова, ты понял? — Только не говори, что ввязался в криминал. — Не криминал. Но Сехун, я прошу тебя, никому ни слова. Пожалуйста. — Хорошо, хён. Но может всё-таки скажешь… — Я напишу. Всё, давай. Он отклонил вызов и снова посмотрел на Кёнсу. Открыл мессенджер и нашёл контакт Сехуна. «желательно удали потом всё, как прочтёшь. месяц назад умерла хёджон, помнишь? бросилась под машину. сама якобы. не сама. я откопал запись с камеры видеонаблюдения, не спрашивай как, ты же знаешь. но идти с ней в полицию ульсана вообще без вариантов. это хвису. проблема в том, что сейчас рядом со мной их сын, и ему не нужен лишний стресс, он и так операцию перенёс не совсем удачно. кёнсу ничего не знает, поэтому сам понимаешь. его состояние волнует меня сейчас больше всего. я постараюсь выпросить отпуск по электронке, за меня пока поработает минсок. бумажки по его части как раз». Допечатав сообщение, он убрал телефон в карман и не доставал его вплоть до подъезда к городу. Сыльги же нужно было написать. После трёхчасового сна Кёнсу выглядел более помятым, чем был до этого. Он немного поел и признался, что боится Сыльги, потому что никогда её не видел, а мать описывала сестру как пчёлку. Бэкхён его успокоил и вновь потрепал мальчишку по макушке. Кёнсу это не нравилось, но он молчал. Когда они сошли на платформу, время было около девяти вечера. Не заметить сестру было сложно. Одетая во всё чёрное и красное она ждала их возле своей тойоты с ярким плакатом в руке. Бэкхён смутился, а вот насколько смутился Кёнсу представить было страшно. Мы не знакомы, хотелось закричать ему, но Бэкхён стоически преодолел путь до Сыльги и улыбнулся. При виде Кёнсу она прямо расцвела, и это не сулило ничего хорошего. — В последний раз, когда я тебя видела, ты был шариком, катавшимся по полу. Кёнсу для его лет не особо был богат на эмоции, но Бэкхён сейчас наблюдал весьма интересную картину. Его племянник покраснел от ушей до носа и отвернулся в сторону, будто искал помощи. — Как всё прошло? — Нормально. Вроде. Эй, Кёнсу, ты особо не пугайся эту тётку. Она вредная, но добрая. Кёнсу кивнул. Сыльги зафырчала. — Как был язвой, так и остался. Найди уже себе кого-нибудь. Пришло время фырчать Бэкхёну. — Поехали ко мне. Я вас накормлю, а твой клоповник завтра посмотрим. У вас все лекарства имеются? — Лучшее лекарство для Кёнсу сейчас — это хороший отдых и правильное питание. — Отлично, что нам можно есть? — Сыльги открыла заднюю дверь, приглашая Кёнсу. Бэкхён сел рядом с ним, хотя обычно предпочитал место рядом с водителем. — Ничего жареного, солёного, острого. Сладкого в меру. В общем, нельзя всё то, что любишь ты. Но зная твои навыки в готовке, я хочу верить в лучшее. Сыльги закатила глаза, но комментировать слова Бэкхёна не стала. Они выехали на шоссе, проезжая мимо пеших улиц. Сеул казался шумнее и ярче Ульсана, но внешне почти не отличался. В последний раз, когда он здесь был — пять лет назад — город был не таким… плотным что ли. Жила его сестра не в Каннаме, но и не в трущобах. В обычном спальном районе-многоквартирнике. Малые семейные дома остались позади. Сыльги, судя по её профессии, дома редко бывала, поэтому увидев обжитую квартиру, в которой было с горем пополам прибрано, Бэкхён удивился. — Наша великий танцор диско заделался хозяйкой? — Вот же язва. Кёнсу, не стой на пороге, проходи в комнату. Туалет и ванная, если что, прямо по коридору налево. А тебе, дорогуша, я посоветую держать свои комментарии при себе. — Вообще-то я твой старший брат? — И? — она повела бровью и перешагнула через сумки. — Комнаты три, но вон ту даже не думайте занимать. — Сыльги указала налево. — А там уже сам решай. Утром позвоню знакомому врачу. Он поможет, если что. Правда, я не в курсе, входит ли в его специализацию дети, но попробовать стоит. У меня с понедельника почти весь график забит. Нужно тренировать новую группу, а там почти все сырые. Поэтому с чем-то придётся разбираться самому. Я оставлю контакты одного нашего менеджера. У него брат в прокуратуре работает. Расскажешь, что да как. Опять же, придумай отмашку поубедительнее, когда тебя спросят, как ты откопал запись видеонаблюдения. За то, что ты хакнул систему безопасности частного мероприятия, сам понимаешь, по головке не погладят. Так, что ещё? Главное забыла. Ты точно готов взять опеку над Кёнсу? — Да. Сыльги? — Что? — Спасибо и… — Не благодари. Пойдём, лучше поможешь на кухне. Бэкхён кивнул и последовал за сестрой. Его слегка знобило от недосыпа, в остальном он чувствовал себя хорошо. Сыльги расспрашивала его о работе в фирме, но отвечал он на автомате, не особо вникая в суть вопроса. Он сходил в комнату проведать Кёнсу. Тот сидел на кровати и смотрел по сторонам. Бэкхён попытался найти какие-либо диски и, сделав это, включил первый попавшийся. Сели есть только в районе одиннадцати вечера. Пока Кёнсу после длительного времени, проведённого в больнице, положительно оценивал кулинарные способности Сыльги, Бэкхён водил палочками по тарелке, метая рис из стороны в сторону. Кусок в горло не лез, но он был рад видеть, что Кёнсу уже не выглядел так серо. Бэкхён поджал губы и вышел из-за стола. Нужно было сосредоточиться на новой цели, но от хронического недосыпа ни одной складной мысли в голове не было. Сговорился с собой на том, что утро вечера мудренее, и решит всё завтра. Тему смерти мамы Кёнсу не поднимал никто, но в плечи всех троих были перекошены напряжённой тяжестью. Носили это в себе. Двое — потому что привыкли. Третий — потому что слишком быстро пришлось повзрослеть. Наутро первым делом он связался с врачом, телефон которого дала Сыльги. Врача звали Ким Чондэ, и тот был онкологом с многолетним стажем. Случай Кёнсу был не единственным в его практике, поэтому проблем не должно было возникнуть. Кёнсу полгода уже боролся с аденокарциномой. Как показала последняя операция, весьма удачно. Благо, на второй стадии его не стали сажать на курс химиотерапии, и теперь при правильном питании и режиме всё должно прийти в норму. Чтобы дать точный прогноз, Ким Чондэ ждал их в своём кабинете в следующий понедельник. Тем временем его какаоток атаковал Сехун с кучей вопросов, а где, а как, а почему. Бэкхён отвечал на отвали. Следующим шагом стало посещение прокуратуры, но нужно это было сделать всё так, чтобы Кёнсу не узнал. — Я могу посидеть с ним сегодня и в четверг. У моих целый день вокал будет. Плюс надо подредачить хорягу в некоторых местах. Можешь идти сейчас. — Будешь делать это при нём? — А что такого? Боишься, перекормлю парня сладким контентом? Бэкхён усмехнулся, пока Сыльги ела хлопья для завтрака. — Я не имел в виду это, Господи. Просто поинтересовался. Ты каждый вопрос как вызов воспринимаешь? — Забей. Кстати, пока помню, знаешь, кого я видела недавно? — Порази меня. — Не знаю, помнишь или нет, Пак Чанёля? Бэкхён неоднозначно пожал плечами. Конечно же он помнил. — Как там поживает его жена? Сыльги подавилась и зашлась в кашле. Бэкхён любезно протянул сестре стакан воды. — Это прозвучало...интересно, — сказала она, успокоившись. — Он если и был женат, то не в этой жизни. — Последний раз, когда мы переписывались, он клялся и божился, что нашёл идеальную мать для своих будущих детей. — Угар. Сколько ему тогда лет было? — Шестнадцать. — Ещё больший угар. По его же словам, у него с девушками никогда серьёзных отношений не было. — Ещё скажи, что он монах. — Парни, Бэкхён, — невозмутимо бросила Сыльги, сделав ещё один глоток воды. — Бывает такое, что парням нравятся парни. Мужчинам — мужчины. Насчёт мальчиков думать не хочу, но, наверное, тоже бывает. В общем… — Ты говоришь так, будто я умственно отсталый придурок, не знающий, кто такие геи. Серьёзно? Она пожала плечами. — Вроде. Он, кстати, возмужал. Едва ли отличишь от того мальчика-очкарика с хорьком или с кем он там носился. Хёджон тогда ещё нос воротила от него. Хорька в смысле. — Меня-то это как касается? — Да я как-то без задней мысли, знаешь? Что ты такой вредный? Меня обвиняешь, а сам ведёшь себя как неврастеник. — Прости. — Да забей. В общем, с Кёнсу я посижу. — Как он? — Кто? Кёнсу? — Чанёль. — А, ну нормально. Вроде. Про тебя спрашивал. — А ты что? — Сказала, что ты в Ульсане не расстаёшься с компьютером и в год по игре выпускаешь, как настоящий родитель. — Сыльги! — Да ладно, всё так и было, только другими словами. В общем, если хочешь, могу дать его телефон. — Оно мне не нужно. И мне пора уходить. — Ага. Жги. Он чувствовал что-то сродни смятения после услышанного, но быстро решил переключиться на немое проговаривание всего того, что он скажет прокурору. А ещё, наконец, нужно было ответить Сехуну, который, кажется, там уже эпитафии строчил. Бэкхёну казалось странным ещё кое-что. Отец Кёнсу ему не звонил, не завалил угрозами, хотя Бэкхён ожидал и не таких ужасов. В прокуратуре, когда он сказал, к кому пришёл, на него посмотрели косо. Он уже готовился уходить не солоно хлебавши, когда ему заявили, что господин Ким немного занят. Понятное дело, это вряд ли являлось правдой. В общем, напросился он только через полтора часа, успев изучить за это время количество плиток на полу и трещин на стене. Не так ужасен чёрт как его миловали. Ким Чунмён чисто внешне выглядел спокойнее корабля в штиль, а на деле оказался ещё лучше. Правда, Бэкхёну пришлось умолчать о том, что Кёнсу он, откровенно говоря, выкрал. — И как, позвольте спросить, запись оказалась у вас, господин Бён. Бэкхён приготовился безбожно врать. — Один из охранников того центра, возле которого всё произошло, мой хороший друг, но, сами понимаете, говорить его имя я не собираюсь, — он улыбнулся. — Что ж, допустим. Но вы понимаете, что как только суд докажет причастность господина До к убийству его жены, их ребёнок окажется сиротой? — У Кёнсу есть я. У меня достойный оклад, чтобы обеспечить его не хуже отца. К тому же, это большой стресс для него, а у Кёнсу слабое здоровье. — Хорошо, тогда проблемы не вижу. Бэкхёну хотелось в это верить. Всё складывалось настолько в его сторону, что он просто боялся, что рано или поздно случится что-то ужасное. Что-то такое, отчего просто так не уйти. Он вздохнул полной грудью и пошёл по улице, пиная гальку под ногами. На улице по стечению обстоятельств меняли асфальт. Бэкхён неожиданно вспомнил кое-что и полез в навигатор. Что вокзал, что старая квартира, покрывшаяся многолетней плесенью, находились в западной части города. Кажется, его выбор был очевиден. Бэкхён не прыгал через заборы уже сколько? Десять лет, кажется. Поэтому удачное приземление без зацепок на штанах и разбитых коленок его даже удивило. Он посмотрел по сторонам. Никого не было, а оно и не удивительно. Кого заинтересует заброшенная товарная станция? Правильно, никого, если, конечно, вы не Бён Бэкхён. Вроде за тридцать уже, не мальчик, а ведёт себя, как сбиваемый спесью подросток. Это было не мило, не умно, но и не глупо. Это было по-бэкхёновски. Правда, все его надежды рухнули, когда он заметил, что урну спустя шестнадцать лет уже убрали. Возвращался домой ни с чем. Точнее с настроением ниже плинтуса. — Ну как успехи? — спросила с порога Сыльги. — Ты долго. — Сказали, перспективы хорошие. Кёнсу что делает? — У меня расстроенная гитара в шкафу нашлась. Отдала ему на растерзание. — Интересно. Как он себя чувствует? — Хорошо, — ответил за Сыльги сам Кёнсу, вышедший из комнаты босиком. — Эм-м… — Всё в порядке. Можешь не бояться. Ребёнок кивнул и потопал назад. Сыльги же продолжала смотреть на брата. — Что? — Он ничего не знает, я правильно понимаю? — Да. — Но будет суд, и наверняка он… — То будет на суде, а сейчас ни слова. — Ты всё время был рядом с ней и ни разу…? — Да, чёрт возьми, ни разу. Уж прости, она даже виду не подавала, а из меня херовый психолог. Я копаюсь в системах, а не в мозгах. И, пожалуйста, не начинай, — говорить пришлось шёпотом. Бэкхён боялся, что Кёнсу мог их услышать. Вид у него был настолько “утопический”, что даже Сыльги не выдержала. Она обняла его за плечи и прижалась к груди. — Прости. Я иногда забываю, что ты тоже не железный. Бэкхён потрепал её по макушке и поцеловал в висок. — Да ладно, я не такой кисейный. Просто давай не будем поднимать эту тему больше. Хорошо? — Ага. И тебе опять кто-то назойливо пытается дозвониться, — усмехнулась Сыльги, почувствовав вибрацию в области живота. Закатив глаза, Бэкхён полез в карман и тоскливым взглядом уставился на экран. — Оставь надежду, всяк сюда звонящий. Чего тебе, О? — В общем, я спросил команду. — Отлично. Ты мог бы написать. — Мог написать? Ты третий день меня игноришь в токе, придурок. Хён, то есть. — Говоришь так, будто ты принцесса, брошенная в башне. Итак, офис? — Против только двое: Ынхэ и Рагюль. Остальные не против переехать при условии, что компания покроет их расходы. Наша мамочка по сеттингу так вообще в первых рядах добровольцев. И да, тебя тут ждут. — Боюсь спросить, в каком смысле ждут. На том проводе послышался какой-то шум. Бэкхёну показалось, что Сехун попал под сильный ливень. — В хорошем. — Так, а теперь дай как-нибудь, если это хоть как-то касается того, о чём я тебе писал. — Эм, нет. Точно нет. Но у меня много вопросов. И я всё ещё жду на них ответы, Бэкхён-хён. — Ты назвал меня хёном без пинка под задницу. Сегодня Апокалипсис? — Нет, сегодня просто жопа, то есть, я хотел сказать, хороший день. Да, сегодня просто хороший день, хён. И, я думаю, тебе лучше приехать. А потом вали на все четыре стороны. Если разрешат, конечно. Как там Кёнсу поживает? Сехун звучал натужно мягко, будто у него над душой стоял Цербер, и диктовал, что ему говорить. Он подумал о Хёсу и напрягся. Не нравилось ему это всё. — Почему ты спрашиваешь? — Да просто… Чёрт, ты придурок, если думаешь, что твой свояк мне что-то сделает, пф. Да и я всё удалил сразу, как ты и просил. Ты просто вроде как нормальный мужик, но всё это дерьмо вокруг тебя, и я переживаю чисто по-братски, потому что ты самый лучший шеф, точнее, нет, самый лучший коллега, вот. Господи, что я несу? Он представил, как у Сехуна рука приросла ко лбу, и рассмеялся. Рассмеялся так, что Сыльги, стоявшая рядом, дёрнулась. — Что ты куришь? Серьёзно, я такой херни от тебя лет сто не слышал. — Я? Курю? Да ничего вроде не курю. Ладно, отбой. Сехун резко бросил трубку, а Бэкхён немногозначно уставился на свою и поморщился, как от неприятного запаха. — Ты говорила, что в четверг можешь посидеть с Кёнсу? — Ну да. Бэкхён кивнул. — Мне нужно назад в Ульсан. Уладить дела на работе. Полечу на самолёте, чтобы было быстрее. — Бэкхён, — предостерегающе выдавила из себя Сыльги. — Я понимаю. Правда, понимаю, чем всё чревато, но я буду осторожным, обещаю. Он не догадывался, что Кёнсу в соседней комнате слышал всё, от и до, поэтому мысленно готовился к серьёзному разговору. А их Бэкхён никогда не любил. Бежал от них как от чумы и верил, что всё само когда-нибудь рассосётся. Только вот в большинстве случаев не рассасывалось, и приходилось буквально толкать себя навстречу чуме. Дни шли, но все были как один. За исключением понедельника. Кёнсу впервые после “побега” был в столь привычной для себя обстановке, и, без иронии, больничные стены были как родные уже. Их желтовато-блёклый цвет, запах больничной еды, физраствора и много чего ещё, что под силу понять только тому, кто здесь хоть однажды побывал. Ким Чондэ был едва ли старше самого Бэкхёна, немногим уже в плечах и с улыбкой от уха до уха. На вопросы врача Кёнсу отвечал кратко, но честно. Всякий раз стремился оттянуть футболку вниз и скрыть от глаз Бэкхёна шрамы. Тогда он понял, что, возможно, это чревато комплексами в будущем и пытался на ходу составить план “реабилитации”. В целом, прогнозы реально оказались положительными. У Кёнсу была ремиссия, и это не могло не радовать. В следующий раз они пообещали друг другу встретиться через месяц. — Я никогда особо не интересовался, но чем ты вообще любишь заниматься? — спросил Бэкхён, когда они взяли такси до дома и отъехали от клиники. — Не знаю. Мне музыка нравится. Наверное. — Петь, сочинять или ещё что? — Не знаю. Всё сразу, наверное. А тебе? — А я что? Я компьютерные игры создаю. Там, кстати, иногда очень нужна бывает музыка. — Круто, наверное. — У тебя “наверное” любимое слово, да? — улыбнулся Бэкхён. — Ну да. На… Да, в общем. Бэкхён рассмеялся. — Предлагаю как-нибудь сочинить тебе трек, в названии которого будет “Наверное”. Кёнсу опустил голову. — Только после того, как папу накажут. До Бэкхёна не сразу дошло, о чём говорит Кёнсу. Он остановился как вкопанный и посмотрел на Кёнсу. — Ты знаешь. — Просто как факт. Господи, какой же он идиот… — Папа как-то сказал, что нам теперь будет хорошо без мамы. И я подумал, что это он. Он же? — За Бэкхёна говорил весь его вид. — Понятно. — Кёнсу… — Я не хочу жить с ним. — Не будешь. И это было больше, чем обещанием. Своего рода клятвой. Что ж, у Бэкхёна стало одной проблемой меньше, но обязательств будто бы прибавилось с десяток. В четверг он уехал, когда Кёнсу с Сыльги ещё спали. Рейс был назначен на девять утра. Самолётов Бэкхён не боялся, но трясло его изрядно. И проблема была действительно не в самолётах. Он боялся столкнуться лицом к лицу с Хёсу. И дело было не в страхе струсить. А в страхе самому стать убийцей. В руках прилично зудело. Но он держался, пусть и из последних сил. На работе Бэкхён оказался к обеденному перерыву. Как раз застал смену охраны у входа. Пройдя мимо отдела дизайна прокачки, он наткнулся на приветственные взгляды коллег. Что ж, без испуга — уже хорошо. Возможно, дело реально не в Кёнсу. Он постучал в кабинет своего помощника без особой надежды, но на удивление Минсок открыл почти сразу, выплывая из кабинета в своей любимой красной толстовке — у них в офисе по поводу дресс-кода не заморачивались. Если, конечно, это не дресс-код персонажа, вышедшего в поле порубить пару сотен голов. Тут уже да, приходилось включать фантазию. — О, какие люди нас почтили своим присутствием. Привет, — они дали друг другу пять и прошли в кабинета. С Минсоком он превратился в больший клоповник, чем с Бэкхёном, но тот тактично умолчал об этом и сел на стул. — Ты всех на уши поставил своим резким желанием переехать. — Это плохо? — Это резко. — Я не из тех, кто сглаживает углы, ты же знаешь. — Скажи это Сехуну, приятель, он неделю как в жопу ужаленный по отделу носится, потому что шеф приехал. Тебя нет. Все в шоке, а бедолага чуть ли не с кровавыми слезами просит тебя простить и отпустить, и вообще “он у нас особенный”. — Последнее Минсок попытался сказать голосом Сехуна, но вышло излишне иронично. Бэкхён в этом время мог только пробивать лоб ладонью и молиться богам во славу здоровья О Сехуна. — Рассказывай. — Что именно? — Ну, например, что случилось, что ты в Сеул попёрся. Бэкхён не любил серьёзные разговоры, поэтому поступил мудро, открыв какаоток и дав Минсоку прочесть всё то, что он писал Сехуну. Пока он держал телефон на вытянутой руке, а друг медленно познавал дзен, в кабинет вошли без стука. — Позволю себе наглость спросить, чем вы тут занимаетесь? Обеденный перерыв уже закончился. Бэкхён резко заблокировал телефон и положил в карман пальто. Минсок тем временем крайне медленно приходил в себя. — Какая мерзость, — нервно сглотнул он, сморщив нос, и медленно обернулся. — Я не вам, то есть… Сейчас уже начинаю. Минсок плюхнулся за свой стол и включил блок питания. Бэкхён выпрямился и, наконец, посмотрел на, как он понял, шефа. И побледнел. Или покраснел. Себя со стороны плохо было видно. А потом вспомнил слова сестры и мысленно с ней согласился. — Чанёль. — Я тоже рад тебя видеть, Бэкхён. — Ему хватило улыбки, чтобы Бэкхёна перекосило. Только он сам не понял, от чего. Чанёль кивнул на выход, дав понять, что разговор будет личным, долгим. И серьёзным. Прям таким, каким любит Бэкхён. — Ты теперь большой босс? Бэкхён заметил, как Чанёль едва улыбнулся. — Ага. Думал даже, не узнаешь. — Тебя или то, что ты теперь генеральный? Мне начинать верить в совпадения или… — Узнать, где ты работаешь, особого труда не представляло. Ты на слуху в мире компьютерных игр. — Значит “или”, — выдохнул он и остановился. — Как ты? — Как все люди. Наверное. — Бэкхён усмехнулся. Кажется, он стал так много проводить времени с племянником, что привычки Кёнсу перешли ему. — Его арестовали вчера. На границе с Китаем. — Откуда ты…? Чёрт, что? — Твоя сестра, Сыльги, мне всё рассказала несколько дней назад. А по поводу Хёсу написали в криминальной сводке, так что... — Спелись два голубя на мою голову. — Да ладно тебе, чего не сделаешь ра… — Ты как чёрт из табакерки. Серьёзно. Я даже адекватно к этому относиться не могу. — Я тоже адекватно не мог относиться к твоему резкому исчезновению шестнадцать лет назад, знаешь ли. В голосе Чанёля впервые слышались нотки раздражения. Он действительно изменился. Но не сказать что сильно. Внешне, да. Чанёль приосанился, раздался в плечах, пусть и не уступал Бэкхёну, но стал выше его на голову. Но в остальном он казался всё тем же Чанёлем. Но Бэкхён был эмпатическим имбецилом, поэтому даже если что и изменилось, то он не заметил. — Ну, в своём последнем послании ты дал ясно понять, что списал меня со счетов. Как её там звали? Миён? Или Лиён? — О чём ты вообще? Не было никаких Лиён и Миён или кого ты там выдумал. — Я говорю лишь то, что прочёл, знаешь ли. Надо будет посмотреть как-нибудь, осталась ли твоя поэма где-то в вещах. — Так ты хранишь их? — Что именно? Камешки? Дома целая банка. Ты их ещё собираешь? — Только редкие. Их, значит, тоже хранишь. Чанёль улыбался. Любой другой парень на месте Бэкхёна давно бы распродал все камни и выкинул все письма. — Ты когда назад? — Вечером. На поезде поеду, самолёты слишком муторные, знаешь ли. Раз уж ты мой шеф, мне следует обращаться на “вы”? — Господи, какой ты сложный… Вроде столько лет прошло, а всё такой же идиот. — Прошу прощения? Что я не так сказал? Чанёль протёр глаза, не зная уже, что с ним делать. — Никаких “вы”, понятно? — Понятно. Так как там поживает та мадам, которой ты посвятил две страницы чернил? Жива хотя бы? — А она хотя бы существует? Мне даже интересно увидеть, как выглядит то, чего я не писал. Бэкхён чувствовал себя странно. Казалось, Чанёль хотел его надуть, но он помнил, что тот лжи не любил, поэтому Бэкхён даже задумался. — Хорошо. Поехали. — Покинешь рабочее место? — Я на нём неделю не сидел. Ещё вопросы? Действительно, вопросов не осталось. Их было так много, что Чанёль не знал даже, какой задать. — Мне на днях звонил Сехун. Он был какой-то… С ним что-нибудь случилось? — Ну не каждый день у тебя над душой стоит твой главный босс и просит позвонить сотруднику. Боюсь, ему теперь понадобится приём у психотерапевта. — Так вот оно как. Кстати, раз уж так вышло, я могу рассчитывать на перевод? — Я сам по большей части в Сеуле живу, поэтому идея интересная. Но на самом деле тебе не до этого же, не так ли? Твой племянник, из-за которого всё заварилось… Переезд. У тебя сейчас не всё так радужно, как можно подумать. Будь я на твоём месте, наверное, не выдержал. В общем, если нужно дать тебе время, я дам. Сколько угодно. Бэкхён нахмурился и кивнул. Так странно было ощущать поддержку от человека, которого не видел столько лет. Это его грело. А ещё Чанёль до сих пор пах кокосовыми конфетами. Это грело ещё больше. Бэкхёну захотелось уткнуться лицом ему в спину, но понимал ту грань, которая всё ещё была между ними. Но больше всего грел тот факт, что Чанёль просто так взял и согласился пойти за ним. Путь до квартиры занял около двадцати минут на машине Чанёля. За шестнадцать лет он успел обзавестись не только контрольным пакетом акций игровой студии, но и внушительным состоянием. Бэкхён вспомнил его отца и подумал, что он всё больше стал похож на него. — Как отец? — Умер три года назад от сердечного приступа. — Прости. — Не извиняйся. Как сам? Как племянник? — Хорошо вроде. Надеюсь. Хёсу правда под арестом? — Сеульская прокуратура не плохо координирует с ульсанской. А полицию они не любят одинаково нежно. Не знал? — Кто их всех знает? Про полицию это отсылка к дедушке? — Его давно пытались поймать на взятке, которыми он не брезгует. — Боюсь спросить, откуда такая осведомлённость. — Иногда хорошо иметь уши повсюду. — А я думаю, что они у тебя такие большие. Бэкхён открыл квартиру и нащупал рукой выключатель. — Меня теперь на допрос будут вызывать. Придётся мотаться туда-сюда, но Кёнсу стоит этого. В общем, добро пожаловать. Я собирал всё в спешке, поэтому тут немного беспорядок. Бэкхён не снимая обуви прошлёпал в гостиную и выдвинул из комода сразу два ящика. Банка с камнями действительно лежала там. А вот чтобы найти письма, пришлось приложить усилия. Чанёль подкрался незаметно и коснулся плеча, спросив, стоит ли помочь. Бэкхёна передёрнуло изрядно, но от помощи он любезно отказался и зарылся дальше. Найти удалось только со второй попытки, когда Бэкхён додумался открыть другой ящик. Все имевшиеся письма были перевязаны тонкой верёвкой и лежали аккуратной стопкой. — Сам найдёшь? Чанёль без лишних слов отобрал у него стопку писем, сел на кровать и начал осторожно развязывать узлы. Нужное письмо оказалось посередине. В отличие от других оно было измято, поэтому найти среди доброй сотни писем нужное не составило труда. Пока Чанёль читал, Бэкхён искоса следил за его реакцией чуть ли не на каждую букву. На одном моменте у него на лбу даже вздулись вены, и странно, но факт — Бэкхён нашёл это забавным. И в чём-то даже милым. — Ты сильно удивишься, если я скажу, что это не мои слова? — В смысле? О нашем месте знали только мы, Чанёль. — Мой вариант даже мне не нравится, но отцу никогда не нравилось, что я общаюсь с парнем, чьи родители деревенщины. Это цитата. Вот, можешь сравнить, например, с этим. Почерк не идентичен. Хотя, должен признаться, написавший это хорошо постарался. Бэкхён неуверенно покосился в сторону протянутых писем и решил сравнить. Почерк был действительно похож, но не идентичен. У Чанёля он был корявый. И, если подумать, в его словах был здравый смысл. — Значит, девушки действительно не было? — Нет. Ты мог бы написать мне на почту. На самом деле, общаться таким образом было неудачным решением. — В этом есть своя романтика, — пожал плечами Бэкхён. — Возможно, ты прав. Разводы на бумаге не от воды, я так понимаю? — Скорее, от соли. Он сел на кровать и отдал письма Чанёлю. — Я думал, ты меня со счетов списал. Возревновал как идиот, будто ты моя собственность, а получилось то, что получилось. Хотя я по жизни человек-косяк. Меня только везение и спасает. — Мы можем попробовать, как раньше? — Бегать к товарникам и оставлять друг другу письма? — Я не об этом. — Чанёль улыбнулся. — В смысле общаться как раньше, даже больше. — Формально я твой подчинённый, так что… — Бэкхён, ты, видимо, не так понял. Я… — Да всё я правильно понял. — Он поднялся. — Дружбы не получится, если ты об этом. Хотя мы и друзьями никогда особыми не были. Во всяком случае, я никогда не воспринимал это как...дружбу. Это сложно объяснить, а я не мастак в плане красноречия. В общем, нет. Чанёль молчал, и это пугало. Бэкхён начал лихорадочно носиться по комнате и собирать то, что не увёз с первого раза. На самом деле, пытался таким образом успокоиться и унять дрожь в руках, правда так завертелся, что чуть не запнулся. — Что, прости? — он что-то сказал, но Бэкхён не расслышал. В следующий момент Чанёль оказался у него за спиной. — Я тоже никогда не воспринимал наши отношения как дружбу, Бэкхён. Может, поэтому отец вечно пытался отгородить меня. Я не оправдываю сейчас ни его, ни себя, но когда ты пропал, я должен был приложить больше усилий, чтобы найти тебя. Но не сделал ровным счётом ничего, решив для себя, что ты просто нашёл кого-то ещё, кого-то ярче. А я блёклый что тогда, что сейчас. Но привык как-то. Чанёль упёрся лбом в острое плечо и рванно выдохнул. Бэкхён дёрнулся в сторону, но Чанёль удержал его. — Дай мне просто постоять так, а потом я уйду. Обещаю. Бэкхён неуверенно коснулся макушки и взъерошил уложенные, волосок к волоску, пряди. Он слабо улыбнулся, но лицо помимо улыбки перекосила гримаса боли. Он поник, опустив плечи, и шумно вздохнул. Они стояли так минут пять. Первым не выдержал Бэкхён. Он развернулся, провёл по плечам, обтянутым в рукава дорогого пиджака, и повис на Чанёле балластом, крепко-крепко, почти до хруста костей обняв. — Я не умею говорить красиво, но, пожалуйста, будь рядом не как друг, Пак Чанёль. Чанёль улыбнулся и согласно кивнул, пусть даже Бэкхён не видел этого. — Я поеду в Сеул на поезде вместе с тобой.