16. ...and where it ends.
4 декабря 2018 г. в 02:20
Примечания:
Q: Самый запомнившийся контракт?
Шёпот Матери – шёлковая лента, сталью обвивающаяся вокруг шеи, эбонитовой чернотой вливающая в уши, трупным ядом обволакивающая сердце. Шёпот Матери – великий дар и великое проклятье, великая честь и великая обязанность, свобода и ограниченность одновременно.
Игнастис так и не привык до конца: он научился не вздрагивать, когда Она наваливается на его разум всем весом, научился не замирать испуганным зверем, когда Она забирается тонкими пальцами в душу, но всё равно каждый раз он иррационально, совершенно нелепо… боялся, что однажды голова не выдержит напора и лопнет, а окровавленные ошмётки вскипевших мозгов разлетятся по сторонам, марая стены и пол. Кому-то пришлось бы отмывать это безобразие.
К счастью, пока что всё обходилось лишь непродолжительной головной болью и изредка тошнотой. То, что содержал в себе шёпот, стоило и того, и другого – в конце концов, несколько минут дискомфорта при любом раскладе лучше, чем дни и недели, которые требовались, чтобы найти заказчика без помощи Матери Ночи.
В тот раз заказчик нашёл его практически сам. То был норд, подсевший к нему в рифтенской таверне – в той самой, где Игнастис всего каких-то три года назад убил Гая Марона. Самый типичный норд: типичная нордская борода на типичном нордском лице, типичный нордский взгляд из-под косматых, типично нордских бровей и типичный нордский перегар. Но то, что этот побитый жизнью подзаборный пёс был так хорошо осведомлён о его, Игнастиса, роде деятельности, заслуживало внимания.
Игнастис не любил неожиданные повороты – их в его жизни хватало с головой – главным образом потому, что тогда всё выходило из-под контроля и летело в Обливион. Вот и там, в «Пчеле и жале», он явственно почувствовал, что его жизнь, стабильно процветающая на царящем в Скайриме хаосе, несколько пошатнулась. Очевидно, что эта полупьяная свинья – далеко не вершина той горы, на которую Игнастису не повезло натолкнуться, но кто стоит за ним, кому понадобилось действовать так открыто, пренебрегать старыми правилами… обращаться к главе лучших убийц Тамриэля как к простому наёмнику?
Ох, как он был зол! Не настолько, чтобы забыться и убить его там же, в таверне, не настолько, чтобы отказаться от разговора и не последовать за типичным нордом наверх, в приватные комнаты… а затем злость уступила место гораздо более приземлённому и скучному чувству. Шутка ли – семь тысяч, да ещё и за убийство главы Коллегии Винтерхолда?
К умерщвлению выдающихся личностей Игнастис испытывал особую страсть. Потому и решил взяться за дело сам, хоть Назир и советовал послать кого-нибудь другого, ту же Дженассу или Бабетту. Но отдать кому-то такой лакомый кусочек чьей-то жизни? Дать волю другому, а самому сидеть в Убежище? На это Игнастис, при всей осторожности и рассудительности, был не готов пойти. Да и что может грозить ему, Слышащему, убийце императора, в захолустной, наполовину разваленной Коллегии?
В Винтерхолде он бывал от силы дважды – городок унылый, скучный, насквозь промёрзший и продрогший. Повозки сюда заезжали не часто, раз в неделю, а то и реже, а потому Игнастис знал, как задержаться там и при этом не вызвать лишних подозрений: личина путника, ограбленного шайкой бывших Братьев Бури и чудом оставшегося в живых, подходила просто идеально.
Он появился там ранним утром Сандаса, в неуместно лёгкой одежде, без оружия и денег – лишь пара десятков монет и кольцо с рубином, вшитых во внутренние карманы. Всё лишнее и противоречащее его легенде Игнастис спрятал в ледяном гроте неподалёку от города. Сердобольная хозяйка местного подобия таверны отогрела его, приняла перстень как плату за проживание и по ходу дела сказала, что следующая повозка до Виндхельма, откуда чаще всего прибывали товары и поддержка, придёт дней через восемь. И Игнастис затаился.
Кроме него и владельцев в таверне обитали лишь местные бездельники-пьяницы да старый альтмер, которого вытурили из Коллегии. В неё Игнастис попал лишь к Тирдасу, под предлогом посмотреть на товары и услуги эксперта-зачарователя. Ему он наплёл, что непременно купит «эти изумительные произведения древнего искусства», и немного пошатался по Коллегии, чтобы точно удостовериться, что в её стенах нападать на архимага – идея глупая и откровенно самоубийственная: войти и выйти отсюда незамеченным просто невозможно, а его, чужака, заподозрят в первую очередь. К счастью, старый альтмер, живший по соседству в таверне, обмолвился как-то, что молодой глава магов по утрам любит прогуливаться среди заледенелых скал.
Игнастис умел ждать. Если требовалось, он мог выжидать жертву всю ночь, погружаясь в какой-то полутранс и в то же время оставаясь в ясном сознании. В ночь с Турдаса на Фредас он выскользнул из таверны, когда хозяин заснул, а хозяйка спустилась в подвал, и поспешил к тайнику. Там лежала зачарованная на сохранение тепла одежда, и арбалет – старый, но ни разу не подведший, купленный ещё в Сиродиле, в Чейдинхоле (в лавке старого орка за три квартала от отчего дома).
Личность его будущей жертвы была окутана тревожной, зыбкой дымкой тайны – молодой норд откуда-то с Хай Рока, занявший пост незадолго до окончания гражданской войны, а больше ничего известно не было. Как ни старался Игнастис насобирать крупицы информации, образ ускользал, стоило лишь попытаться копнуть глубже – всё, что касалось событий, спровоцировавших магические аномалии в Скайриме, было засекречено и Империей, и талморскими представителями, в том числе и личность того, кто так ловко сдержал грозившую разразиться панику.
Исходя из логики, Игнастис предполагал, что тот был сильным магом, а потому собирался ударить издалека, в спину, для верности смазав болт ядом антимагии – просто на всякий случай. Он поднялся на скалу, нависавшую над дорогой, плотнее закутался в плащ и принялся ждать.
Фигура в тёмной, тяжёлой мантии, подбитой мехом, показалась лишь с рассветом, когда серое небо расцвело бледно-сиреневым и розовым, а Массер и Секунда побледнели. Архимаг шёл уверенно, не оглядываясь даже по сторонам – он был на своей территории, и ничто не представляло для него опасности. Ничто, кроме убийцы, скрытого тишиной ледяной пустоши.
Игнастис проследил за ним, бесшумно стелясь по верху: угол для выстрела был неудачным, а права на промах не было. Маг поднялся на скалу, закрывая лицо от вскружившегося снегопада, поднялся, просто взмыв в воздух – Игнастису пришлось вжаться в лёд, чтобы остаться незамеченным, благо, на нём были неплохие чары-хамелеоны.
Маг прошёлся по хрустящему снегу, скинул капюшон, позволяя назревающей буре играть с белыми, даже неестественно белыми волосами. Игнастис тенью двинулся следом, и шёпот ветра, сплетаясь с чарами на сапогах, заглушил его шаги. Он проверил арбалет, подошёл на шаг ближе, прицелился и выстрелил на выдохе.
Щелкнул механизм, умолк на мгновение ветер, замерли в танце снежинки, арбалетный болт блеснул в пробившемся сквозь тучи луче скупого северного солнца… и прошёл сквозь.
Оружие вырвало у него из рук силой, невероятной, чудовищной, кипящей силой швырнуло в снег, прижало к ледяной земле совершенно открытого, бессильного, бесконтрольного, безвольного… одно движение, и от него не останется даже праха, не останется ничего, и всё, чего он желал и к чему он стремился, в одночасье рухнет в бездну.
Под взглядом, пронзительным, острыми взглядом чужих глаз Игнастис впервые, наверное, так явственно почувствовал, что невыносимо хочет жить.
– У тебя всё могло бы получиться, но ты, верно, не учёл, что в таких захолустьях к чужакам относятся особенно внимательно, – в голосе не было ни насмешки, ни торжества. Архимаг приближался, лениво поигрывая пальцами, которые так ловко, так позорно, нелепо ловко пришпилили Игнастиса к земле. – Один из учеников видел, как ты прятал вещи в гроте.
Он подошёл ближе, поднял Игнастиса над землёй и снял заклятие. Хвала Ситису, ноги не подвели его – Игнастис устоял, но отшатнулся, будто пьяный, и ошалело уставился на мага.
– Жаль, что мы встретились именно так. Я всё хотел познакомиться с тобой при более благоприятных обстоятельствах: знаешь ли, неплохо было бы лично знать человека, так удобно убившего Императора. К счастью, – он криво улыбнулся, – пока что есть шанс начать всё сначала. Моё имя Харальд Бледный Огонь, архимаг Винтерхолда.
Хищные черты обманчиво молодого лица, зычный уверенный голос, надменный прищур раскосых глаз – Игнастис знал его, не мог не знать, но неосведомлённость о событиях в Коллегии сыграла с ним злую, просто чудовищно злую шутку. Это был не просто «довольно сильный маг». Перед ним был человек, всколыхнувший ряды скайримской знати, Клинок Бури, вонзившийся в спину самозваного короля – перед ним был дракон в людском обличии… и он протягивал ему правую руку.
______________________________________________
Q: Ваш персонаж встречает кого-нибудь из ГГ свитков. Для самих ГГ вопрос так же действителен.