Межсезонье

Майское поле было усеяно желтыми ромашками и дикими сиреневыми гвоздиками, а в носу щипало от терпкого запаха травы. Олег лежал на земле, закинув руки за голову, и мечтательно смотрел на проплывающие по небу густые облака. Идиллия. — Что разлегся? — донесся низкий хриплый голос, от которого в груди защемило. — Кайфую, — прищурился Олег. Перед ним, закрыв собою солнце, стоял самый что ни есть настоящий Ромка. Живой. Хотя с последним многие спорили — синдром полуживого человека, известный как ПЖЧ, а попросту ходячий мертвец. Но Рома стоял прямо перед ним с лопатой и ведром картошки, и Олег посылал весь этот дискуссионный клуб о том, что делает человека человеком, куда подальше. Рома был также реален, как и жужжащие неподалеку шершни. — Знал я кайф и получше, — фыркнул Рома. — Пошли, надо с этими грядками закончить до одиннадцати. Яркое полуденное солнце было все еще слишком вредно для Ромы. Врачи говорили, это пройдет через несколько месяцев, когда метаболизм восстановится, а организм — адаптируется. Они вообще любили обезличенные научные фразы, как и добавлять «вероятности в районе восьмидесяти процентов, согласно нашим наблюдениям». Они ни в чем не были уверены полностью, в медицинских институтах к таким синдромам не готовили. — У меня скоро мозоли будут, — заныл Олег, больше из вредности, и чтобы посмотреть, как Рома закатывает глаза. — Ебать ты неженка. Сначала дело, потом отдых. Олег улыбнулся этой знакомой фразе и командному тону, который передался тому от отца. Как и вредность, яблоко от яблони, как говорится. Возможно, именно поэтому ему было так тяжело навещать родителей Ромы одному. — Слушаюсь, товарищ сержант, — Олег встал, забрал лопату и мешок с химическим удобрением. — А на озеро вечером пойдем? Рома забавно сморщился нос: — На озеро пойдем. С момента, когда Рому выписали из отделения для ПЖЧ, и они переехали в деревенский дом Сащеко в пятидесяти километрах от Могилева, прошел уже почти месяц. Его отпустили не сразу, несколько раз меняли реабилитационные группы поддержки, учитывая его «историю прошлого», как сказали врачи. Отпустили под особый контроль родителей, прописав спокойную обстановку, отсутствием раздражителей, и обязательное посещение Центра ПЖЧ два раза в неделю в Могилево, где он стоял на учете. Поэтому они посадили Рому в машину и увезли в деревенский дом, где залегли в дни Восстания, а сейчас — в период адаптации. Как оказалось, одинокий дом в конце единственной улицы в деревне с заколоченными окнами и полным погребом намного безопаснее большого города с нарядами полиции и военными, которые превращают все в хаос. Олег приехал через пару дней. Рома не спрашивал, надолго ли он, и нет ли у него каких-либо дел, кроме как сидеть с ним. Он вообще не задавал лишних вопросов о произошедшем, как будто все итак было понятно. Случилось ровно то, что должно было случиться, за исключением восстания мертвецов. Это случиться не должно было, как и миллионные жертвы по всему миру после. Документы и разрешение на выезд для Ромы сделали быстро — помогли знакомые Олега. Оказалось, что у рэп звезд, пусть и в том мире, были не только финансовые привилегии. В Минск они не стремились — налог на тунеядство распространялся не только на обычных граждан, но и на вновь оживших, так называемый неестественный прирост населения. Как и всем ПЖЧ Роме должны были назначить обязательные общественные работы, потому что труд из кого угодно сделает человека, даже из живого мертвеца. Но у отца Ромы получилось дернуть за пару веревочек в администрации города, поэтому пока Рома в деревне никому не был нужен, кроме куратора ПЖЧ по могилевскому району — старому приятелю семьи Сащенко. Так они и провели первый месяц — дыша свежим воздухом и приводя дом в порядок, чтобы хоть чем-то заняться. — Сказка, а не жизнь, — Рома выплюнул косточку от изюма как можно дальше, стараясь перебить свой прошлый рекорд — клумбу с пионами. — Всегда бы так жил — вот о чем всю жизнь мечтал. Он расселся на веранде в старом кресле-качалке, подложил под спину две старые подушки, а на коленях поставил тарелку с мелким изюмом. Олег подтянул второе кресло и взял горсть сухофруктов из тарелки. Незаметно это стало рутиной их «деревенской жизни» — после обеда прятаться от прямого яркого солнца на веранде, пока не разморит. Рома даже притащил сюда дырявый диван на пружинах из гостиной, чтобы предаваться полуденному сну, накинув на лицо соломенную шляпу. Правда, он никогда не засыпал — говорил, что выспался в гробу, но Олег знал — того просто мучили кошмары. Слышал, как Рома просыпался посреди ночи, шел на кухню, открывал холодильник, скорее по привычке, и затем стучал входной дверью. Еда, алкоголь и другие вредные человеческие привычки теперь были под запретом. — Чем тебе не новая жизнь? — спросил Олег, уловив знакомые нотки сарказма. Рома был не в восторге от этой жизни в деревне. Да и вообще от жизни. — А что было не так со старой? — Действительно, — Олег выплюнул косточку изюма. В голове все еще крутились слова врача, который больше смахивал на тюремного надзирателя с усами из шестидесятых и острым взглядом. Тот настоятельно рекомендовал сменить обстановку, отказаться от негативного окружения и вообще начать жизнь с чистого листа, учитывая прошлое Ромы. — Все же мечтают начать с чистого листа, — повторил за тем врачом Олег. — Грехи отпущены, тех же ошибок можно не совершать. Библейская тема. Из старого магнитофона на батарейка доносился голос Тилля Линдеманна. С электричеством до сих пор были перебои, так что Рома нашел свой старый магнитофон, работающий от батареек, и коробку кассет из своего школьного периода — «Блэк Сабатт», «Металлики», «Король и Шут» и даже «Расмус». — Может, ты этого хочешь, — опустил шляпу на глаза Рома, — так я тебя не держу. Олег толкнул его кресло-качалку, и тот едва удержался, чтобы не свалиться, а вот тарелке с изюмом не повезло. — Думаешь, так просто избавиться от меня? — Олег поймал его взгляд. — А вдруг получилось бы. От знакомой почти детской улыбки в груди потеплело. К приезду родителей Ромы из города они приготовили ужин и разделались с посадкой картошки. Никто из них двоих не копался в огороде с самого детства, как, прочем, и родители Ромы, поэтому фразы вроде «а в следующем году можно и вишню посадить, Рома в детстве любил вишню» от его матери слышать было странно. Они, родители Ромы, вообще подошли ко всему очень практично, не отвлекаясь на ненужные эмоции, не то закаленные жизненным опытом, не то — самим Ромой. В любом случае, они знали какой-то секрет, иначе нельзя было так спокойно и даже с улыбкой относится к хуевым шуткам Ромы. — Что тихо так, — заметил тот за ужином, разламывая куриную котлету на части для развлечения. — Как будто умер кто. — На выездах сегодня без летальных исходов, — спокойно ответил отец, открывая банку с квашенной капустой. — В больнице тоже. — Лил Пип, — вставил Олег. — Не помню, говорил тебе, он в ноябре откинулся. — И как он сейчас? — Мертв. Кремация. — Не повезло братишке. «Ага, не всем повезло, как тебе», — хотелось добавить, но он только пробуравил взглядом Рому, который никогда не умел держать свое чувство юмора под контролем. Но родители Ромы никак не отреагировали, а разговор перетек на дела в больнице, общих друзей и планы по участку. Олег точно знал это раздражение, оно разъедало их отношения и раньше, выливаясь в конфликты на пустом месте. Он ненавидел себя за эти грязные липкие мысли, из-за которых нельзя просто радоваться, что все снова в порядке, что Рома рядом. Этого всегда было недостаточно. Вот и сейчас все повторялось. — Давай, я помогу, — Олег отложил «Записки из мертвого дома» и встал с дивана. Рома уже несколько минут пытался вколоть себе нейротриптилин, но у него тряслись руки — побочный эффект от препарата. — Я могу сделать себе укол, — Рома постучал пальцем по медицинскому пистолету. — Да, уж это ты можешь, — прозвучало слишком язвительно. Рома смерил его холодным взглядом, читая мысли Олега на три предложения вперед, но пистолет и ампулу передал. — Если тебя что-то не устраивает, напиши об этом песню, — ответил он, поворачиваясь спиной. — Мне мозги ебать не надо. Рома дернулся, когда содержимое ампулы вошла в кожу на затылке. А затем задрожал на несколько секунд, а потом замер. — Прости, — сказал Олег. Эта ядерная смесь была похлеще наркотиков. — Все в порядке, — Рома провел пальцами по затылку. — Мне не больно. Из них двоих врать умел только Олег. Он посмотрел на Рому изучающее, а тот в ответ провел пальцами по лицу Олега и тут же убрал руку. Олег точно знал, о чем тот думал. Новую жизнь начать не так-то просто. — Пойдем лучше на озеро. — Хорошая идея. Когда они дошли до озера, время было уже к закату, из-за крон деревьев виднелись последние лучи солнца и желто-красное небо. Они поднялись на холм, к дереву у обрыва, Рома стянул с себя одежду, оставшись в одних трусах, схватился за самодельную тарзанку и с радостным криком прыгнул с разбега. Олег дождался, пока не появилась знакомая макушка, и прыгнул следом. Лежать на воде, раскинув руки и глядя на темнеющее небо, можно бесконечно. Если закрыть глаза, то время замедлится, и можно даже на секунду забыть обо всем. — Ром… — Тихо. Не порть момент. Олег ничего портить не хотел, но от холодной воды стучали зубы, поэтому он поплыл в сторону берега, вставая на ноги в последний момент, чтобы не утонуть в неприятном илистом дне. Рома вылез через несколько минут, глядя на трясущегося от холода Олега, уже одетого и завернутого в полотенце. Ему-то, полуживому, легче. — Нахуя подстригся? — спросил Рома. Олег удивленно посмотрел на него. За месяц тот впервые сказал что-то про его «ежик» на голове. Они обошлись без всяких «ну как ты сам» и прочей ерунды, Рома только по-деловому отсмотрел все отчеты с концертов и расспросил про дела группы. Весь этот год стерся из его памяти, словно защитный механизм. Олег ему в этом очень завидовал. — Не до укладки было, — ответил Олег. — На себя бы посмотрел. — Мертвецки бледный, но как будто раньше я выглядел лучше. — Хотя бы здоровее. — Живее, хотел сказать? — хмыкнул Рома, посмотрев на него своими прозрачно-голубыми глазами, как у мертвецов из «Игры Престолов». Он не собирался ходить в линзах или мазать лицо тональным кремом, чтобы достичь естественный персиковый цвет кожи в стиле Дональда Трампа. Наоборот, этот хэллоуинский мейк-ап ему нравился, как будто всегда только о таком и мечтал. Как он говорил, — «бледный — новый хит сезона», — Фара тут такую крутую фотосессию с ПЖЧ замутил, — начал Рома, и Олег поморщился, догадываясь, к чему тот вел. — Можно будет тоже сделать, для промо альбома пустить. — Какого альбома? — Нашего. Я название придумал. «Мертвый город». И в каждом треке чтобы пару строк про смерть и некрофилию. — Здорово, — ответил Олег, думая, как бы перевести тему. Говорить о музыке, группе и будущем совершенно не хотелось, пусть оно и приближалось очень быстро. Рома уже созванивался со знакомыми из Питера, Денисом, планировал со старыми друзьями выступления в минском клубе в поддержку ПЖЧ, и даже успел помириться с Порчи и заочно с Мироном. Сидеть, сложа руки, было не в их стиле, и как часто повторял раньше Рома, — «когда крутишься, тогда и живешь». Правда сейчас колесо раскручивалось само по себе, а Олегу эгоистично хотелось все остановить и спрятать Рому подальше от всей этой прошлой жизни, остаться навсегда в этом покосившемся доме в пятидесяти километрах от Могилево. В жизни не бывает так, как хочешь. Добрались до дома они уже в темноте — на участке горел только фонарь на веранде, казалось, вокруг никого нет, кроме квакающих лягушек в болотце через дорогу и сверчков в траве. Черное небо было усеяно желто-белыми мерцающими звездами, как бывает только вдали от большого города, и Олег подумал, это отличное время, чтобы, наконец, написать книгу, как он когда-то мечтал. Уже даже крутилось несколько идей. — Я звонил Эмме, — сказал Рома, слезая с велосипеда у самой калитки. — На следующей неделе можно будет возвращаться в Минск. Олег выключил фонарик, которым подсвечивал дорогу, чтобы не споткнуться и внимательно посмотрел на Рому. — Хорошо, — сказал он, не находя в себе силы спорить — Рома уже давно все решил: — И что будем делать? — Как что? Музыку, — Рома улыбнулся так широко, что видно было даже в темноте. — Давать живые выступления. — Хорошая шутка, — ответил Олег, заглядывая в эти уже ставшие привычными синие глаза. — У меня их много. На два тура хватит точно. И обнял. — Нейролептики что ли действуют? — спросил Олег, сжимая его в ответ за талию и утыкаясь носом в плечо. — Ага, скоро уже член оживет, — обдал теплым дыханием его ухо Рома. — Пиздец, праздновать буду всю неделю. День рождения отмечу. — Хуевый день рождения. Рома прыснул от смеха и отстранился: — Ладно, пойдем домой. Конец.