Люди 49-го

Дней через пять Сехун попривыкла к мужицкому — джентльменами этих господ она бы никогда не назвала — обществу и перестала трястись каждый раз, когда с ней кто-нибудь заговаривал. Обычно это был Амос Джозлин или преподобный Джей Причард. Джейсон тоже любил поболтать, но больше — перекинуться в картишки. Веллинкампу и Литтлтону — коренастому фермеру из Луизианы, поеденному оспой и сварливой женушкой — на малыша Сэмми было наплевать, а вот Старр хоть и держался на расстоянии, но глаз с Сехун не спускал. Сложнее всего приходилось на привалах. Сехун вынуждена была отходить на добрые полмили от лагеря, чтобы справить нужду. А уж когда приключились женские дни, и вовсе решила, что Сэмми конец. Спасла ее находчивость мистера Ву, который под шумок напоил ее касторовым маслом, после которого Сехун рвало так, что никто не усомнился — дружок Сэмми подхватил жуткий кишечный грипп, отчего ехать верхом и сидеть за общим костром не мог, а на штанах его оставались бурые следы крови. Но если провести старателей у них получилось, то с мистером Грином этот номер не прошел. Сехун делала все возможное, чтобы держаться от него как можно дальше, но Ветерок, чтоб он был неладен, воспылал неподдельной любовью к пегой кобылке мистера Грина. Кэя — Старшая Сестра — была восхитительной лошадью. Сметливая и послушная, она подчинялась каждому слову хозяина и никогда его не подводила. Чего не скажешь о Ветерке, который и думать не желал, чтобы обходить Кэю и ее хозяина десятой стороной, как того желала Сехун. Посему она день-деньской брела в трех шагах от мистера Грина и слушала, как он тихонько напевает на своем, индейском, и о чем-то ласково переговаривается с лошадкой. Порой случалось, он заговаривал и с Сехун, и тогда она мечтала провалиться сквозь землю. Голос у мистера Грина был низкий и глубокий, словно рокот грозы над равнинами, и когда он говорил с Сехун, всегда глядел ей в глаза. От этого Сехун терялась и не знала, что отвечать. Он смеялся и оставлял ее в покое. Сехун была уверена, что он знает о ее страхе перед ним и намеренно держится рядом — чтобы подтрунить над ней. Это задевало Сехун, но она старалась этого не показывать, чтобы не доставить ему еще большего удовольствия. На десятый день пути они попали в настоящий ураган. Срывался дождь и ветер дул настолько сильный, что едва не опрокидывал фургоны. Мистер Веллинкамп велел не останавливаться, но мистер Грин отказался сходить с места. — Ураган движется на северо-запад: пойдем дальше, и он снова нас догонит. Здесь переждем — пускай уйдет вперед. Веллинкамп смерил его недобрым взглядом, но возражать не стал. Мистер Ву держался поодаль, но Сехун знала: в случае чего, он встанет на сторону мистера Грина. По необъяснимой для нее причине, мистер Ву проникся к нему искренней симпатией и при малейшей возможности завязывал с ним долгий разговор. У костра они всегда сидели бок о бок и о чем-то неторопливо беседовали. Сехун, которой тоже хотелось поговорить с мистером Ву, чувствовала себя покинутой и несчастной. Ей лишь и оставалось, что болтать с Ноготком, вызывая у Литтлтона и Джейсона приступы бурной радости. — Распрячь лошадей, — приказал мистер Грин. — Если ветер усилится, фургоны не выдержат. Нельзя допустить, чтобы животных покалечило. Сехун бросилась распрягать Смельчака, а Джозлин и Джейсон занялись своими лошадьми. Ветерок отирался рядышком, тыкался Сехун в бок мокрым носом и обеспокоенно ржал. Дождь и ветер ему не нравились. Даже молоденькая бизонья трава не отвлекала его от тревожных предчувствий. Ураган усиливался. Мистер Грин приказал вывести лошадей вперед повозок и стреножить. — Сейчас они — наша единственная защита. Конь сильнее человека будет. — Мистер Грин встал по правую руку от Сехун. Он держал под уздцы Кэю. Смельчак и Ветерок топтались рядышком. На Ветерке не было сбруи, так что Сехун лишь связала ему ноги и приказала не отходить от Кэи. Ветерок не возражал. — Не проще ли забраться под фургоны? — спросил угрюмо Джейсон и снял шляпу, которую так и норовил сорвать с его плоской рыжей головы бешеный ветер. — Валяй. Да только вытаскивать тебя из-под него я не стану. Оставлю так подыхать. Вот койоту потеха будет. — Голос мистера Грина звучал чуть насмешливо, и любой другой решил бы, что он шутит, да только Сехун стояла рядом и видела его глаза, которые говорили о его серьезности. Лезть под фургон никто не отважился. Сехун уселась на мокрую траву у ног Ветерка, но мистер Грин покачал головой. — Это опасно. Он может испугаться и затоптать тебя. Стой сбоку от него. — Он не из пугливых, — обиделась за Ветерка Сехун. — Он даже огня не боится. — Это хорошо. Но судьбу лучше не искушать. — Он говорил тихо и смотрел куда-то в сторону от Сехун. На востоке сверкнула молния и отразилась в его глазах. Сехун никогда прежде не видела таких черных глаз. Сколько бы она в них не всматривалась, а разглядеть межу между зрачком и радужкой не получалось. Мистер Грин поймал ее взгляд и едва заметно улыбнулся. Губы у него были толстые, темные, будто красные сливы, и жесткие настолько, что, казалось, прикоснись к ним — и оцарапаешься. Сехун вздрогнула, так жарко ей вдруг сделалось от собственных мыслей, и спешно отвернулась. Мистер Ву, укреплявший фургон, подошел неслышно и предложил Сехун сигарету. Она не отказалась. Руки у нее тоже дрожали. Ураган пронесся мимо, лишь слегка их зацепив. Один из фургонов завалился набок, но не разбился. Лошадь Веллинкампа испугалась и едва не задавила Литтлтона. Сехун вымокла до нитки. Отголоски урагана стылым ветром проносились над лагерем, и у нее зуб на зуб не попадал. Она забралась в фургон и стянула мокрую рубаху и штаны. Под сорочкой она носила плотную повязку, чтобы скрыть грудь — та хоть была и не большая, но все равно заметная, так что мистер Ву научил Сехун затягивать ее так, чтобы никто не догадался, что она там вообще есть. Снять повязку, хоть она и отсырела, Сехун не решилась. Надела поверх нее свежую сорочку и взялась за штаны. В фургоне было темно и тепло, и выбираться наружу Сехун не хотелось, но мистер Ву настаивал, чтобы она как можно больше времени проводила в компании старателей. Мальчишка шестнадцати лет, избегающий общества повидавших жизнь мужчин, привлекает к себе ненужный интерес. Сехун прихватила одеяло и выбралась наружу, чтобы тут же об этом пожалеть. Мужчины успели развести огонь и теперь спешно избавлялись от вымокшей одежды. Большинство оголилось лишь до пояса, Джейсон демонстрировал подштанники, а вот мистер Грин расхаживал в чем мать родила. Волосы он распустил, и те липли к широкой спине и груди. Сехун лишь чудом не завопила и не спрятала лицо в ладонях. На негнущихся ногах она двинула к костру; сердце прыгало где-то в горле. Сехун казалось, все смотрят только на нее, но после поняла, что смотрит, не сводя с нее глаз, один лишь Старр. В замутненном дымом взгляде его читалось нечто, Сехун доселе не знакомое. Она содрогнулась, словно ей за шиворот вылили ковш ледяной воды, и поспешила к свободному месту подле мистера Ву. Тот, слава Богу, снял лишь дорожную куртку и закатал рукава сорочки. Преподобный Причард и Джозлин готовили ужин. Мистер Грин взял Джейсона, Веллинкампа и Литтлтона, и они выставили фургоны кругом. Лошадей загнали внутрь. — Индеец умыкнет лошадь из-под седока, и тот даже не заметит этого, — объяснил мистер Ву, когда Сехун спросила, зачем они это делают. — Мы уже на неосвоенных территориях. Земли пауни совсем близко. Останемся без лошадей — считай, мертвецы. — Ему не холодно? — Сехун покосилась на мистера Грина и плотнее укуталась в одеяло. Мистер Грин, казалось, услышал ее: ослабил на Кэе подпругу и текучим шагом подошел к тому месту, где у костра сидели Сехун и мистер Ву. — Не холодно. — Он сел прямо на землю, скрестил длинные ноги и посмотрел на Сехун прямым, темным взглядом. — Ты откуда родом будешь, парень? — Из Джорджии, сэр. — Сехун с трудом проглотила комок, ставший поперек горла; во рту пересохло, и язык едва ворочался. Мистер Грин сидел прямо перед ней, спиной к огню, и кожа его, блестящая и гладкая, переливалась всеми оттенками бронзы. Он был выше и худее большинства белых мужчин, которых Сехун доводилось видеть, и такой же крепкий и гибкий, как ее чернокожие друзья. Под темной кожей проступал каждый мускул, каждая стальная жила. Он был сильным и выносливым, и холодный ветер прерий его явно не страшил. Мистер Грин рассмеялся своим раскатистым, теплым, как южная земля, смехом. — Какой я тебе сэр, — сказал он. — Ты здесь ни одного сэра не найдешь, парень. Называй меня Каем. — Это ваше имя? Что оно значит? — Рожденный землей. — Кай набрал полную пригоршню сырой земли и крепко сжал ее в кулаке. — Люди земли привычны к лишениям. Их не так-то просто испугать. Знаешь, мой народ сотни лет жил на востоке, в горах, которые вы называете Аппалачи. Возделывал земли, которые вы теперь зовете американскими, выращивал трех сестер*, гулял на Празднике зеленой кукурузы. А потом пришли белые и сказали: «Выучите наш язык, примите нашу веру и получите те же права, что и мы». И мы приняли вашу веру и выучили ваш язык, но как были дикарями в ваших глазах, так и остались. А потом в Белом доме обосновался генерал Джексон и решил, что цалаги*, с которыми он бок о бок воевал против крик, не место на их земле. Он вышвыривал семьи — малых детей, стариков и женщин — из их домов, не давая даже обуться, и гнал, как скот, на запад. В ту зиму мне исполнилось тринадцать. Я прошел Дорогой слез, и теперь мне не страшны ни холод, ни голод, ни людские страдания. Он говорил, глядя Сехун в глаза, и Сехун не смела даже дохнуть. Пламя костра будто бы перекинулось на его кожу, и она мерцала киноварью, горячей и текучей. Сехун с ужасом представила, как касается ее ладонями, и сжалась под своим одеялом в комок. Кай виделся ей порождением злых духов, древней, страшной силой. Возмездием во плоти. И она боялась его больше, чем Бо Линя и всех его головорезов, вместе взятых. — Моей сестре Евоте было столько же, сколько тебе сейчас. Она до последнего верила, что на западе мы найдем новый дом. Что весь этот путь — страшный сон, от которого мы скоро пробудимся. Мы стояли лагерем у реки. У нас не было ни теплой одежды, ни обуви, ни крыши над головой. День за днем шел снег. Река замерзла, и мы не могли двигаться дальше. Солдаты оставили нас на попечительство Гувисгуви и вернулись в свои теплые дома, к своим сытым семьям. Последним уходил отряд капитана Смита. Моя мать попросила у него одеяло для нашей маленькой Уны. Капитан Смит даже не взглянул на нее. Это была крохотная просьба — лишь теплое одеяло для младенца. Он мог ее исполнить: ему бы это ничего не стоило, — но он предпочел сделать вид, что никакой краснокожей женщины у его ног нет. На четвертую ночь Уна умерла. Ты когда-нибудь видел мертвых детей? Они становятся совсем крохотными и твердыми, как камень. Мороз стоял такой сильный, что мы не смогли ее похоронить. Она до самой весны пролежала в дырявом мешке под боком у сестры. Сестра умерла в первый день весны. Мы их так и не похоронили. Когда-нибудь мы с капитаном Смитом снова встретимся, и его скальп украсит мой пояс. — Кай поднялся с земли, демонстрируя Сехун крепкие ноги и то, что Сехун видеть совершенно не хотела. Не то чтобы до этого она никогда не видела мужского естества — старатели частенько справляли малую нужду у всех на виду, — но так близко — никогда. Сехун покраснела и отвела взгляд в сторону. И только тогда заметила, что Старр смотрит прямо на нее. На приоткрытых его губах блестела пленка свиного жира. Сехун поежилась и опустила взгляд в землю. Кай о чем-то пошептался с мистером Ву и отправился за своей порцией бобов и мяса. Мистер Ву тоже метнулся к котлу. — Зачем он все это рассказал? — спросила Сехун, когда мистер Ву вручил ей тарелку. — Чтобы ты, дружок, не задавал глупых вопросов. Сехун помедлила и спросила: — Думаете, капитан Смит, о котором он говорил, — это?.. — Не знаю. — Голос мистера Ву звучал холодно и резко. — Но его отряд в самом деле оставил переселенцев у Миссисипи, когда Джон Росс вызвался дальше вести свой народ сам. — И отец мог… вот так поступить с женщиной? Он ведь спас и вас, и маму, хоть вы были ему никем. Разве он бы не помог, если бы его попросили? — Сехун смотрела на мистера Ву с надеждой. Ей хотелось верить — упрямо и отчаянно, — что ее отец — не тот мерзавец, о котором говорил Кай. — Он ненавидит индейцев, Сэмми. — Мистер Ву попробовал бобы и, глядя на огонь, добавил угасающим шепотом: — И больше всего — чероков.

***

Спать Сехун забралась в фургон. Ноготок, которого Кай еще в первый день окрестил Сыном Волчьего Вождя — из-за рыжих отметин на морде и лапах*, — забрался ей за пазуху и, спрятав мордочку, быстро уснул. Сехун пыталась ни о чем не думать — она дала себе зарок не вспоминать о доме и отце даже мысленно, — но в ушах все еще стояли слова Кая. Неужели отец закрыл глаза на страдания тысячи людей, лишь бы отомстить одному? Неужели та женщина стоила того, чтобы взять на душу такой грех? И знает ли Кай, что «малыш Сэмми Коулфилд» — дочь его врага? Отыграется ли он на ней, если ему откроется правда? С обычаями чероков Сехун не была знакома и ответить на последний вопрос не могла, даже если бы хотела. А она не хотела — слишком страшно было осознавать, что в паре ярдов от нее спит человек, который мечтает снять с нее скальп. Сехун проворочалась полночи, но так и не уснула. Ноготок перебрался в свое гнездо — мистер Ву соорудил его из ящика из-под персиков, — и Сехун стало зябко. Она плотнее укуталась в одеяло, но это не помогло. Захотелось справить нужду. В плотном коконе одеял было тепло и уютно, но сил терпеть не осталось. Сехун и без того старалась как можно реже бегать по кустикам, но ночью, пожалуй, могла себе это позволить. У костра дежурил Литтлтон, и Сехун, держась тени фургонов, отошла ярдов на двадцать от лагеря. Неподалеку текла речушка, берега которой поросли зелеными кустарниками. Сехун спустилась к самой воде и, перебравшись на другой берег, нырнула в кусты ракитника. Сердце билось как загнанное — Сехун видела зарево от костра, но тьма, пролегшая на дне овражка, пугала ее, — и пальцы не слушались, не желая проталкивать пуговицы в петли. Надо было присесть под фургоном, с запозданием подумала она, но штаны все-таки спустила. Уже натягивая их обратно, она услышала, как где-то совсем близко — на том берегу речушки — громко треснула ветка. По склону покатились камушки, заплескалась вода. Сехун замерла на миг, вглядываясь в темноту, а затем торопливо застегнула штаны и припала к земле. Если за ней кто-то и шел, то подкрасться со спины, не выдав себя, у него не получится. Бегала Сехун отлично, не раз и не два обходила в дворовых забегах длинноногого Тадала, так что в том, что сумеет убежать, она не сомневалась. Если нужно будет — позовет на помощь. У мистера Ву сон чуткий: услышит и непременно ее спасет. У ручья снова хлюпнуло. Звуки человеческих шагов и тяжелого дыхания стали отчетливее. Сехун приподнялась, готовая броситься наутек. Подул ветер, зашуршал надрывно бледными зелеными листьями. Сехун затаила дыхание, выпрямила чуть колени. Ветки находились прямо перед ее лицом, грозились выколоть глаза. Она подняла руку, чтобы в нужный миг отвести сучья в сторону, и тут увидела его. Фрэнки Старр встал прямо перед ней. — Ну где же ты, цыпленочек? — прошептал он. Сехун замерла. Старр ее не видел: в кустах было слишком темно, да и он собственным телом загораживал тот тусклый свет, что изучал сторожевой костер. Ноги затекли, но Сехун стоически терпела боль. Еще немного, и он пойдет дальше, — убеждала она себя. Старр уходить не торопился. Возможно, видел, куда она нырнула, и дожидался, когда она себя выдаст. Сехун не могла так его порадовать. Она прикусила кончик языка и отвлекла себя мыслью о Ветерке. Когда она только училась верховой езде, то натирала бедра и промежность до сукровицы. Зад болел так, что она даже лежать на спине не могла, но день за днем упрямо взбиралась Ветерку на спину и часами с нее не слезала. В упрямстве и терпимости Сехун не было равных. Да и ни один Фрэнки Старр представить себе не мог, что такое — носить корсет. Сидение на корточках под мокрым кустом — ничто в сравнении с этими ежедневными пытками. Мистер Старр, в отличие от Сехун, терпимостью похвастаться не мог. Минут пять он еще стоял перед зарослями ракитника, затем сплюнул себе под ноги и полез в кусты. Сехун, выставив перед собой руки, ринулась навстречу, обогнула его слева и, путаясь в ногах, свалилась в ручей. Илистое дно смягчило удар. Сехун, не мешкая, выбралась из воды и что есть духу помчалась в лагерь. За спиной у нее вскрикнула ночная птица, и все стихло. Фрэнки Старр, должно быть, понял, что оплошал, и догонять ее не стал. Сехун в считанные секунды добралась до стоянки, шмыгнула в свой фургон и нырнула под одеяло. Мокрая одежда липла к телу, от пережитого страха сводило живот, но Сехун лежала на своем тюфяке, не шевелясь, и даже дышала через раз. Лишь минут через десять, убедившись, что никто ее не потревожит, она стащила вымокшие штаны и надела бриджи — единственную сухую вещь, что еще оставалась в ее скудном гардеробе. Как ни удивительно, но после этого ночного приключения она уснула, как убитая, и проснулась, только когда ее окликнул мистер Ву. — Уже рассвело, — сказал он. — Сейчас будем завтракать. Сехун, зевая, почесала спящего Ноготка за длинным ухом и выбралась из фургона. Больше всего она опасалась встретиться со Старром, но того видно не было. Поди, еще не оклемался после ночных бдений. — А где старина Фрэнки? — спросил Джейсон, когда они уже разливали по кружкам чай. — Что-то он не торопится вставать. — Сейчас растолкаю. — Литтлтон, кряхтя, поднялся и нетвердой поступью направился к фургону Старра. Самый маленький и дряхлый, он умещал лишь пожитки Старра да кое-что из вещей преподобного. — Эй, старик, подъем, — прокричал Литтлтон и заглянул в фургон. Покопошился там, а затем растерянно завертел головой. — Что там у тебя стряслось? — выходя из себя, рявкнул Веллинкамп. Ему явно не терпелось двинуть в путь. Из-за урагана они отстали от графика на полдня, но он надеялся наверстать. — Его здесь нет. — Литтлтон отошел от повозки на пару шагов и огляделся по сторонам. — Куда он мог подеваться? Мы же, черт его подери, в степи. — Веллинкамп в сердцах отшвырнул кружку и поднялся на ноги. — Это Великие равнины, — подал голос Кай. Он неторопливо пил свой чай; судьба Старра его явно не беспокоила. — Здесь с человеком может случиться что угодно. Я ведь не спроста талдычу: «Не отходите от костра». И живое, и мертвое боится огня. Сехун нервно облизнула губы. Мистер Ву поглядел на нее искоса и нехотя поднялся с насиженного местечка. — Надо поискать его. Не мог он уйти далеко. — На кой черт ему вообще уходить? — Джейсон одним глотком прикончил свой чай и тоже встал. — Причард, на тебе посуда. Пойдемте-ка, парни, отыщем этого болвана. Ставлю доллар, что он прихватил бутылочку бурбона и приятно провел ночь. Сехун, Кай и Джозлин присоединились к поискам. Держась друг у друга на виду и изредка переговариваясь, они стали медленно разбредаться вокруг лагеря. Сехун шагала по высокой траве и, снимая холодную росу ладонями, прислушивалась к голосам и окрикам мужчин. В животе плодовыми мушками роилось беспокойство. Не мог же он сбежать? Или мог? О чем он думал, когда выслеживал ее в том овраге? Чего от нее хотел? Сехун была девочкой взрослой и ответ на этот вопрос знала. Старр с первой их встречи положил на нее глаз и, видимо, давненько выжидал удобный случай, чтобы забраться ей в штаны. Хочет ли этого сама Сехун, его явно не волновало. Сехун передернуло. Она слишком близко водилась с рабами, чтобы не знать о таких вещах. Хозяева часто принуждали рабынь к соитию, а если те сопротивлялись — брали их силой. Чернокожая женщина была вещью, а белый мужчина, как Сехун успела убедиться, испытывал слабость к обладанию оными. Старра нашел Литтлтон. Он лежал в траве, чуть дальше того места, где они встретились с Сехун. У него не хватало ушей и кисти правой руки. Левый глаз вытек, а из разодранной глотки кровь уже не текла. — Койот, — сказал Кай, с бесстрастным лицом разглядывая мертвеца. Сехун держалась подле мистер Ву и, обнимая себя за плечи, яростно кусала язык. Ее всю трясло: на месте Старра могла оказаться она. Мистер Ву незаметно погладил ее по спине, но это не помогло. Сехун хотела и не могла отвести от Старра глаз. Джейсон и Литтлтон сняли шляпы. Сехун шляпы не носила и оттого просто опустила голову. Взгляд сам скользнул к зияющей ране на горле. Что-то с ней было не так. Сехун присмотрелась внимательней и поняла, что край у раны тонкий и очень аккуратный. Такой мог оставить только нож.