Просто люблю

Дверь открывается, и в квартиру вваливаются два подбитых парня, точнее, один достаточно устойчив, а вот второй вовсю уже висит на нем. - Тебе все еще не достаточно? - темный мутный взгляд поднимается навстречу ясному голубому. - Смеешься? Это было еще слабо, - брюнет улыбается, - давай тащи уже. Рук ссаживает парня на тумбочку. Тот, чуть пошатнувшись в сторону, опирается на руку. Кросфилд садится перед ним, стягивает обувку, смотрит в сторону гостиной - два проема, и можно быть спокойным за него. Загадка Глупца находилась довольно далеко, а в распоряжении оказались только пара остановок метро да пустынные улицы - двенадцать ночи как-никак. Подняв голову, он видит темные глаза, смотрящие поверх. Ему сейчас плохо, стрелы-то с ядом были. Сейчас я уже ненавижу себя, что создавал эти смертельные загадки. Сгребаю его, и мы добираемся до дивана, на который после и перекладываю. Кайто потягивается, а на боку выступает полоска крови, сам же он пока не чувствует этой боли. В ванной набираю все необходимое, в том числе и воду, теперь уже снова стою перед ним. Сейчас ты неподвижен. Правильно, тебе нужно поспать. Зажигаю бра у дивана. Она еще ярче освещает твое спокойное лицо, а я могу рассмотреть все твои раны. На вскидку их всего штук пять, но и этого достаточно, чтобы ослабить организм. Тогда я посылал людей в тропики, чтобы те нашли нужных мне змей. Но больше никто уже не окажется внутри загадки - там все разрушено. Стянув футболку почти до середины, вижу первую рану. Она кровоточит, а кожа вокруг стала более фиолетовой и венки проступили. Касаюсь пальцем здорового участка, потихоньку веду до зараженного. Холодная. Черт. Надо было тогда и эксперименты по спасению ставить, а то в моем арсенале есть только знание о том, что кровь нужно высасывать из раны, да и самому не наглотаться. Почему ты такой упрямый? Я ведь говорил, с какой ненавистью ее строил. Эта загадка мертва с самого начала. Как же хочется отговорить тебя, но вряд ли я это смогу, ведь и меня ты спас, когда я уже был готов уйти в вечность. Лучше бы не спасал. Тогда бы я сейчас не мучался. Но..но это ведь мое наказание? Наказание за то, что предал и полюбил, за то, что не могу отпустить, как бы не хотел, а ведь именно ты вернул мне жизнь, и я должен возвращать, а не забирать. Зажимаю глаз рукой, не давая слезе выкатиться, что-то я сегодня совсем не в духе, а ведь надо торопиться. Подопечные с одной раной умирали всего за сутки, при этом не было никакой температуры, жара либо еще чего, они просто становились слабее, некоторые даже понять не успевали, что это что-то неестественное. Окончательно снимаю футболку, изрядно поборовшись с отяжелевшими руками. Ты же реагируешь на меня, но все еще остаешься в полудреме. Придвигаю ближе тазик с водой, бинты можно пока отложить. Самому лучше тоже не оставаться при параде. Вешаю на быльце дивана кипенно-белый плащ, закатываю рукава водолазки. Жаль, конечно, что с волосами такой фокус не пройдет, но надеюсь у тебя не будет особого приступа от щекотки. Ран, и правда, всего пять: три на руках, две на боку, причем на одном и том же. Как только умудрился? Сначала приступаю к рукам. Промываю кожу вокруг чистой водой, кровь сразу же начинает разбегаться в стороны, ты же резко дергаешь рукой прямо в мою сторону. Хорошо хоть останавливаю ее во время, прижимаю к дивану, сам сажусь на колени. Операция с названием "спаси друга" проходит вполне успешно - наглотаться гадости еще не успел, зато достаточно уж твоей кровушки напробовался (делаю зарок, больше яда не использовать), кожа приобретает нормальный оттенок. Отвоеванное место насухо вытираю и перебинтовываю. То же проделываю с третьей. Теперь же начинается самое интересно-трудное. Окунаю тряпку в воду, прикладываю к животу, ты вздрагиваешь. Веду правее - к верхнему порезу. Струйка воды стекает на диван, другая движется в противоположном направлении. Прикладываю ткань к ней и растираю, постепенно двигаясь вверх. Одергиваю себя, возвращаясь к первоначальной задаче. Заранее фиксирую тебя и наклоняюсь, касаюсь губами. Делаю первый полувдох - на язык тут же попадает горькая вяжущая язык жидкость. Сплевываю ее, повторяю то же. Когда на языке остается только солоноватый привкус, завершаю процедуру, обрабатывая рану. Вот со второй я уже как-то увлекаюсь, точнее, забинтовав, не отскакиваю (что было бы в пору сделать), а целую. Целую еще влажную кожу, целую каждую неровность от пресса и до косточек. Грудь подо мной резко вздымается. - Рук? Парень поднимает голову. Изгиб голубых пронзительных глаз меняется, показывая всю уверенность в действиях хозяина. Карие же смотрят с нескрываемым удивлением, что так редко случается. Даже когда он видит новую загадку, только улыбается; еще с самой первой перестал пугаться, просчитывая наперед шаги. - Яд. Если от него не избавиться, быстро убьет. - А..да, - так и не поняв до конца услышанное, он все же расслабляется. Отсчитав энное количество времени, Кросфилд забирается выше. Он наклоняется, в наглую отбирая воздух Кайто. Тот неотрывно следит за действиями друга. - Прости меня. - За что? Власти Орфея больше нет, ты не виновен в том, что делал. Сейчас вон и меня вылечил! - он говорит с улыбкой на губах. Не привирает - это ведь правда. Но в голубых глазах проскользает боль. Он не готов простить себе. Простить себя. Браслета нет, Кайто помог его уничтожить, он вернул его к жизни - это была лишь очередная загадка насмерть и нежелание терять друга. Он любит его, того, кого нельзя любить такой любовью. Она даже не братская - сильнее и выше, запретнее. Больно. Больно от осознания. - Прости меня за слабость, - тень накрывает лицо Кайто, когда тот склоняется над ним. Он окончательно крадет столь дорогой воздух и касается губами, в конец шокировав парня. На этот раз слезу уже не остановить. Она скатывается, оставляя за собой тонкую дорожку, падает на кожу, аккуратно пробегаясь по чужой шее. Словно бабочка, Кросфилд легко прижимается к губам, нагло захватывая верхнюю, но, так и не превратив это в нечто более настоящее, приподнимается, чтобы тут же положить подбородок тому на плечо, а сам укладывается рядом, позволив только перекинуть руку через грудь любимого. - Я сумасшедший, - выдыхает в подушку, но это слышно брюнету. Но он молчит, он ничего не говорит. Белая макушка разворачивается, прикрывая ухо лежащему рядом, чтобы тот не услышал. Не услышал еще несколько судорожных вздохов, а утром. Утром он уйдет, пусть это и будет только другой комнатой, тогда уж Кайто точно покажется все это сном. *** Не сказать, что Кайто проснулся с первыми лучами солнца, но хоть выспался на славу к десяти утра-то. Пошевелиться ему что-то помешало. Прищурив один глаз, он поворачивает голову в сторону "помехи". Рук. Он лежит лицом к нему, руки же подобрал к себе, а вот голову с плеча не убрал. Парня это позабавило - давненько он его спящим не видел. Тот то в отъезде, то с головой в работе, а детство было так давно. Помнится, тогда они любили поспать часик на зеленой мягкой траве. Рук тоже так сворачивался, только на руке не удобно было - жарко все-таки летом от такой подушки на его голове, вот и скидывал спросоня. Эти воспоминания невероятно теплые. Парень касается его лица, не торопясь обводит брови, убирает столь мешающуюся челку. Глаза, правда, закрыты сейчас, но они так светятся, когда тот счастлив. Когда Орфей отпустил его разум, пусть и ненадолго, но Кайто был несказанно рад беззаботной детской улыбке, глазам, что искрились. Теперь же он свободен, но они бывают наполнены еще большей болью, и он этому причина. От этого не избавить. - Прости. Прости, что не могу ответить. Прости, что любишь, - он тяжело выдыхает, - вот только не уходи, не оставляй одного, если можешь, - "какой же я эгоист" проносится в его голове. Голубые глаза открываются, сразу же смешивая в себе неверие, радость, безграничную благодарность и еще множество непередаваемых чувств. Он находит руку любимого, прижимая ее к лицу, и медленно опускает веки, мягко едва заметно улыбаясь.