I was enchanted to meet you

Вера посмотрела на часы. Еще 10 минут. Никогда еще она не приходила на свидание раньше назначенного времени. Она всегда и везде опаздывала. Но это свидание – необычное. Оно первое и последнее. Если он не придет… Назарова нервно топнула ногой, сбивая снег с сапога. "Перестань. Он придет". Сердце стучало, позабыв про ритм, то замирало, то выдавало такую дробь, что у нее начинало темнеть в глазах. В третий раз она достала пудреницу и внимательно оглядела свое лицо. Щеки пылали. Она еще раз припудрилась. Глаза блестели, как у помешанной, и казались черными из-за расширившихся зрачков. "А если я ему теперь не понравлюсь? Ведь тогда у меня волосы были короче и темнее… Хотя, какая, к черту, разница, понравлюсь я ему или нет. Я все равно этого никогда не узнаю". Сердце опять заныло и захлебнулось в безнадежной тоске. С этим чувством девушка жила уже полгода, оно стало ее компаньоном. С неба срывались редкие снежинки, но она их не замечала. Она вернулась в прошедшее лето... Назарова щурится от солнца и чувствует, как горячий ветер развевает ее волосы. В голове шумит от шампанского и радости, что он рядом. Она еще не знает его имени, но уже точно знает, что никогда не забудет его глаза. Их взгляды опять встретились, Вера опять отвернулась. Чертова гордость, порожденная экстремальным феминизмом! Кто и когда вбил ей в голову, что надо задирать нос и отворачиваться, если на тебя смотрит мужчина? Чтобы, не дай Бог, не подумал, что он ее интересует. Они оба были гостями на свадьбе. Она – со стороны невесты, он – со стороны жениха. Ее все раздражало на этой свадьбе. Суета, болтовня, показные слезы, банальные тосты, до мерзости теплое шампанское… Она мечтала, чтобы этот вечер побыстрее закончился. Пока не увидела его. Он стоял чуть в стороне от всех гостей и спокойно наблюдал за ними. Мужчина показался ей таким непохожим на всех, кого она знала. Он отличался от них и ростом , и телосложением. От него веяло спокойствием, уверенностью – всем тем, чего у нее никогда не было. С этого момента все вокруг померкло, стихло. Все сконцентрировалось на нем. Они познакомились, сидели рядом, смеялись. Его звали Кирилл. Он обращался к ней на «Вы». Это было так непривычно, что Вера сначала даже оглянулась, недоумевая, кого еще он приглашает на медленный танец. Когда до нее дошло, что «Можно Вас пригласить?» было адресовано только ей, она от души улыбнулась и подала ему руку. До сих пор ее рука помнила тепло его ладони. Девушка бесцеремонно «тыкала» ему весь вечер, а Кирилл ни разу не сказал ей «ты». Назарова ждала чего угодно, но только не такого сдержанного и уважительного отношения. Во что же превратилась ее жизнь, если элементарная вежливость казалась ей роскошью? Она злилась на себя за свою резкость и показную самостоятельность. Вера чувствовала его внимательный, изучающий взгляд. Мужчина слушал ее, но не говорил то, что она сейчас больше всего хотела услышать. Назарова ушла со свадьбы одна, демонстративно отвернувшись на его предложение вызвать такси. Прижавшись раскаленным лбом к холодному стеклу окна пойманной попутки, она проклинала его, себя, весь мир. На второй день свадьбы девушка не пошла на «блины к теще», сказав, что перепила накануне и теперь ей плохо. Увидеть его еще раз означало верную гибель. Вера запретила себе вспоминать его глаза, руки, голос, но каждый вечер нарушала этот запрет. Когда сознание начинало отключаться, засыпая, она ясно видела его лицо. Но призрак феминизма не дремал, заставляя переворачиваться на другой бок. Утыкаясь лицом в подушку, Вера проваливалась в сон, как в пропасть, и снова видела его лицо. Лишь спустя две недели Назарова призналась самой себе, что влюбилась. И начала убивать эту любовь. В дело пошло все. Самовнушение, голос разума, злобно нашептывающий: «А ты помнишь, чем закончилась твоя предыдущая «любовь»? Тебе что, мало?» Она загружала мозги до предела, придумывая все более изощренные способы довести тело и разум до такого состояния утомления, когда мерещится только одна вещь – подушка. Дела, встречи, постоянная спешка, вечное недосыпание. Один день сменял другой, недели облетали, как сухие листья. Но любовь только усмехалась. Безнадежная, безответная, несчастная, обреченная, саморазрушительная, она была жива, как ребенок-урод, который никому не нужен, но никто не возьмет грех на душу, чтобы его убить и прекратить его страдания. Вера запрещала себе думать о нем, но одновременно прокручивала в голове сотни вариантов, как его найти. Она узнала через мужа подруги, на свадьбе которых они познакомились, его адрес, телефон, профессию, привычки. Все, кроме одного – нужна ли она ему? Услышать «нет» она боялась. Девушка надеялась на случайную встречу, которая все изменит. Каждому человеку судьба отпускает определенное число чудес, но, похоже, что свою законную долю чуда она давно уже бездумно истратила... А сейчас Вера стояла посреди занесенного снегом парка и чувствовала, как с каждой уходящей минутой замерзает ее сердце. Завтра она сядет в поезд и навсегда уедет в другой город, другую страну. Никогда она его больше не увидит. Никогда. Это слово, как молоток, стучало в голове, и перед его беспощадностью отступили все надуманные страхи, колебания и самая обычная трусость. Вчера девушка позвонила ему. Кирилл ее помнил. Назначила место и время встречи. Он был удивлен, но согласился. Вера не спала всю ночь, продумывая все варианты до мелочей. * * * Назарова посмотрела на часы – он опаздывает уже на четыре минуты. Может быть, часы опять спешат? Она посмотрела на свои посиневшие от холода, идеально наманикюренные руки и вдруг поняла, что она, вся такая ухоженная, идеально одетая и причесанная, никому не нужна. Эта мысль, подействовала, как катализатор, и в мозг ворвались сотни ей подобных. Они извивались, бесновались, ухмылялись и кричали, заглушая друг друга: - "Он никогда не придет! Ты его никогда больше не увидишь! Ты ему никогда не нравилась! Ты же знаешь, что никогда нельзя навязываться мужчине! Никогда нельзя первой звонить ему! Никогда! Никогда! Никогда! Вера закрыла глаза, мечтая только умереть, исчезнуть, испариться, чтобы никогда больше не чувствовать эту боль. Снежинки падали на глаза, таяли, смешивались с тушью и текли по лицу. Ей захотелось стереть с лица всю краску. Она наклонилась, набрала пригоршню снега, поднесла к лицу и вдруг услышала за своей спиной: - Только не надо его есть. Девушка обернулась и увидела его. Кирилл улыбался. - Горло будет болеть. Извини, я немного опоздал. Ты не замерзла? Вера онемела. Стояла, глядя ему в глаза, а в руках у нее таял снег. - У тебя краска растеклась немного. – Он дотронулся до ее щеки и осторожно вытер ее. - Почему ты молчишь? Она посмотрела на свои мокрые руки, подняла на него глаза. Мужчина был такой красивый. Слишком. Назарова ответила: - Я очень хотела тебя увидеть. Я так счастлива сейчас. Я знаю, что мы с тобой больше никогда не увидимся, поэтому я могу сейчас все тебе сказать. Я люблю тебя. Все эти месяцы я жила только мыслью увидеть тебя еще раз. Я не знаю, почему ты пришел, и что ты сейчас чувствуешь. Я просто хочу провести этот день с тобой. Полчаса, час. Завтра я уезжаю, и мы с тобой никогда больше не увидимся. Вера смотрела ему в глаза, не боясь теперь прочитать в них свой приговор. Сейчас она не боялась ничего. Воронцов лишь улыбнулся и взял ее за руки: – У тебя руки совсем ледяные. Пойдем куда-нибудь, где тепло. Я тоже хочу тебе многое сказать. Он снял свои перчатки и отдал Вере. Вместе с руками у нее отогревалось сердце. Теперь девушка знала, что больше оно не замерзнет. Никогда.