amor est dolor

Илья никогда, наверное, не хотел бы знать своего соулмейта. Ведь технически в руках неизвестного человека находилась его жизнь, и всего парой слов соулмейт мог бы прекратить его существование. Жестокая глупость. Кто знал, что его мнение поменяется так быстро. Очередная выходка, очередной крик Киры, и по его ладоням течет кровь. Неожиданно появившийся разрез ввергает его в шок. «Наверное, — думает Илья, — поцарапался где-то и не заметил. Бывает. Она кричала на меня раньше и ничего не происходило». В следующий раз его выходка была нарочной. Девушка готова даже ударить его, но неожиданно согнувшийся от боли Илья ввел её в неменьший ступор, чем его. Крикнув что-то необидное ей вслед, он скрылся промывать рану. Опасения подтвердились, Кира — его соулмейт. Он готов был поверить в любую глупость: что раки свистят, свиньи летают, а единороги гуляют по Питеру. Но не такое. Илья всегда считал, что соулмейт Киры — Арт. Они столько раз ссорятся, мирятся и снова ссорятся. Да их если не вся параллель, то весь класс точно женит. А тут такое. Почему раньше они спокойно кидались оскорблениями, и никто не страдал физически? Вроде была теория, что соулмейт находится, только когда приходит время. Разве он нуждается сейчас в соулмейте? В последнее время творится всякая хрень, но моральная поддержка ему не нужна. Значит ей? Наверняка при последней их ссоре у неё могли появиться подозрения. И Илья ставит себе ограничения: вести себя как всегда, не показывать, что ему больно, и ни в коем случае не оскорблять её в ответ. Остальных — сколько угодно. Обобщать — всегда можно. Наверное. В основном местом поражений обидных слов от соулмейта были руки, спина и шея. Через неделю Илья ходил исполосованный, как суицидник. А шея в пластырях смотрелась глупо. Его пугало, что заметят родители, учителя и она. Последнее пугало больше, чем первые два фактора. В конце концов, взрослые сами через это прошли, и поймут его. А ещё он слышал, что некоторые люди умирали из-за соулмейта. Обидное слово — разрез вдоль вен, и потом тебя можно отдавать медицинскому институту на органы. Так что это дело надо прекращать. Но не нарываться на проблемы — выше его возможностей. Илья ловит себя на мысли, что он ведёт себя странно, когда третий урок подряд сверлит Киру взглядом. Он начал подмечать, что её глаза цвета молочного шоколада. Когда Кира улыбается, она мило щурится. Её бледность и чёрные волосы создают сильный контраст. И, Господи, как его всё это бесит. Она, он, глупость соулмейтов и Арт, даже больше обычного. Интересно, как скоро она поймет, что Арт не её соулмейт? Наверняка у них есть такие мысли. Нравится тебе человек — наверное он моя родственная душа! Ага, дома североамериканских жителей вам. Получи противного одноклассника, которого во сне мечтаешь придушить. Подножки Арту стали приятнее, чем раньше. Главное, чтобы Кира не увидела, иначе весь кайф накроется. Илья не хочет избегать Киру, иначе у нее точно появятся подозрения. А оно ему нужно? Пусть будет счастлива в неведении. С надеждой на лучшее. Его надежды уже нет. И так ненавидит: скажешь, и первое, что попадет ей под руку, разобьет ему голову. Однажды когда уроки были закончены и он уже собирался идти домой, он столкнулся с Кирой, поворачивая за угол. Раны на его руках заныли. Девушка зарычала. Видно, она была в плохом настроении, раз такая мелочь довела её до срыва. Господи, но почему он?  — Муромов! Сколько можно?! Ты тупой, но не слепой, какие проблемы? Или тупость влияет на координацию? Он боялся этого. Его запястье начало жечь. — Кира, хватит. — Ах, это мне стоит извиниться, что ты налетел на меня? Как ты вообще прошел естественный отбор? Кожа начала рваться и на втором запястье. От страха его начало трясти. Он не готов сказать это, он не хотел. — Я тебя нена… Он закрыл ей рот рукой. Кажется, умереть от вскрытия вен было не такой плохой идеей, как казалось. Пару секунд они стояли в ступоре, резкая пощечина заставила его отшатнуться и, вытаращив глаза, тяжело ловить воздух. Он не в силах больше трезво соображать. Она — давно. — Поехавший! Кровь начинает щекотно литься под рукавами, если бы не было так больно. Он хватает её руки своими, испуганно и одновременно серьезно смотря ей в глаза. — Хватит. Мне больно. Физически. Она отступает назад, ей нужно больше воздуха и собрать мысли в кучу. Больно? Ну да, она же дала ему пощечину. Но, кажется, дело не в этом. — Больно? — еле выдавила из себя Кира. Злость отступает назад. Илья проживает взглядом пол, словно там написано оскорбление. Нет дороги назад, спалился. Медленно он закатывает рукава. На чуть смуглой коже белые следы от затянувшихся порезов. Красные, недавно начавшиеся затягиваться. Пластыри и новые кровавые порезы, алая жидкость с которых продолжает капать на пол. Порезы неглубокие, до вены не достали. Но могли, не останови он её. Она подходит ближе. Осматривает. Руки её дрожат, во взгляде жалость. Она медленно переваривает мысли, ситуацию. Это… она так его? Он суицидник? Кто-то его мучает? Да что за глупости, порез появился, когда она хотела сказать, что ненавидит его… боже. — Ты? Он отводит взгляд, поджимая губы и нахмурив брови. Мол, я в этом не виноват. — Почему? Ему уже не хочется сорваться и орать об этой ситуации. На душе пустота. Слов больше нет. — Почему ты мне не сказал? — А оно мне надо? — Кажется, Илья хотел сказать что-нибудь обидное, мол и ты тоже мне не нужна, но порезы на ее руках ему не хочется видеть гораздо сильнее. Кажется, это что-то значит. — Все это время ты терпел? Скрывал? Зачем? Слишком много тупых вопросов. Тут и без слов все понятно, но как видно ей нужно подтвердить подозрения. — Да потому что я не хочу, чтобы ты страдала. И тебе от моего молчания только лучше. Можешь помечтать о лучшем соулмейте, чем я. На этих словах Кира внезапно обняла его, он же на автомате развел руки в стороны, чтобы не запачкать ее кровью. — Прости меня. Я никогда не задумывалась, что от моей импульсивности кому-то может быть плохо, — она говорила с трудом, заикаясь. Плачет, что ли? — Это был мой выбор: не говорить тебе об этом. Всё нормально, — он пытается усмехнуться. Она немного отходит, смотрит куда-то вниз, вбок, лишь бы не ему в глаза. — Если судьба выбрала тебя соулмейтом, значит кандидата лучше нет, — она грустно улыбается. Ну кому она это говорит? Себе? Пытается приободрить себя, что всё будет хорошо? Ничего уже не будет, выбора нет. Илья ломается, взвешивает все за и против, набирает воздуха и целует её куда-то в уголок губ. Кира замирает, краснеет и снова обнимает его, кладя голову ему на грудь. Против его воли сплетает свои пальцы с его, ощущая прохладную кровь уже на своих руках. — Единственной плохой родственной душой тут оказалась я. — Времени научиться управлять этим много. Теперь все будет хорошо. Закатное солнце окрашивает коридор в алый. Где-то на лестничном пролете зовут по имени девушку.