О големах и создателях

Он не знает, как родился. Его первое воспоминание — образ веселого, даже смеющегося, аэп Даэрхенны, своего создателя. Он — всего лишь груда камней, которая под действием магии левитирует и левитирует, насыщается магией. У Даэрхенны теплые руки и приятный голос. Только големы не могут чувствовать, просто не могут. Они констатируют факты. Факты были приятными и безболезненными: мастер, его мастер, был очень добр, невероятно щедр. Такие примитивные чувства вызывали в нем сбой системы, но это не отменяло все его выходки. Даэхренна делает заметки: оказывается, у големов с сознанием есть чувство юмора. Его «безобидные» розыгрыши убили двух неофитов, которые неправильно ответили на вопросы из узкой области алхимии. Даэрхенна не злится, хотя бы старается. Но творение уже принялось за работу. И вновь. В лаборатории сухо и приятно: голем распознает вербену, аир, белену и мальву. Голем не знает, почему и откуда у него эти знания, поэтому спрашивает у мастера. У мастера красивые волосы и очень умные глаза. Эти знания он игнорирует, причисляя к фактам. Големы же не могут чувствовать. — Ты — вечное создание, моё великое творение. Голем представляет собой идеал верного человека, ты — мой идеал. Он не думает. Просто спрашивает. — Мастер, что такое вечность? аэп Даэрхенна тяжело выдыхает, заполняя воздух приятно-раздражающим запахом некоторых спиртов. Мастер педантичен и склонен к порядку. Факт. Голем запоминает то, как мастер Даэрхенна отводит взгляд: раздел философии в его сознании не до конца скорректирован и он игнорирует это. Так просто. Потому что не запрограммирован. — Магия, — выбрасывает мастер, — конечно же. Его волосы легко двигаются, когда он мотает головой. Голем это тоже запоминает, как факт. — Я — магия, мастер Даэрхенна? — Ты — нечто большее, — повторяет эльф, — нечто большее.

***

аэп Даэрхенна увлечен очередным препаратом, связанным с мышечной тканью вранов, но это не мешает ему вести беседу со своим творением. Эльф ни разу не отказал, всегда соглашался на дискуссии, даже когда был в ярости: здесь, изолированный от всего мира, в этой затхлой лаборатории под Лок Муинне. — Вымирание вранов — очень важный факт, моё творение. Понимаешь, почему? — Да, мастер Даэрхенна. — Скоро вновь начнется тиф и дизентерия, — он чуть морщится и делает усилие, чтобы сделать важный надрез. — Ключ ко всему всегда находится в прошлом. Ваши слова, мастер. — Да, да, тонко подмечено, — не отрываясь от стола, говорит эльф. Они минуту молчат, потому что эльфский ученый занят препаратом, а голем — своим создателем. В этой полутьме у мастера очень бледная кожа и светлые, с примесью белого, волосы, которые заплетены в аккуратный низкий хвост. Мастер не позволяет себе здешнюю одежду и для большинства модистов, он — затворник и отшельник. Он снова спрашивает. — Мастер, эльфы вечны? — В какой-то степени — да, — ученый мотает головой, щурится и всматривается в надрез. — Мастер… — Миотомия — это важно, но, позволь, я сам расскажу. Мы относительно вечны. По сравнению с людьми — мы живем долго, очень долго, потому мы все время юны на лицо. Но… Он кашляет, едва успевает прикрыть рот рукой, но перчатку покрывает кровь. Туберкулез. Как иронично: затворнику им заразиться. аэп Даэрхенна снимает грязные перчатки и ищет новую пару. Эта будет последней. — Но мы умираем, город охватывает эпидемия. Это нормально — подыхать как блохи. — Мастер, вы не вечны? Он улыбается и покидает комнату.

***

Факт, очередной факт. Даэрхенна уходит из лаборатории. Надолго. Голем получает указания, некие простые поправки и ремарки в своих обыденных задачах: защищать лабораторию, не пускать врагов, гостей — пропускать. Мастер очень бледен, его сумка кажется тяжелее собственного веса. Голем деликатно предлагает помощь, эльф деликатно отказывается. «Очередная экспедиция на пару месяцев, ничего более» — говорит мастер и уходит. Почему-то навсегда. Это очень болезненный факт. И голем понимает, почему ключ ко всему всегда находится в прошлом. Почему-то понимает. И у него эта вечность, неразделенная напополам. аэп Даэрхенна ушёл, умерев на окраине эльфского городка совсем один, вспоминая о големе. Обрекая его и себя на вечные муки, на вечное одиночество там, в глубоких слоях земли, он улыбается, потому что у эльфов нет вечности. Уж точно не у него. Его создание, величайшее творение, весь свой цикл, свой персональный ад проведет из череды одинаковых дней , в ожидании. В его ожидании, потому что «мастер вернётся через несколько недель». Хорошо, что големы не умеют считать. Теперь — не умеют. Не сложно разобраться в собственном создании. И у него будет каждый день, как первый, каждая луна, как первая. Эльф вымученно улыбается и умирает. Уходит навсегда. Мастер не вернется. Но ничего, големы умеют ждать вечно.