Этот сон снился Стиву уже далеко не в первый раз. Чаще всего он приходил после особенно паршивых операций, словно подсознание пыталось вот таким вот странным способом успокоить пошедшие вразнос нервы, компенсировать паршивость реальной жизни прекрасными грёзами.
В такие ночи Стиву снился Баки, его давно погибший и оплаканный друг. Он приходил в его спальню, садился на край постели и делал то, чего никогда бы не сделал настоящий Баки: нежно целовал в губы, уговаривая их раскрыться и впустить ласковый, опытный язык первого ловеласа Бруклина. В первые несколько раз Стив с трудом осознавал происходящее, не в силах понять, неужели он и правда хоть раз мог подумать про Баки – так? Неужели правда хотел, сам того не замечая? Всплыла же откуда-то подобная фантазия.
От этих снов становилось одновременно невероятно хорошо и столь же невероятно стыдно перед Баки. Такие сны порочили его память. Но даже узнай Стив способ избавиться от них, он бы просто не смог. В них было слишком хорошо, они стали слишком нужными.
В этих снах всегда можно было выговориться, поплакать в широкую грудь, исчерченную незнакомыми шрамами, не опасаясь осуждения, не боясь показаться слабым. Можно было совершенно постыдным образом пожаловаться, что его держат за полного идиота. Да, он мало знает о современных технологиях, но отслеживание по ДНК с орбиты? Серьёзно? Фьюри словно проверял, на какой стадии псевдонаучного бреда его ручной Капитан Америка, вопреки мнению половины ЩИТа получивший некоторое образование, наконец сломается.
Стив жаловался на беспросветное одиночество чудесно открытого в плане личных отношений двадцать первого века. В ЩИТе всем всегда находилось занятие, и с той же Наташей или Клинтом пересекаться удавалось только на операциях, прочие Мстители остались в Нью-Йорке, а завести дружбу хоть с кем-то вне работы не получалось. У Стива даже возникало ощущение, что гражданских от него намеренно отсекают, словно дворовую шпану, которая обязательно научит домашнего мальчика плохому.
Баки выслушивал и утешал. Не столько словами, сколько самим собой, своим присутствием, поддержкой, лаской. Он гладил Стива по голове, целовал в висок, обещал, что всё наладится, а потом опрокидывал на постель и…
Если честно, у Стива было совсем мало… сексуального опыта, так, кажется, говорят в этом веке. Первый раз случился ещё в Бруклине, когда Баки удалось найти для друга-девственника неболтливую согласную девушку. Второй раз с мисс Картер, как раз после смерти Баки, когда Пэгги искренне пыталась помочь ему пережить потерю, утешить известным способом. У неё мало что получилось, конечно, но она старалась. И третий раз уже здесь, в Вашингтоне, с безымянной весёлой девицей из клуба среднего пошиба. Девушка не узнала в своём случайном любовнике Капитана Америку, ей просто нравились мускулистые блондины. В процессе поспешного соития с той девицей он постоянно чувствовал, что обманывает, или обманывают его, всё было совершенно неправильно. Так что получилось… пресно. Почти никак. После того раза Стив по клубам больше не ходил. Вот он, весь опыт национальной гордости: с первой – девственник, со второй – когда на душе паршиво, и с третьей – с которой не смог расслабиться.
А с Баки во сне было невероятно. Сильные руки, уверенно скользящие по широким плечам, хватающие за бока, тихий шёпот, улыбка, прячущаяся в почти незаметном изгибе тёмных, зацелованных Стивом губ. Их так приятно вылизывать, они такие сладкие. С Баки, который знал его как облупленного, которого до самого донышка знал он сам, с родным Баки было правильно, как никогда и ни с кем. Он хрипло рассказывал Стиву, что обязательно с ним сделает, как он его хочет, кусал плечи и загривок, оставляя следы, тут же скрадываемые чёртовой суперсолдатской регенерацией, и так до тех пор, пока Стив не терял способности воспринимать устную речь. Баки во сне был чутким и одновременно точно знающим, чего хочет, они совпадали настолько, насколько наяву невозможно совпасть ни с кем, если только один из любовников не наделён даром читать мысли.
Баки из его снов был совсем не таким, каким Стив его помнил. Этот Баки, его приснившийся любовник, был словно выше и шире в плечах. У него были длинные волосы, линия губ жёстче, чем даже после пыток в Аззано, а главное – железная рука, впаянная прямо в плоть, согретый металл которой реагировал на касания как живой, оставляя на языке приятный кисловатый привкус. Но это всё равно был Баки, безошибочно он, и в глазах у него светилось всё то же выражение, появившееся незадолго до призыва на фронт. Сейчас Стив опознавал его как голодное желание, и сам не мог понять: придумал он себе или Баки действительно смотрел на него так ещё до того, как они оба попали на фронт.
Сегодня Стиву было особенно тяжело. Террористы узнали о прибытии спецгруппы и сразу же начали убивать заложников. Как потом оказалось, у них был осведомитель среди полицейских. Операцией руководил Стив, и именно он лично настоял на сотрудничестве с местной полицией, так что гибель семи из пятнадцати заложников – его вина.
Не удивительно, что именно сегодня его навестило его наваждение и утешение.
Стараясь забыться, Стив перевернулся на живот и развёл ноги, без слов показывая Баки, чего именно сейчас хочет. Он хочет, чтобы любовник взял всю ответственность на себя. Чтобы Стиву можно было только чувствовать и не пытаться ни о чём думать.
Баки тяжело лёг сверху, прижимаясь всем телом, как очень любил, и замер на несколько секунд, жарко, щекотно дыша в ухо. Принялся перебирать пальцами кисти Стива, его запястья, и шептать что-то о том, что руки художника – всегда руки художника, даже если один сопляк сдуру научился прошибать этими руками стены. Когда Баки повёл левой ладонью, лаская Стива от запястья до локтя, послышался каскад щелчков перестраивающихся пластин. Обычный человек вряд ли бы что услышал, но слух суперсолдата позволял многое. Стиву эти звуки напоминали клацанье взводимого курка, такие же опасные, только тише и чуть звонче. От них, давно и прочно ассоциирующихся с оружием, по позвоночнику прошлась приятная, привычная, сладкая дрожь. Из-за этих звуков, из-за металлического привкуса на губах, наяву Стив уже начинал чувствовал себя помешанным на оружии фетишистом
Баки не торопился. Он редко торопился по ночам. Всегда брал своё или отдавался с уверенностью, какую порождает только опыт. У Стива такого опыта не было. Не конкретно с мужчиной, хотя это, конечно, тоже, а вообще. Три коротких раза, из которых нормально он помнил только последний, толковой практикой не назвать. А Баки во сне был таким же, каким и должен был быть наяву, хотя как раз наяву Стиву никогда бы не перепало. Этот, ночной Баки вёл себя именно так, как мог бы, если бы когда-нибудь действительно захотел Стива. Баки делал, что хотел, но вместе с тем оставался очень аккуратным, чутким, очень внимательным к потребностям любовника. Он всегда был таким, ещё с тем, довоенным Стивом, постоянно болевшим слабаком. Никто, кроме Баки, не воспринимал эту болезненную слабость как повод заботиться и относиться словно к хрупкой драгоценности. Только Баки видел Стива таким, больше никто.
Неудивительно, что подсознание выбрало в утешители именно его.
Сейчас Баки двигался внутри плавно, и одновременно почти жёстко, именно так, как хотелось Стиву. Железная ладонь фиксировала запястья, прижимая их к постели, а живая – держала за бедро, не позволяя случайного несдержанного своеволия. Стив поскуливал, уткнувшись лбом в матрас, никого не стесняясь.
Как же хорошо… Невероятно хорошо. Жаль, что в жизни настолько сладко попросту не бывает.
Температура в спальне медленно поднималась, плавности уже не хватало, хотелось жёстче, сильнее. Баки, идеальный Баки, как почувствовал. Толчки участились, и вскоре Стива выгнуло под любовником, а потом он, кончив, распластался по постели бескостной массой, качаясь в посторгазменной неге, бездумно подчиняясь чужим движениям внутри себя, сильным, торопливым. Тихий отчаянный рык над ухом, внутри расплылось уже привычное влажное тепло.
Несколько минут они просто лежали, наслаждаясь послевкусием соития. Стив не знал, сколько именно, во сне время не имело никакого значения. В какой-то момент Баки поднялся с него, достал из-под кровати бумажные полотенца, которых в квартире Стива отродясь не было, потому что он их не понимал, и начисто вытер их обоих. А затем началось то, что Стив любил почти так же сильно, как их занятия любовью: Баки приступил к массажу.
Телу суперсолдата массаж, если честно, был не особо нужен, оно само справлялось с забитостью мышц и прочими проблемами, но всё равно было очень приятно. Ночной Баки разбирался в этом деле не меньше, чем в занятиях любовью. Проходился по телу сверху донизу, заставляя Стива постанывать от наслаждения, возвращался к голове, массировал скальп и заново опускался на шею. После особенно сильного нажатия у Стива под веками вспыхнули искры, а когда он проморгался, сквозь шторы уже светило утреннее солнце и вредно вопил будильник в старкфоне. Сон, такой сладкий и желанный, ушёл, оставив по себе лишь покой и удовлетворение.
И испачканные простыни.
Стив встал, сгрёб с постели бельё, собираясь поскорее забросить его в стиралку и проветрить помещение. Он смирился со страстными снами, но иррационально стыдился сонной несдержанности. Такого с ним не случалось лет с восемнадцати.
И Стив всё ещё краснел ушами, когда, принимая душ после пробежки, порой ласкал себя изнутри пальцами, вспоминая особо сочные моменты заветных грёз.
***
– Когда-нибудь тебя запалят, – не отрывая глаз от планшета, поприветствовал Брок блудного котяру.
Из предутренних уличных сумерек соткалась массивная фигура в лёгкой спортивной толстовке.
– Не успеют, – отмахнулся Зимний Солдат, забираясь в комнату и закрывая за собой окно. – Я думал, ты спишь.
– Это некий потаскун может шляться известно где, а у меня два отчёта, – цыкнул Брок, одной рукой набирая текст на голографической клавиатуре. Работал он, удобно развалившись в глубоком кресле и закинув ноги на стул.
– Я слишком туп и безинициативен, чтобы вешать на меня канцелярщину. Чего ты хочешь от зомби-оружия?
– Надо было и мне тупым прикидываться, меньше писанины было бы.
– Остался бы рядовым и погиб мясом во имя великой Гидры.
Заметив, что пальцы Брока набрали команду сохранения, Солдат отобрал у него планшет, тут же свернувший клавиатуру и заполошно включивший режим секретности, и нагло уселся на чужие колени. Загребущие ладони немедленно облапали твёрдую задницу. В ответ Солдат откровенно по ним поёрзал.
– У него там что, даже сигнализации нет?
– У него там жучки по всему дому, сомневаюсь, что он про них знает. Взломал всё нахер, ибо нехер.
– Поревновать, что ли? – задумчиво протянул Брок, не переставая одобрительно мять чужую пятую точку.
– Поздно спохватился, командир, – усмехнулся Солдат и, наклонившись, с удовольствием его поцеловал.
Через минуту Брок снова откинулся в кресле и облизнулся.
– Приятный вкус.
– Вживую он тебе понравится ещё больше, обещаю.
– Не факт, что твой Стиви на меня согласится.
– Согласится, – мотнул головой Солдат и почти лёг, привалившись лбом к родному плечу. Загрубевшие пальцы принялись перебирать пряди длинных волос. – Стив будет наш, – хмуро поклялся он, – никуда не денется. Ему там плохо. Нахуй их всех, они его почти сломали.
Брок только вздохнул, покрепче прижимая к себе своё блудное сокровище.
– Как скажешь, детка, как скажешь.
***
С первым и вторым хеликарриерами разобрались быстро, а вот в районе третьего Уилсону подбили крыло и ему пришлось немедленно спуститься с небес на землю, но это было уже не важно. На Чарли почти отсутствовала охрана, так что Капитан Америка беспрепятственно установил последний чип. Он уже собирался сообщить агенту Хилл, что минут через пять-десять можно взрывать, как раз успеет выбраться, когда почувствовал за спиной чужое присутствие. Капитан резко развернулся, выставляя перед собой щит – и замер.
Перед ним стоял Баки, его Баки. Точно такой, каким снился ему в горячечных снах: с волосами до плеч и с металлической рукой, выглядывающей сейчас из рукава незнакомой кожаной формы. Щит выпал из ослабевшей ладони сам собой.
Баки улыбнулся.
– Дай команду на обстрел, – произнёс самый драгоценный на свете голос.
– Б-баки?
– Дай команду на обстрел, Стив.
Не совсем соображая, что делает, почти не сомневаясь, что это очередной сон, просто в иных декорациях, Капитан Америка послушался. Мария начала было возражать, но Стив рявкнул болезненно сдавленным голосом, и, видимо, звучало в нём что-то такое, что спорить дальше она не посмела.
Баки забрал у него горошину коммуникатора и раздавил металлическими пальцами.
– Мы уходим, Стив. А это, – кивнул он на яркий вибраниумный щит, – оставь тут. Он тебе больше не понадобится.
Палуба под ногами дрогнула от первых залпов.
