Старые ошибки

Пурпурный меч лежит на запыленной полке, как трофей из прошлого, чудом спасенный и брошенный доживать свой век с глаз долой. И глупая фея-истеричка с дотошным воззванием к совести не заставит выкинуть старый ненужный кусок железа – Ривен не хочет подчиниться, принимая ее правила игры, не хочет признавать ее правоту и собственноручно ущемить воспаленное самолюбие. У него еще много причин не делать так, как говорит черноволосая фея с фальшиво-сладким голосом и песнями, по-детски лживыми и не берущими за душу, раздражающая уже одним своим присутствием. Невыглаженные штаны вяло свисают над грязными ботинками, фее некогда этим заниматься. Она снова врет, что задерживается на работе, курит легкие «женские» сигареты, ожидая еще одну порцию крепкого кофе. Нервная фея и сама не в силах признаться, что вот-вот сорвется к отцу в родной полузабытый дом и что мечты ее, детские и тщеславные, болезненные и мертворожденные, чтобы воплотиться в реальности, о согревании миллионов сердец приторно-фальшивыми песнями нарочито мягким голосом и шоколадных облаках – пустая трата сил, не более того. А Ривен просто устал от бесконечных скандалов, выяснений отношений и ссор на пустом месте. И жаль становится времени, потраченного впустую и глупых надежд на счастье. Фея с тонкими ярко накрашенными губами не способна стать образцовой матерью и женой уже никогда. Ривен даже не хочет произносить ее имя, совершенно чужое и ничего толком для него не значащее. - Ненавижу, - изрекает он, наконец, придя в себя, осушив глотком очередную кружку дешевого пива. А спутница его, ведьма с нарочито вымученной улыбкой-усмешкой и длинными темными волосами подливает в новую кружку еще пенистого напитка, стараясь не пролить на блеклый исцарапанный стол ни капли. Она подпирает голову тонкой рукой и не говорит ничего, старательно делая вид, что ей действительно интересно. - Понимаешь меня? Это просто невозможно, ведьма, - воин света с бордовой шевелюрой захлебывается, тщетно пытаясь подобрать слова, перебивая грузную тишину, повисшую в воздухе. - О да, - ведьма жмурится, как кот, которому почесали за ухом, и печально выдыхает. – Быть может, она и не пара для тебя? - Не за это я тебе заплатил, - глаза воина, неспособного даже объяснить свой безудержный страх, наливаются кровью, а руки, что в мозолях, сжимаются с болью в кулаки. Ведьма с тяжелым взглядом медовых глаз и хриплым голосом, протянувшая тонкую призрачно-бледную руку, между строк обещая шанс на спасение, а сама потопившая блудного клиента в бутылке с дешевым алкоголем и запахом табака. Имя ее воин даже вспомнить толком не в состоянии: на самой периферии сознания мелькает воспоминание, что имя это связанно с чем-то мрачным и тяжелым, обжигающе темным и иллюзорно-фальшивым, утопающем в гипнотизирующем взгляде. Он не может проговорить ее имя вслух. - Ривен, эй, Ривен, - темная ведьма в обтягивающем комбинезоне вздрагивает, делая вид, что не понимает происходящего. Собеседник ее – солдат со славным прошлым и безумными, вывернутыми порой наизнанку, мыслями. Эмоции – главный его бич, разрушающий все светлое и чистое, рожденное в полувоспаленном бушующем сознании, с трудом уже сдерживающего ненависть, отдающуюся в каждом слове борца за свет и бордовыми руками, что под цвет застывшей на них крови. И нет в законе таких страниц, что запрещали бы ненавидеть, но светлому воину еще с детства запрещали, как запрещали и связь с ведьмой, надменно улыбающейся и с движениями, отточенными как сталь на его мече. И поздно уже раскаиваться, вымаливая прощения родителей с блеклыми пустыми лицами, воспитавшими монстра, волей случая почти мистического, сражавшегося на стороне Света и Добра – на деле, всего лишь слов, разлетевшихся и рассыпанных вдребезги от одного лишь робкого прикосновения. И относительная вера в нравоучения матушки с приторной улыбкой и отца, возненавидевшего блудного сына с цветной шевелюрой за мнимые грехи, тонет в кружке пива и омуте горьких сомнений, темных и жарких, как магия ведьмы, сидящей напротив него. - Лучше себя чувствуешь? – ведьма создает иллюзию, и воин вновь обретает рассудок от одного лишь взгляда на нее. Прядь намотана на руку в перчатке, и ведьма заглядывает в самые глаза, уже ничего толком не выражающие. - Спрашиваешь еще? – Ривен оглядывает ее с недоверием и явным недовольством, а руки женщины, состоящей из одних только иллюзий и неразрешимых загадок, скользят по его лицу. Губы у ведьмы не сладкие совершенно – пропитанные слезами и ядом, капающим со змеиного почти языка. И длинные волосы путаются в руках, лезут в рот и спадают на ее мрачное лицо, возбужденное и напряженное, похожее на лица фей, и все равно со своеобразной изюминкой. Горячее дыхание ее заставляет кровь циркулировать быстрее, отдаваясь гулким эхом в висках. Пальцы уверенно стягивают одежду, уменьшая расстояние между телами. Ведьма закусывает и щурит глаза. И еще один раунд, из которого она вышла победителем. Подслащено-горькая иллюзия близости накрывает с головой, ведьма дышит тяжело и протяжно. А старые шрамы вновь открываются, не давая забыть о себе. Ривен улыбается в ответ. И будь уже, что будет.