Часы

тайное всегда становится явным

Он считал секунды до конца дружбы, минуты до всепоглощающей боли и дни до осознания собственного поступка. Каждый день смотрел на часы, как завороженный, и мечтал о том, чтобы они остановились. Главное – не видеть стрелки, которая в любом случае дойдет до двенадцати. Даже если часы остановить. Мечтал о собственном уничтожении, только не мог даже взглянуть на нож, который он специально стащил с кухни. Руки, обхватывавшие острое лезвие, тряслись, как у алкоголика, а он затравленно смотрел сквозь нужные ему вещи – документы Ингрид, которые должны были продлить его гребанную жизнь на целые сутки. Тогда он всего лишь крикнул от собственного бессилия и кинул нож в угол, даже не поцарапавшись. В этот же вечер ребята обнаружили пропажу компромата. Он ходил, словно призрак, по коридору, ступая по скрипящим половицам и боясь любого шороха. Выучил наизусть нелепые оправдания, смешанные с ложью. Он помнил все портреты, висевшие на стенах школы, которые будто смотрели на него с неким презрением. Казалось, что каждый человек, включая милую уборщицу Машу, знает о его предательстве. Он научился не смотреть в глаза проходящим мимо ученикам, чтобы не натолкнуться на жуткую ненависть; он выучил правила, необходимые каждому предателю. Вот только в правилах не было ни единого слова о том, как утихомирить душевную боль. Ему снилась лунная дорога, украшенная любимыми цветами – ромашками, а темное небо так и влекло за собой. Звезды, словно яркие камушки, падали на ненавистную землю, и луна, красивая и манящая, дарила покой. Просыпаясь и утирая соленые слезы, он вновь видел яркое и жгучее до боли солнце, голубое небо и себя в зеркале. Он ненавидел голубой цвет, раскрашивая свою жизнь в любимый черный. Любое резкое движение теперь отдавалось невыносимой болью в сердце, а еще недавно он был полностью здоров. Зрение от постоянного напряжения в потемках подземелья садилось, и ему приходилось щуриться. Руки стали медленно вытягивать улики из шкафчиков пока еще друзей, и организм не принимал сладкую водичку, которую он каждый день пил, когда ребята выпивали свою жизнь, находящуюся в ампуле. Ловко обманывая самого себя, он успевал обманывать всех. Только услышав отчаянную молитву Вики в библиотеке, он пообещал себя больше не врать. Время пошло. Он с ужасом смотрел на своих еще друзей и понимал, что осталось немного времени. Совсем немного для конца жизни и совсем немного для конца дружбы. Он хотел жить, во сне мечтая о смерти; он желал настоящей дружбы, втихаря предавая друзей, а часы все тикали и тикали, отсчитывая секунды и минуты до последнего в его жизни обмана.