Хоккей - это не просто игра

      Что чувствует Джеймс, когда видит счёт на экране старенького телевизора, который работает только из-за того, что по нему иногда с особой любовью бьют клюшкой? Он чувствует злость. И ею сразу же пропитывается воздух в комнате. Уступить каким-то немцам в своей игре. В национальной игре, к которой с трепетом относится каждый истинный канадец. Красно-чёрная форма, кленовый лист на груди. Упорная борьба. Звуковой сигнал оповещает о конце игры и трибуны взрываются радостным криком. Немцы одолели канадцев. Немцы победили с отрывом в одну шайбу. Джеймс сжимает кулаки, скалится. Он готов буквально разнести этот чёртов телевизор, но не делает этого. По этой развалюхе ещё чемпионат мира смотреть. А хоккей — это святое, не просто игра, а самая настоящая канадская религия. Так однажды, кажется, пошутил Стив. После чего американцы были буквально размазаны по льду и бортам катка. Но так вот и прижилось. Хоккей — канадская религия. И ничего ты с этим не сделаешь.       Джеймс не может поверить, что его сборная не вышла в финал. Игра с чехами. Да какие к чёрту чехи! Это не уровень канадцев. Это не их соперники. Бронза не то, что привыкли получать кленовые листья. Такой плохой хоккей был разве что на олимпиаде в Ванкувере, хозяева льда тогда принимали гостей и играли из рук вон плохо. Но даже тем играм не сравнится с тем, что сейчас видит Джеймс Уильямс. Слабый состав. Очень слабый состав. Светловолосый это понимает. Олимпиада не главное, но так опустить страну… хуже уже и быть не может. Немцы, немцы. В финале с Россией, некогда заклятым врагом канадской сборной. Только тогда был Советский Союз, Александр Брагинский. Серьёзный мужик, а сейчас там просто Ванечка. Ванечка Брагинский, но и то он добрался до финала. Джеймса распирает ярость. Он уже сам готов лететь в эту чёртову Южную Корею и играть там в хоккей за своих ребят. Но после драки кулаками не машут. Ничего не поделать, раньше надо было думать мозгами.       Что чувствует Мэттью, когда пытается удержать в голове этот дурацкий счёт и смотрит невидящим взглядом на Джеймса? Джеймс тяжело дышит, пытается совладать с собой, а Мэттью пытается осмыслить происходящие. Хоккей. Игра. Их с Джеймсом игра. Целая жизнь на гладком льду, неотъемлемая часть истории кленовой страны. Мэттью не думает о прошлой олимпиаде в России. Он думает о Чемпионате Мира по хоккею, что проходил в прошлом году. И там они проиграли. Там уступили шведам. Чёрт возьми! Уступили Швеции! Заняли второе место! Неужели время канадского хоккея прошло? Такого просто не может быть. Красная машина. Кленовая машина. Неужели ты начинаешь подводить? Такого просто не может быть. Не с Канадой. С кем угодно, но не с Канадой, не со страной Кленового Листа. И кто-то с боку может сказать, что хоккей всего лишь игра и ничего серьезного в этой игре нет, но этот кто-то будет ошибаться. Для Мэттью хоккей — это смысл его жизни, существования.        Джеймс смотрит на Мэттью. Его лицо непроницаемое, каменное, и только по взгляду этих фиалковых глаз можно понять, что всегда спокойный, сдержанный Мэттью Уильямс вот-вот выплеснет все свои эмоции. И это будут далеко не слёзы. Джеймс знает, как никто другой, что его милый канадец из-за хоккея готов буквально сожрать любого. Эмоции бурлят и в нём самом. Сначала канадки проиграли американкам, тогда даже Мадлен послала Джессику Джонс далеко и надолго, а теперь вот это. Хреновая ситуация, крайне хреновая. Главное не отчаяться. И верить в своих ребят, свою сборную. Но верить иногда становится слишком сложно.       — Они просто недооценили немцев, — тихо произносит Джеймс, словно любой громкий звук может заставить Мэттью взорваться и снести всё в радиусе трёхсот метров. Только вот Джеймс понимает, что это не является оправданием. Слишком много удалений, слишком грубые шестьдесят минут, и канадцы активировались лишь в последнюю двадцатиминутку. Никто не ожидал такого. Никто.       — Что же лучше, Джеймс, недооценить или переоценить противника? Они были слишком самонадеянными. Как всегда где-то да есть оплошность, — цедит сквозь зубы Мэттью. Он касается рукой светлых волос, старается их пригладить и в это же время пытается себя немного успокоить. Вот только сейчас сделать это так же нереально, как находиться в открытом космосе без скафандра.       — Не я ли тебе это сказал, когда наши… — старший Уильямс замолкает на полуслове. Лучше молчать, не травить душу ни себе, ни Мэттью. Не лучший момент, чтоб язвить или тыкать носом в какие-то несущественные мелочи. Наверное, только хоккей можно заставить этих двоих пойти на серьёзный открытый конфликт, но чаще он их примиряет.       — Может и ты, но сейчас это не имеет никакого значения, — злиться на Джеймса бесполезно, не он же виноват, даже на игроков их сборной злиться никак нельзя. Ведь причина поражения скрыта далеко не в одной игре, не в плохом тренере, а просто в слабом составе. Олимпиада олимпиадой, но Мэттью и Джеймс прекрасно осознают, что вся их сила осталась в Национальной Хоккейной Лиге. Ни один игрок НХЛ не мог поехать на олимпиаду, даже если бы очень сильно захотел.       — Ребята как могли, защищали честь страны, но весь наш североамериканский, канадский хоккей остался дома. Кубок Стэнли, сам же знаешь, — их мысли почти всегда совпадают. Они же больше, чем просто братья или любовники. Они воплощение одной страны. Холодной, но прекрасной страны, над которой развивается флаг с двумя красными полосками, одной белой и красным кленовым листом.       — Вот именно, что как могли. Ни черта у них не вышло. Да будь там я, чёрт возьми! — оба они знают, что было бы, если бы каждый из них оказался там. Но были причины не купить билет на самолёт, не записаться в сборную. Ах, если бы всё так было просто, как иногда кажется. Телевизор жалобно хрипит на фоне, пытаясь донести хоть что-то из хоккейной аналитики, но никому до этого уже нет дела. Пусть анализируют, ищут ошибки или недочёты. Пусть этим интересуются тренера, пересматривают записи матчей, ругаются. Джеймс подходит к Мэттью и обнимает его за плечи, утыкаясь носом в светлые волосы. Он хочет его успокоить, но ему и самому нужно это сделать. А это всегда для него слишком сложно, слишком тяжело, буквально невозможно. Любые чувства охватывают его так, как пожар охватывает бедные деревья. Джеймс вдыхает едва уловимый запах шампуня, целует Уильямса в макушку, как маленького ребёнка, которого обидели во дворе и он побежал жаловаться на всех плохих ребят своей мамочке.       — Всё нормально, Мэттью. Они ещё увидят канадскую ярость, — одними губами произносит он и слегка ухмыляется.