По канату

Комната была обставлена по-спартански сдержанно. Кроме кровати в номере, который снимают не больше, чем на ночь, в принципе больше ничего и не нужно было. Но Т’Чалле кое-чего недоставало. С уходом Наташи пусто стало не только в комнате, но и у него на сердце. Он неподвижно сидел на разобранной постели, уронив голову на руки, и напряжённо думал, в чем же была его ошибка. Власть была его крестом, а Ваканда — Голгофой. Т’Чалла не принадлежал себе, он был сердцем своего королевства, центром всего. Это возлагало на короля определенные обязательства, которые тот поклялся чтить до самой своей смерти. Он уже не был тем юнцом, что сломя голову понёсся мстить за смерть отца, он стал достойным его преемником, мужественным и мудрым королем. Наташе это нравилось до умопомрачения. Он был полной противоположностью всех тех мужчин, которые когда-либо были у нее. Властный, могущественный и надёжный. Предательство было ее клеймом, а профессия — темницей. Двойной агент, тройной агент, шпионаж, бега, КГБ, ГИДРА, ЩИТ, Мстители. Наташа сменила столько мест работы, что поневоле задумаешься, стоит ли ей доверять. Первоклассная лгунья, потрясающая актриса, красивая, умная, притягательная — трудно устоять перед такой женщиной, но покориться ей опасно. И Т’Чалле не нравилось то, с какой лёгкостью она получила его в полное свое распоряжение. Любезность, проявленная при первой встрече, и враждебность при второй оказались не единственными масками коварной русской искусительницы. Ей были присущи и нежность, и страсть, и трепет. Но единственная эмоция, в которую верил Т’Чалла — это безразличие, однако увидеть его ему бы не хотелось. Он никогда не приглашал ее в свою постель, опасаясь того, что так она подберется к нему ещё ближе, чем подобралась уже, но это не помогало. Их встречи на нейтральных территориях — в мотелях, на съёмных квартирах — были для него чем-то запретным, но жгуче желанным, и за это он был готов платить частичкой себя. Это желание въедалось в кожу, вызывало зуд и унять его могли лишь прикосновения Наташи. Редкие свидания в тайне от всех придавали его жизни ещё большее сходство с хождением по канату. Он не знал, что будет впереди, но настоящее приносило ему ни с чем несравнимый азарт. Темные комнаты, тонкие стены, скрипучие матрасы, убогая мебель и она — совершенство с огненными волосами и алебастровой кожей. Т’Чалле порой хотелось вспороть шею Наташи вибраниевыми когтями, чтобы посмотреть, что у нее внутри, и, быть может, разгадать загадку, почему она выглядит так царственно на выцветших от многочисленных стирок влажных от их пота хлопчатобумажных простынях. В такие моменты она звала его по имени, стирая все границы между ними, и из ее уст это звучало с такой нежностью, что он просто не мог сделать ей больно. И внезапно он понял, что Наташа не была ни канатом, ни пропастью. Она помогала ему балансировать над бездной, и разбрасываться этим — непозволительная роскошь. Но в этот мутный душный вечер что-то надломилось. Что-то незаметно, но ощутимо где-то на уровне инстинктов изменилось. То ли обращение «Ваше величество», возводящее их непохожесть в квадрат, то ли быстрое холодное прощание и резко бьющий по ушам хлопок дверью ввергли короля в сомнения, которые он так хотел развеять. Сердце не давало покоя, разум колебался. Гордость не позволяла сдвинуться с места. Т'Чалла завис в центре шаткого каната над разверзнувшей пасть пропастью.