"Вы спешите, Детектив?"

«Контрасты, — думает детектив Оркотт, замерев на пороге магазина непрошенным гостем. — Сплошные контрасты…» И верно, контрасты: где-то позади, за спиной Леона — маленькая неубранная квартира, холодная вьюга и голоса людей. А впереди — уютный магазин, полный теплого света свечей и дурмана благовоний, где не сыщешь ни одного человека. Кроме графа, конечно, если он вообще человек. Детектив встряхивает головой, чтобы развеять лезущий в голову полумистический бред, и прислоняется плечом к дверному косяку. Отчего-то сегодня не хочется врываться без приглашения и громко звать владельца. «Погода, » — думает Леон, пытаясь найти причины своей невеселости, но отмазка звучит не особенно убедительно. Даже для себя самого. Дурное настроение преследует Оркотта с утра, да ещё и весь мир словно сговорился не замечать его. Брат не отвечает на звонки, коллеги — на вопросы и шутки… граф — на стук в открытую уже дверь. Наверное, здесь он ещё больше не нужен, думает детектив, прикрывая глаза — уходить совершенно нет сил, ни душевных, ни физических. Тотетсу смотрит из-под кресла настороженно на шумного обыкновенно человека, застывшего в дверях. Рычит негромко, на пробу — испугается или нет? — клацает зубами, показывает когти. Никакой реакции — детектив даже головы не поворачивает в сторону вечного врага. Тот, немало удивленный, вылезает из любимого укрытия, подбирается поближе, принюхивается недоверчиво. — Эй, человек, ты в порядке? — уточняет Тотетсу почти обеспокоенно, позабыв, что его не понимают. Запоздало осознав, хватается осторожно зубами за штанину детектива, тянет к диванчику. Леон не сопротивляется, приоткрывает глаза нехотя, заходит и садится на край дивана. Сжимает голову руками, чтобы перестала болеть, и так замирает снова. Тетсу смотрит изумленно, а потом срывается с места и исчезает в глубине магазинчика. «Даже баран бросил, » — совсем отчаивается Оркотт, но из коридора раздается топот лап, а после — немного удивленное воркование: — Ох, детектив, я совершенно не слышал, как вы пришли, — граф появляется в комнате вместе с неуловимым ароматом каких-то новых благовоний, и в ужасе смотрит на распахнутую настежь дверь, возле которой образовался уже небольшой сугроб. — О боги, как намело! Тетсу, закрой дверь! Детектив, подержите! — не успевает Леон поднять голову, как ему в руки впихивают небольшой сверток. Сверток теплый и дышит, и когда детектив приподнимает уголок ткани, в нем обнаруживается крошечный львенок. Не успевает Оркотт удивиться, как Ди возвращается с подносом, на котором устроились чайник, чашки и пирожные, сервирует небольшой столик и забирает львенка. — Вы сам не свой, детектив, — замечает граф с легкой улыбкой, адресованной скорее детенышу у него на руках, нежели Оркотту. Леон морщится. — Обычно вы более разговорчивы. Плохой день? Леон молчит, чувствуя, как в этом странном месте, пропитанном голосами животных и запахом благовоний, к нему возвращаются силы, словно здесь скрыт какой-то источник. Что-то подсказывает детективу, что этот самый источник сейчас разливает чай по чашкам и хитро поглядывает на своего гостя, и ненормальные мысли отгонять даже как-то не хочется. Но некстати подкрадывается ощущение неловкости, и Леон поглядывает на дверь, затем поднимается на ноги. — Ну, я пойду… — начинает было он, но граф выпрямляется с чайником в руках. — Вы спешите, детектив? — прерывает он незаконченное прощание Оркотта негромким вопросом. Леон растерянно замирает, потому что он абсолютно точно никуда не спешит. — Если не спешите — оставайтесь на чай. Ди оборачивается, улыбаясь, жестом приглашает сесть обратно на диван. Леон все так же ошарашенно смотрит на графа, позабыв, кажется, даже моргать. Ди улыбается. — Садитесь, детектив, — говорит он негромко, и голос его шелестит, как шелк диковинных одежд. — Не грустите. Оставайтесь лучше у нас. Жесты китайца невесомы, голос тих, тон вежлив, но детектив почему-то подчиняется и садится обратно на диван, не сводя с графа глаз. Ди кивает с едва уловимым одобрением, а мгновение спустя оказывается за спинкой дивана. Леон и понять ничего не успевает, а хрупкие ладони уже ложатся ему на голову, снимая боль не хуже таблеток. — Не скучайте, не уходите в себя, никому не сказав, и не грустите понапрасну. Оставайтесь, — собственным эхом шелестит Ди, — на час-другой, или… — голос совершенно сливается с шелестом шелка, — навсегда? Леон с удивлением оборачивается. — И даже на ночь можно? — уточняет он на всякий случай, потому что уходить обратно в мороз и толпу не хочется. Ди мгновенно перемещается к столику и легко улыбается, глядя через плечо. — Как пожелаете, господин детектив, — шелестит голос графа, а в руках Леона как-то оказывается чашка с чаем. — Верхнюю границу я вам уже обозначил.