Дорогой Томми...

      Шел снег, когда Томасу позвонили и сказали, что Ньюта больше нет. Он не поверил и сбросил звонок и сбрасывал еще раз пять. Мозг лихорадочно работал – отбрасывал любые мысли о том, что Ньют и правда умер. Он не мог, ему еще жить да жить. У них же планы. Он обещал, что выкарабкается. Только вчера Томас был с Ньютом, держал его за руку, смотрел в глаза, а сегодня…        Томас меряет шагами комнату, напоминая тигра в клетке. Если остановиться, то мысль о том, что это все правда ляжет на его плечи и раздавит своим весом, а пока он в движении, создается иллюзия побега. Через какое-то время Томас слышит звонок в дверь и это, кажется еще хуже, чем звонок на телефон. За дверью стоит Минхо. Кажется, это конец.       Томас не помнит, как они добирались до больницы, как Минхо говорил с врачом, как ему, Томасу вручили коробку с вещами Ньюта. Все события шли мимо него, покрытые белой пленкой. Он на автопилоте дошел до окна, поставил коробку на скамейку и уперся лбом в стекло. Кожу обожгло холодом, но сейчас Томасу было абсолютно все равно, он тем же невидящим взглядом смотрел на дорогу и парковку, покрытую пушистым слоем снега. Смотрел и не видел. Сколько он так стоял, кто знает? Если бы Минхо его не нашел и не забрал оттуда, он мог бы, кажется, простоять вот так целый день.       Разбирать коробку было очень страшно, как если бы он открывал Ящик Пандоры. Хотя, если подумать, Томас охотнее бы впустил в этот мир несчастья и бедствия. На дне коробки он нашел письмо, адресованное ему. Почерк был знаком до каждой закорючки. Томаса резко затошнило, и голова закружилась, он убрал письмо в выдвижной ящик стола. Не сегодня. Потом. Он совсем не готов. Это как наконец-то столкнуться с реальностью, а его реальность рушится.       Прошло уже больше суток, а Томас все еще ловит себя на мысли, как бы уговорить медсестру разрешить ему остаться в палате подольше, или откуда можно достать лестницу, чтобы в случае провала забраться в окно. Ньюту, конечно, это не понравится, он скажет что-то вроде: «Томми, ты идиот, лучше бы шел домой. Тебе нужно отдыхать, ты и так тут целыми днями». Томас бы не послушался, ну какой тут отдых, он дома себе места не находит, волнуется, грызет ногти и метается из комнаты в комнату. Да и квартира без Ньюта совсем пустая и, как будто, неуютная. Хотя, почему как будто, так и есть. Думать, что завтра ему нужно утром идти в больницу легче, чем думать о том, что Ньют теперь обитает в другом месте.       Через неделю Ньют ему снится. Он строго смотрит на Томаса, как если бы тот был нашкодившим ребенком. Томас тянется к нему, хочет обнять, почувствовать тепло родного тела, заткнуть наконец кровоточащую и ноющую дыру, где-то в районе сердца. Он тянется и не может дотянуться. Ньют что-то говорит, но так тихо, Томас ничего не слышит. Лица Ньюта уже не видно, затем он разворачивается и медленно бредет в противоположную от Томаса строну.Он готов сорваться с места и бежать за Ньютом, куда бы тот ни пошел, ноги отказываются идти. Противная трель будильника вырывает Томаса из сна, возвращая его в кошмарную реальность. Сегодня еще один день, когда Томас не решится открыть ящик стола и прочесть письмо.       Еще через несколько дней Ньют снова приходит к Томасу во сне. Он снова слышит неясный шепот и судорожно пытается прочесть по губам. Это очень важно узнать, что хочет от него Ньют. В полумраке плохо видно, но Томас наконец разбирает, то, что говорит Ньют. Это одно слово, которое он повторяет снова и снова: «Письмо». Сердце Томаса громко стучит и он, обливаясь холодным потом просыпается. Ему все еще безумно страшно читать его. Если прочтет, ему придется поверить в то, что Ньюта нет. От этой мысли внутри все леденеет, Томаса пробирает озноб и внезапно в голове всплывает воспоминание о том, как он обещал Ньюту, что сделает все, чего бы тот ни пожелал и если Ньют хотел, чтобы письмо было прочитано, Томас сделает это. Он быстрым шагом проходит в гостиную, пока уверенность, что так надо с ним, пока она не вильнула хвостом и не исчезла. Томас подходит к столу выдвигает ящик и достает письмо. Руки у Томаса трясутся, а глаза начинает жечь от подступающих слез. Он раскрывает, сложенные листы и начинает читать: «Дорогой Томми…». Его как будто сразу окутывает тепло, и слезы нескончаемым потоком льются по щекам, он забывает дышать и делает это через раз, но читает строку за строкой. Он не обращает внимания на боль в груди, которая как воронка затягивает его, только тихо шепчет: «Я смог открыть его, Ньют. Я наконец-то смог». Чья-то теплая рука легла на его голову и потрепала, Томас резко обернулся, но в комнате никого не было.