Мама, я хочу убивать

Я убил себя. Горячая кровь и холодный кафель образуют прекрасный спектакль, полный чувств и эмоций. Они виртуозно дополняют друг друга. Работа в паре – вот залог их успеха. Сначала кипяток свежей красной жидкости намочил моё тело, а потом холод начал проникать сначала в кожу, затем, пробиваясь через куски мяса, он вгрызался в кости и буквально выламывал их. ПРОЛОГ Мама всегда учила меня: «никогда не бей первым». Я с пелёнок усвоил это правило, потому зачастую мне прилетало по роже и ответить я уже не мог. К слову, всё детство я рос спокойным и добрым мальчиком. Девочки любили меня, парни уважали. Во мне была искра, искра, которая в будущем должна была разжечь во мне огонь. Огромное пламя. Взрослые видели это во мне. Многие сулили мне хорошее будущее, возможно, из-за моей открытости и многогранности. Я умел всё: и быстро бегать, и красиво говорить, и сочинять стихи, и вам ли не похуй? Все мы в детстве кажемся талантливыми для взрослых, вот только всех нас в итоге ждёт могила. Холодная и сырая могила, сотканная из несбывшихся грёз и рухнувший мечтаний. Впрочем, это в будущем, а пока я золотоволосый мальчишка лет шести. С прекрасной белоснежной улыбкой и открытой душой. Вскоре я пошёл в первый класс. В школе мне не нравилось, ибо я был сторонником сна до обеда, а не подъёма на рассвете. Но в целом я всегда встречал утро с улыбкой. И в школе старался со всеми поддерживать дружеские отношения. Бывали, конечно и драки, и ссоры, но редко. Помню одна из моих одноклассниц говорила, что лишь я способен подружить кого-угодно. Золотоволосый мальчишка семи лет. Лишь я мог подружить их всех. ГЛАВА 1 Дрр… Дрр… Дрр… Будильник зазвенел как обычно – раньше времени. И тут проблема не в самой технике, а в том, что я идиот. Я всегда ставил будильник раньше положенного, дабы просыпаться постепенно. Но всегда просыпался с трудом, как и в этот раз. Хруст всех костей стал гимном моего утра. Наравне с ним олицетворять утро стал мой лысый приятель. Поначалу это вызывало моральный дискомфорт: вдруг кто-то зайдёт и увидит моего друга в боевой готовности. Впрочем, в этот раз, как и во все прошлые, никого не было. Я был один в холодной комнате. Будильник, как новые песни Жанны Фриски, я больше не слышал. Я жил в двухэтажном доме. Он был относительно большим, некоторые знакомые в шутку называли его «особняк», но отнюдь, до особняка ему было также далеко, как и Егору Криду до философских размышлений в песнях. Моя комната сильно отличалась от всего дома. Окружение за пределами моей территории было жёлтым и ярким, в то время как в моем склепе преобладал тускло-синий цвет. К слову, я долгое время старался привести своё помещение в идеальный для меня вид. Любой эстет вырвал бы себе глаза собственным пальцами, ведь я безвкусен в выборе дизайна интерьера. Небрежное сочетание постмодернизма и барокко – вот что есть моя комната. Неоновые лампы, которые освещают ветхое дубовое зеркало, вызывают когнитивный диссонанс. Старая и прекрасная картина, на которой изображён распятый Иисус на руках его творца и мощный компьютер с навороченным микрофоном и веб камерой. Сочетание несочетаемого. Ковёр, который по завету предков должен висеть на стене, у меня украшает пол. А место, где должна стоять огромная плазма – забито книгами. Что я любил в своей комнате, так это маленькую кофеварку, расположившуюся в тёмном и пыльном углу. И две гитары, которые я пригвоздил к стене. А ещё моя двуспальная кровать. На ней могли легко расположится две сексуальные фотомодели и моё тощее тело. Но, увы, там располагались только две сексуальные фотомодели. Спасибо за такое постельное бельё, мам. Самая муторная процедура утром – чистка зубов. С ранних лет жизни я относился с неприязнью к этому процессу. С ранних лет жизни я относился с неприязнью ко всему: парикмахерская, ванна, обед в школьной столовой, ваше мнение – я презирал многое, но не так явно, как сейчас. Застёгивая пуговицы на рубашке, я попутно дискутировал с самим собой. Вот я не люблю общепринятую форму. Я не хочу подчинятся их правилам и устоям, носить белый верх и тёмный низ. Но, с другой стороны, если бы всех этих правил и устоев не было, я бы всё равно носил белый верх и тёмный низ. И тут мы переходим к тому, что я люблю – я люблю рубашки и вообще классическую одежду и, если бы не мои диссидентские взгляды на нынешний перечень правил, я бы и не возмущался. Выйдя на улицу я сразу почувствовал порыв ледяного дыхания Перуна, вы не подумайте, я разбираюсь в славянской мифологии также отвратительно, как и вы в своей жизни. Просто в детстве я много времени проводил за книгами, оттуда-то и растут ноги у выкидышей моего мозга. Утром больше всего меня раздражали знакомые, которые просто обязаны поздороваться с тобой и прервать прекрасную красоту тишины твоих мыслей. Их я ненавидел больше всего, конечно, были и те, кто мог меня понять, они проходили мимо и не обращали на меня внимания, как и я на них. Мои единомышленники. Жертвы утра. Мученики рассвета. На учёбе я в основном проводил время, направив тоскливый взгляд в окно. На площади города, как дети в магазине игрушек, копошатся взрослые и состоятельные люди. Они все бегут куда-то, что-то рассматривают и с кемто вечно говорят. Были среди них и вечно ворчливые старые бабки, я бы мог провести параллель между ними и мной, но, в отличии от этих беззубых фурий, я умею скрывать свой гнев. По пути в столовую я думал о том, почему за последний год я так сильно отгородился от социума. Мой нигилизм всегда питал мою душу (хотя парадоксально говорить о душе, считая себя нигилистом). В отрицании я видел свободу – свободу мысли и действия, отсутствие принуждения. И покуда старшие мне твердили, что я гоню себя в могилу, я цинично отвечал: «Заставить себя смеяться я не могу, но ваши потуги быть правильным вызывают улыбку». Меня недолюбливали, но уважали. За последний год я превратил свой язык в смертельное оружие, которое меткими выстрелами разило оппонента. Конечно, среди них всех никто и не слышал о диалектике, потому спорить с ними было проще простого. Они упорно стояли на своём, но доказать ничего не могли. Только истинный глупец будет упорно стоять на своём, отвергая все аргументы и факты. Пока я размусоливал то, что творилось в моей черепной коробке, моё тощее тело уже спустилось в общепит и прихватило миску с едой. Всё это было доведено до автоматизма. Иной раз я сам не замечал, как проходил сотни метров и, когда приходил в себя, оказывался в совершенно неизвестном мне месте. Остаток рабочего дня я провёл в прострации. Вернувшись домой, я выпил антидепрессанты, которые забыл выпить утром. Согласен, в 17 лет сидеть на таблетках не круто, но ещё хуже умереть в 17. У меня было много планов… раньше. Сейчас юношеский максимализм выебал мою рефлексирующую натуру и заставил меня на всё это смотреть. Хуже только ваше отражение в зеркале. Но суицид был слишком неприятен для меня. Я не хотел умирать от собственных рук, я выше этого. Смерть – это протест обществу. Я бы хотел, чтобы моя смерть принесла пользу человечеству. Основное моё развлечение дома – чтение книг и просмотр кино. К слову, любовь книгам у меня проснулась два года назад, до этого я считал это занятие скучным и читал, и то редко, различные энциклопедии по биологии и мифологии. Ныне я часы провожу за книгами. Потому мой день пролетает незаметно. В перерывах между отдыхом я ем. Еда – это прекрасно. Если бы у вас был выбор – 5 кг мяса или женщина, берите женщину: в ней больше мяса, а следовательно, больше еды. Я, будто аскет, уходил от социума, запиравшись в комнате. Но интровертом я называть себя не могу. Я любил внимание ещё с пелёнок. Когда мной восхищались, когда меня обсуждали – это было великолепно. Внимание – вот мой наркотик. Я должен быть в центре внимания. Моё эго превыше других. Я и только я прав. Я закон. Я власть. Я бог. Я идиот, блять. Внимание людей – это чушь. Если вы ставите для себя целью жизни славу, то вы идиот. Конченый и ****утый идиот (Привет, я в прошлом). Впрочем, сейчас у меня и вовсе нет цели в жизни. Как у вас нет второй половинки, а если есть, то эта книга не для вас – идите к чёрту, тут только грусть и гнев. Уснул я быстро. Сладкий аромат пучины сознания манил меня и я был готов вкусить прекрасный нектар, дарованный моим подсознанием – сон. Напоследок. Если вы читаете это произведение, значит оно закончено. Сейчас я пишу его и я даже не знаю, чем всё кончится. Я даже не знаю, что ждёт вас в следующей главе. Нет ни плана, ни структуры сюжета. В эту книгу я просто выплёскиваю свои эмоции. Но если вы это читаете, то я вам завидую, ведь на руках вы имеете законченный материал, в то время как я ещё в поисках эпилога. ГЛАВА 2 Это было бы обычное утро. Классическая рутина. Треклятая обывательщина. За одним исключением. Мои родители любили уезжать отдыхать в Финляндию. Чтобы вы поняли, насколько сильно они любили отдыхать в Финляндии, я внесу одну деталь – они купили там дом. Но сегодня они решили туда переехать. Наш дом переходил в мои руки, как и полная свобода. Они бы регулярно высылали мне деньги, а я бы регулярно говорил «Спасибо» – идеальный расклад событий. К слову о моих родителях. Это идеал СССР (хотя родились они значительно позже). Хорошо сложенный отец и не менее хорошо сложенная мать. Не глупые, но и не высокоинтеллектуальные люди. Настоящие трудяги, место их работы опустим. Они были верующими, из-за чего часто случались полемики между мной и родителями, но они были очень лояльны к моим взглядам и рассчитывали на то, что «с возрастом поймёшь». Вообще я рос в семье православных патриотов и из этого следует интересный тезис: Ярая пропаганда со стороны социума действует на индивида двояко. С одной стороны он может примкнуть к ним и начать разделять их взгляды. С другой – он возненавидит этот самый социум. К несчастию моих родителей, я выбрал второй вариант. И я уверен, что, если бы я рос в окружении космополитов и атеистов, из меня бы вышел отличный православный патриот. Так вот, мои «старички» уже сегодня уезжали из страны. Документы были готовы и теперь я находился в курсе их планов. Меня всё устраивало. В очередной раз направляясь в школу, я заметил, что на каменном бордюре близ моего дома расположилась какая-то женщина и торговала различными гелями и лаками для волос. Она была неухоженная и меньше всего смахивала на продавца. Спортивный костюм. Заплывшие глаза и ехидная улыбка, не знаю, как именно Ксения Собчак скатилась до такого, но по внешним данным эта особь напоминала именно эту женщину. Казалось бы, ничего такого в этой самке не было. Но мне словно камнем по голове прилетело, начали появляться грязные и злые мысли. Я отчётливо видел, как при помощи канистры с бензином поджигаю весь её товар у неё на глазах. Она исступленно вопит и кидается на меня с кулаками. Но я поджигаю и её. Её тонкий стан, подобно спичке, моментально вспыхивает. И её кожа, как сыр в микроволновке, начинает облазить и лопаться. Горит всё: глаза, которые уже вытекли, нос, руки, ноги. Всё. От жирных волос остался только факел. Она падает на землю и теряет сознание. Я смеюсь. Смеюсь настолько сильно, что моей смех отвлекает меня от моей рефлексии и я опять вижу эту женщину, торгующую паленными лаками и гелями. Такие видения для меня норма. Как только меня что-то выводит из себя – я убиваю это что-то в своей голове. Преподаватель сегодня вырядилась слишком вычурно. Кроваво-красная блузка и тёмная юбка создают из этой серой крысы попугая. Её волосы до плеч – покрашены. На макушке виднеется седина. Ей бы пошла седина. Ей бы подошёл дубовый гроб. В помещении стоит жуткая вонь. Сочетание карябающего аромата плесени и тошнотворного привкуса пота вкупе создают нечто, не поддающееся описанию. Бледно-бежевые стены вгоняют в тоску, а маленькие стулья вызывают дискомфорт. Всё чертовски неудобно. Всё чертовски мерзко. Окружающие переполнены позитивом. Одни бурно что-то обсуждают, другие с энтузиазмом дискутируют с учителем. Я завидую им. То время, когда я мог так же, как они, открыто выражать эмоции – прошло. Остался сладкий привкус былого. – Ты для приличия, может, тетрадь откроешь? – скрипящий голос привёл меня в чувства. – Я могу простить многое, но не хамство, – она продолжает резать мой слух. – Я с кем разговариваю? Забавно, что подобные ей узколобы привыкли правду принимать за хамство. Я вижу. Вижу окровавленный молоток в моих руках. Я вижу её тело, в меховой жилетке она лежит на спине. Все зубы выбиты. Один глаз вытек, второй опух от ушиба. Кончик носа отрезан, а одна щека порвана. Я стою над ней. Я смотрю ей в глаза, вернее в то, что от них осталось. Я бью. Громкий хлопок, подобно звуку взорванной тыквы, разносится в кабинете. Как только меня что-то выводит из себя – я убиваю это что-то в своей голове. – Я тебя не допущу к экзаменам, – повышая голос говорит она. Блефует. Но эта женщина далеко не тиран, просто не вышла умом. Её многие ненавидят за лицедейство. Но открыто ненависть проявляю только я. Вот потому ко мне такое отношение. Я открываю тетрадь. Она закрывает рот. Ненадолго. Мои туфли испачканы. Всему виной мой цинизм к внешнему виду. Мать прочла бы мне нотацию о том, что нужно следить за собой. Но её здесь нет. После учёбы я возвращаюсь домой. Родители уже собрали чемодан и через час улетают. Прощаться всегда непросто, но куда сложнее приветствовать других. Приветствовать искренне, без фальшивых улыбок. – …девочек можешь приводить, но не забывай о презервативах! – монолог мамы окончен. Она всегда беспокоится о том, что я подхвачу какую-нибудь болезнь или стану отцом. Прощание недолгое. Они уезжают. Дом наполняет тишина. Обожаю подобные моменты. Быть наедине со своими мыслями, без посторонних звуков – это прекрасно. Но внезапно мою гармонию прерывает музыка, громкая. Когда живешь в центре города, к этому быстро привыкаешь, но не в моём случае. Это очередные животные, которые решили «потусить» в столь поздний час. Я вижу, как я просверливаю их барабанные перепонки. Вбиваю гвозди в уши. Как они выглядят, я не знаю, поэтому образ абстрактный. Как только меня что-то выводит из себя – я убиваю это что-то в своей голове. Я подхожу к зеркалу. В отражении вижу плацебо. Человека бесполезного и ненужного. Мои мешки под глазами гармонируют с щетиной. Внешне я ничем не отличаюсь от других. Не красавец, не урод – никто. Даже цвет моих волос, который одни относят к шатенам, другие к блондинам, указывает на это. А подростковые прыщи акцентируют внимание на проблемной коже. Опустив взгляд на свою рубашку, я вижу, что она помята. Мать прочла бы мне нотацию о том, что нужно следить за собой. Но её здесь нет. Рубашка белая, но не как облако, скорее, как лист ромашки. Красный галстук, подобно языку пламени на фоне пепла, сильно выделяется. Тёмно-синие брюки испачканы. Всё из-за луж. Всё из-за нестабильной погоды. Ненавижу снег. Если бы он был человеком, я бы сломал ему колени. Как только меня что-то выводит из себя – я убиваю это что-то в своей голове. Я продолжаю смотреть на своё отражение. Голубые глаза окунают меня в ледяную прорубь, в глушь леса. Холод обволакивает моё тело. Проникает под кожу. Наполняет легкие освежающей влагой. Энергия с ног плавно переходит в голову. Я чувствую горячий прилив живительной силы. Он бурлит внутри меня и я теряю равновесие. Бьюсь лбом о собственное отражение. Теперь мои глаза ещё ближе, теперь контакт с реальным миром ещё дальше. Лёгкая тошнота и кислый привкус во рту наталкивают меня на мысль о том, что хорошо было бы поесть. А громкая музыка за окном зарождает во мне злую, жутко злую идею. Как только меня что-то выводит из себя – я убиваю это что-то. ГЛАВА 3. Месяц я вынашивал в голове жуткий план. Ровно месяц я выглядел подобно зомби, одержимый идеей. Сейчас ровно двенадцать часов ночи. Я продумал каждую деталь. Увидев меня сейчас, вы бы меня не узнали. На мне свободные джинсы, тёмные кеды и толстовка с глубоким капюшоном, но, надев его полностью, я бы не увидел ничего кроме пола, поэтому он надет наполовину. Черная бандана с непонятным белым узором скрывает моё лицо так, что видно лишь мои преснозелёные глаза и желтую чёлку. Зимние кожаные перчатки и чёрный, однотонный рюкзак. В нём у меня находится пакет, в котором две бутылки Коктейля Молотова. Я перерыл весь интернет, изучил все возможные рецепты приготовления бутылок с зажигательной смесью. Наиболее простым мне показался рецепт Че Гевары, который был придуман намного раньше революции Фиделя Кастро, но который активно использовал Че. Бутылка 0,5 литра, в неё добавляется 3/4 бензина, 1/4 масла. Уильям Пауэлл в своей «Поваренной книге Анархиста» рекомендует такой же рецепт, но используя бутыли объёмом 1,14 л., что меня устраивает куда больше. Благо отрыть такой размер не сложно, бутылка из под вина отлично подошла. Я решил немного изменить рецепт и в жидкость добавить пенопласт, который удвоил время горения. Растворив всё это в паре бутылок из под вина, я принялся за фитиль. Тут ничего сложного, порвал пару старых футболок и готово. Дальше просто. Пропитываешь кончик фитиля в той смеси, которая внутри или же просто бензином и вставляешь её внутри, не полностью. Следом идёт крышка и Voi la коктейль готов. Парни на машинах приезжают в каждый вечер в 9 и уезжают ближе к 2 часам ночи. Лучшее время, для осуществления плана – полночь. Местные часто вызывали полицию, но это не помогло. Иногда приезжал патруль и прогонял нарушителей порядка, но на следующий день они возвращались. Полиция бессильна. Время для самосуда. Всю эту неделю я продумывал план отхода. Всё просто: Они собираются в центре города. Есть четыре основные трассы лежащие крест-накрест, отходить по ним глупо, ибо на них много людей и их часто патрулируют. Тогда берём оставшиеся две. Одна идёт вдоль реки, где вообще нет людей, но она сразу отпадает: любой преступник пошёл бы именно туда. Остаётся одна дорога, на которой нет асфальта, а по обеим сторонам жилые дома. Там в основном живут пенсионеры, ибо улица довольна старая, поэтому да, пойду по ней. В полночь, ради экономии, наше правительство отключит фонари уличного освещения на подобных улицах. Поэтому будет довольно темно, что мне на руку. Вчера я прогулялся по этой улице и в кустах спрятал сумку с вещами. В ней красная спортивная куртка, спортивные красно-синие брюки, красная шапка и белые кеды. И так, часы пробили полночь. Толпа «пацанов на тачках» громко слушает музыку. Громко. Они не знают, что на каждое действие найдётся своё противодействие и этим противодействием станет огненная бутылка. Я стою в тени под деревом, расстояние от меня до них где-то 15 метров. Я отчётливо вижу их. Большинство в спортивных костюмах, кто-то в джинсах и кожаной куртке. Несколько девушек без бровей и с ярким макияжем, в лосинах, которые облегают всё, включая их основное средство заработка. Их где-то семеро. Две девушки, остальные парни. Что ж, я готов. Они заняты своим разговором и даже не смотрят в мою сторону, что мне на руку. Достаю пакет – две бутылки. Поджигаю первую, моментально вспыхивает фитиль. Чувствую как кусачие языки пламени начинают танцевать своё предсмертное танго. Симфония хаоса вот-вот начнёт радовать слушателей. Первая бутылка воздухе, я не наблюдаю за её полётом, достаю вторую. Громкий треск – мой огненный друг приземлился. Ровно на капот машины. Пламя моментально начинает поглощать отведённое ей пространство, как посетители кафе свою первую за сегодня пиццу. Толпа оборачивается. Они шокированы. Громкий мат доносится из их уст. Вторая бутылка приходится на боковую дверь машины, левую. К слову, машина стояла ко мне полубоком, что позволило поджечь и капот, и дверь. Как только все загорается, я начинаю отходить быстрым шагом. Они не видели, откуда прилетел этот дар божий. Они не знают, кто посланник этого подарка. Я иду. Обернувшись, я вижу как они пытаются потушить пламя водой. Идиоты. В состав входит бензин, а тушить его водой – ****утая идея. Вы знаете, что большинство пожаров в лесу разгораются из-за того, что люди тушат бензин водой? Закидывайте огонь песком или ограничьте доступ кислорода, если нет рядом огнетушителя. Но не водой. Машина плавится. Крики и ядрёный мат. Треск стекла и взрывы колёс – вот она симфония хаоса. Браво. Дирижёр справился на отлично. – Эй ты, в капюшоне, иди сюда, нахуй! Они заметили меня. – Это ты сделал, пидорасина, блять? Я начинаю бежать. Двое устремляются за мной. Уверен, они бегают быстрее, но расстояние между нами уже большое. – Стой, сука, переебу нахуй! Я молча продолжаю бежать. Чувствую каждый свой шаг. Каждый толчок от земли подбрасывает меня в воздух и я набираю скорость. Сердце подобно мотору гоночного болида – бешено бьётся, Умело перепрыгивая ямы и колдобины, я двигаюсь дальше. В голове прокручивается эпизод из детства, когда мы с Денисом(моим лучшим и, пожалуй, единственным другом) забрались на заброшенный завод, а потом нас заметил охранник. Ситуация идентична. Тогда я бежал с такой скоростью, что всё вокруг замирало на мгновенье. Сейчас всё повторяется. Умело перемахнув через забор, я скрываюсь в тени под мостом над рекой. Мне пришлось изменить маршрут и побежать к реке, дабы отвязаться от хвоста. Эти парни побежали дальше, не заметив моей пропажи. Я ринулся обратно и вот я уже спокойно шагаю по нужной мне улице. Нахожу свою сумку. Быстро переодеваюсь и спокойно бегу по улице. Я спортсмен, который задержался на пробежке. Я невинный ангел, который ничего не делал. Я сжёг вашу машину. Дома я спокойно достал все свои вещи из сумки и кинул в стирку. Руки пахли бензином. За окном стоял дикий гул. Полиция, пожарные, гопники, чью машину я сжёг. Все что-то выясняли. Но этот шум был для меня словно колыбельная. Я уснул. Так крепко я давно не спал. Симфония окончена, все расходятся по домам. Зал опустел. ГЛАВА 4 Вода повсюду. Она оккупировала каждую клетку моего организма. Лёгкая прохлада заставляет меня расслабиться. Боже, как же я устал. Я вечно в напряжении, вечно думаю о всякой ерунде и ищу подобных мне в этой увертюре жизни. Вся проблема в том, что я не могу расслабится. Все эти дорогие тренинги от дешёвых людей. Всё это не помогает. Жуткая раздражительность и вечная сонливость. До меня доносится приглушённый диалог. Разобрать ничего не возможно. Но слышно и смех детей, и надрывающийся звук от свистка, и крики тренера. Под водой это всё не так раздражает. Под водой вообще мало что раздражает, разве что отсутствие воздуха. Я чувствую гармонию внутри себя. На секунду, но чувствую. Мир застыл, замерло время. Все вокруг либо спят, либо мертвы. Я один под водой. Моя тяга к огню прекрасна, но всему нужно знать свою меру. Вода отлично подходит для усмирения звериного нрава моей души. И вот я на дне. Вчера я сжёг чужую машину, но меня это ничуть не беспокоит. Куда сильнее на меня повлиял мой сон. Это была вечеринка, приуроченная к юбилею какого-то университета. Я там был не один, со мной был мой приятель – Снегирь. Добрый малый, поживиться у него нечем, но он был отличным сайдкиком моего фильма. Когда нужно было разбавить треклятое одиночество, он вызывался первым. И он был здесь, правда среди огромной толпы студентов я потерял его. Мы находились в большом доме, это был классический двухэтажный дом из американских молодёжных комедий. Громкая музыка, стол с закусками и огромное количество людей. В целом меня удивило моё нахождение здесь. Я не особый любитель шумных компаний, тем более неизвестных мне людей. Но по воле моей фантазии я оказался здесь. Пройдя в самую дальнюю комнату через огромный зал, я оказался в коридорчике, где стояли два кресла. На одном сидела девушка. Другое было свободно. Я, подобно мешку с дерьмом, грубо свалился на это кресло. Оно было жёлтое, как и обои в зале. Сама же комната была сочетанием серого и синего. Сначала я не обратил внимания на женскую особь, что находилась на соседнем кресле. Она была небольшой, ниже меня, со светлыми волосами до плеч. Глаза голубые, но не как нынешняя эстрада, они больше походили на морскую волну. Я никогда не разбирался в цветах, поэтому описать это затруднительно. На ней была надета тёмно-серая футболка, из разряда растянутых. Её плечо было оголено. Виднелась лямка от лифчика цвета кожи мертвеца (я не мастер сравнений, так что не ебите мозг). Сама девушка в обеих руках держала стакан с чаем и смотрела вдаль. Но не на кого-то конкретно, скорее сквозь кого-то. Взгляд в пустоту. Я не знаю почему, но меня охватило дикое желание познакомится с ней. Кровь вдарила в голову и я уже чувствовал, как виски начали пульсировать. Её нежные руки, словно лепестки роз, манили меня к себе. Хотя кого я обманываю, ни о какой любви и речи не шло. Мной двигало желание дикой ебли. – Здравствуй, – я решил начать диалог, но она не услышала. Тогда я повторил. – Привет. Я… – громкая музыка перебивала мои слова – … я Витя. - А? Что? Привет, – неохотно ответила она. – Как ты оказалась здесь? – Меня пригласили, а ты? Её слова звучали вяло и без интереса. Я ей неинтересен, ответный вопрос она задала из вежливости. Вряд ли я её заинтересую, поэтому я решил бить козырями. – Как ты считаешь, если взорвать этот дом вместе со всеми, кто здесь находится, будет отличный фейерверк? Моя банальная проверка. Обычную девушку это оттолкнёт. Даму с чувством юмором развеселит, а подобную мне особь – заинтересует. – Аахаха, тут будет преобладать красный цвет. А это очень посредственный фейерверк. Она мило улыбнулась мне. Её улыбка, я готов был смотреть на неё вечно. Но вечно смотреть на неё было нельзя. Наконец мне удалось завести с ней разговор. Я узнал, что она не отсюда, но волею судьбы попала именно в этот город. Она увлекается музыкой, играет на пианино и любит перечитывать сочинения Иоганна Фихте. Я не сторонник классической немецкой философии, мне ближе Шопенгауэр с его напыщенностью и враждебностью. Мы проговорили ещё долго, хотя время во сне понятие относительное. Из-за едкого шума, мы ушли на крышу. Небо было прекрасным. Чистое и таинственное. Оно завлекало своей загадочностью. Она сидела рядом, положив голову мне на колени. Мы говорили, говорили об одиночестве и о собственных страхах. Это был прекрасный момент. Я чувствовал не просто близость души от этой девушки, я чувствовал отражение себя в ней. Пускай не полностью: во многом мы отличались, но эта жажда полёта мысли выражалась в ней так же, как и во мне. Она подвинула голову ближе, уткнувшись затылком в мой пояс. Я правой рукой слегка касался её волос, а левой гладил её теплые плечи. Но внезапно мой старый друг в штанах активизировался. Это нелепо, но я осознавал, что сейчас вся романтика полетит к ***м. Я начал представлять мёртвых котят, что только усугубило процесс. Была бы моя рука в кармане, я мог бы свалить всё на свою руку, но, ****ь, мои руки не находились в карманах. Благо, вовремя подоспел мой друг Снегирь. Он был в доску пьян. Не мог связать двух слов. Но она услышала его и подняла голову, я повернулся и увидел его. Моя романтика нарушена пьяной птицей. Отлично. Но это полбеды, он пытался что-то мне сказать, как вдруг его горло начало извергать всю съеденную им еду за день. СНЕГИРЬ, ТЫ ****ЫЙ ПИДОРАС! Я проснулся. Одеяло было смято в стороне. Словно я обнимал его, пока спал. Солнце сквозь серые тучи пыталось осветить мою комнату. Но всё тщетно. Сегодня выходной, а значит мне нужно сходить в бассейн. Чем я и занялся. И вот сейчас я под водой. Воздух давно кончился и мою грудь что-то сдавливает с такой силой, что скоро мои лёгкие полезут через рот. Я вынырнул. Вокруг жизнь шла своим чередом. Дети учились плавать. Жирные женщины сгоняли вес, а накачанные студенты спортшколы прыгали с трамплина. К слову, сам бассейн существовал ещё со времён СССР, он был очень старым. Но старость можно было заметить не сразу. Он отлично сохранился. Всё это здание, в котором он находился, отлично сохранилось. Моё время вышло. Я вылез, помылся в местной душевой и побрёл обратно домой. Путь был долгий, но времени у меня было навалом. В основном я думал о ней. О той девушке из сна. Серый мир померк на её фоне. Все мысли были о ней. Но её эфемерность буквально грызла моё сознание, создавая неприятную боль внутри. Проходя мимо очередного ничем не примечательного кафе, я заметил телевизор, который показывал репортаж о вчерашнем пожаре в центре нашего города (к слову, в бассейн я ездил в другой город, из-за этого дорога и занимала много времени). Кадры ржавой кучи металла мелькали на экране. Полиция не знала, кто это, но, по их заявлению «Уже начат розыск». Гопники матерились и говорили что-то невнятное. И тут самое интересное: мнение местных жителей. Первым был какой-то старик. Лет семидесяти. На нём была смешная кепка, такие раньше носили разносчики газет и шофёры. Он прокуренным голосом начал: – Я поддерживаю того парня, который это сделал. Так и надо этим подонкам. Козлам. Фашистам! Спать мешают. А полиция ваша ничего не делает. Да будь моя воля, я поступил бы так же. Будь моя воля, горела бы не только машина, но и они тоже, черт их дери! На моём лице невольно промелькнула улыбка. Я стоял в самом центре кафе и смотрел на телевизор. Следующей была бабушка, лет пятидесяти. Она начала: - А вы чехо хотели? Боротися с таким поршивцами надо. А ваша милиция не борется, – у неё был акцент, она не выговаривала букву Г и вообще выражалась просторечно. – Конешно нельзя вот так поджихать машины. Но шо нам остаётся делать, кохда эта ваша молодёжь спать не даёт? И правильно сделали, будет вот это вот им уроком! На моём лице все больше проявлялась ехидная ухмылка. Дальше был корреспондент. Девушка, в красном пиджаке. Она сказала, что меня уже успели назвать «Народным мстителем». Я не согласен с этим выражением, ибо я далёк от народа. От пролетария и буржуа. Я далёк от всех. Но звучит это забавно. Асоциальная личность действует во благо социума. Репортаж закончился, и я продолжил путь. Интересно, удастся ли им поймать меня? Вчера на моём пути не было ни одной камеры видеонаблюдения. Думаю, это будет сложно. Внезапно у меня в кармане зазвонил мобильный. Это был старина Денис. Я уже год с ним нормально не общался. Он нашёл себе девушку и всё время проводил с ней. И что же ему нужно от меня? Я поднял трубку. – Я в больнице, срочно приезжай. Палата 23. Гудки. Долгие гудки. Да ****ь. Впервые в жизни хотел отдохнуть! ГЛАВА 5 В нашей стране больницы выглядели как морг. Холодные плитки, белые потрескавшиеся стены. Потолки с подтёками и плесенью. Всё это навевало отчаянье и сюда просто не хотелось идти. Огромное количество больных справа и ещё больше больных слева. Бесконечные очереди. Все кашляют и сморкаются. Дети плачут, взрослые злятся. Отвратительная вонь стоит по всему коридору. Жуткий запах вяленной рыбы вперемешку с ароматом свежесорванной ромашки. А вот и нужная палата. Как только я открыл дверь, предо мной предстала поистине жуткая картина. Я был шокирован. Крайне шокирован. Лицо моего бывшего лучшего друга походило на отбивную. Оторванные куски кожи были пришиты обратно, кривой нос и заплывшие глаза. Гипс, повсюду был гипс. Страх трусцой пробежался по моей коже вызывая обезумевшие мурашки. – Ден, как ты? – дрожащим голосом спросил я. – Вить, Витян, всё ***во, – прохрипел он. – Как ***во? По-моему, ты отлично выглядишь. Мой сарказм был со мной всегда, он заменял мне совесть. – Пошёл ты, – будто пережёвывая собственные зубы, сказал он. – Так что произошло? – От****или за просто так – Кто? – Фарух Колебидзе с кентом. Я знал Фаруха, это не настоящее его имя. Настоящее не знал никто. Дикий парень. Фанател от Крёстного отца и в целом мафии. Из себя не представлял ничего особенного. Знаю, занимался каким-то спортом, вроде бы, поэтому был в хорошей спортивной форме. Но он не спортсмен. Спортсмены приятные ребята, они дисциплинированы и спокойны. Он не такой, спорт исключительно для того, чтобы показывать насколько ты крут – животное. – Я шёл домой, – продолжил мой друг. – Они бухие стояли около парковки и начали задирать меня. Им не понравилась моя куртка. Требовали, чтоб я её снял. Я отказался. Я здесь. Кровь внутри начала бурлит. Это не кровь, это желчь. Огромные волны желчи сейчас начнут штурмовать мой мозг. – Хотел попросить тебя позвонить Ире и рассказать всё, я сам не могу. Не хочу, чтоб она видела меня в таком состоянии. Боже, даже сейчас он думает о своей возлюбленной. – Хорошо, – сказал я. – Хорошо. Я молча вышел из палаты. Больше не мог оставаться внутри. Его вид меня печалил и злил одновременно. Я хотел убить его. Забить костылём до смерти, заставляя глотать его собственные зубы. Его немощность, его слабость – они бесили меня. Как только меня что-то выводит из себя – я убиваю это что-то в своей голове. Но я знал, что мне нужно делать. Фарух зарождает во мне злую. Жутко злую идею. Обдумывая увиденное, я сам не заметил, как прошёл несколько кварталов. Я оказался в месте, где никогда не был. С одной стороны огромная бетонная стена, за ней пустырь. В радиусе километра никого. С другой стороны задняя часть какого-то завода. На этой части напрочь отсутствуют окна. Просто гора кирпичей. Чуть дальше находится шиномонтажная. Она непопулярна и, по всей видимости, туда приезжают только знакомые хозяина, чтоб по дешёвке использовать услуги. Но каково было моё удивление, когда я увидел внутри Фаруха. Того самого Фаруха. Грязное животное смеялось. Его хохот напоминал вопль бегемота, нежели смех. Во мне проснулась злоба. Рваная ненависть, которая жаждала крови. Крови того, кто её заслужил. Его звериный смех, он бесил меня. Нет плохих наций, есть плохие люди. Нет плохих религий, есть плохие люди. Нет плохих стран, есть плохие люди. Нет плохих людей, есть дерьмо, которое должно быть смыто с мольберта жизни. И, коль власти спят, я вызовусь первым. Тем кто смоет дерьмо. Народный мститель. Я уже был на полпути к дому. План мой был тривиален. Травматический пистолет, который достался мне от отца, должен был помочь в решении проблемы. Но всё не так просто. Если я совершу нападение на Фаруха, на меня сразу же выйдет полиция. Чтобы ничего плохого не произошло, мне необходимо алиби. Но и тут решение есть: тетя Маша, моя соседка. У неё есть девятилетний сын, бунтарь во всех аспектах. Она боится оставлять его дома и обычно нанимает ему няню. Но завтра, в понедельник, я могу выступить в качестве няни. Тут всё предельно просто. Она уходит на работу, а работает она в ночную смену, а я остаюсь с её сыном. Но мальчонка смышлёный. Пара сотен рублей заставит его сказать то, что нужно мне. А точнее, я оставлю его на ночь дома. Он в плюсе, я в плюсе. Заплачу ему пару сотен, чтоб он наверняка сказал полиции, что я всю ночь провёл с ним. Пожалуй, так и поступлю. Утром следующего дня я незамедлительно связался с тёть Машей, пока шёл в школу. - Ой, Вить, спасибо, ты сильно выручаешь, у меня сейчас и так с деньгами туго. Прям спасибо, я тебе деньги потом отдам. - Не стоит, тёть Маш Я знаю вас с детства, вы меня ещё крохой помните. Плюс дома мне одному одиноко, а тут я хотя бы не один буду. - Бедняжка. Не понимаю твоих родителей, как они могли такого мальчика оставить одного? - Тёть Маш, не переживайте, я привыкну, к тому же у меня есть вы. - Спасибо, Вить, ещё раз спасибо большое. В девять можешь подходить. Школьная рутина прошла незаметно. Когда ты одержим идеей, то всё проходит быстро. Дома я достал пистолет. Одна обойма и ещё 3 пули. В обойме 8 пуль. Итого 11. Мне хватит. К слову, пара точных выстрелов в голову с травматического пистолета могут убить человека. Но я на людей не охочусь. Я охочусь на зверей. Было два часа дня. Я сидел в пустом доме, в пустой комнате, на стуле. Прислонившись грудью к спинке кресла, я рассматривал пистолет. Я иду на такой шаг ради Дена? Или ради себя? Смогу ли я убить? Смогу ли я жить после убийства? Сегодня я всё узнаю. Сегодня я иду убивать. Тишина втянула меня в пучину рефлексии. Поток мыслей быстро менялся и я уснул. ГЛАВА 6. Бля, бля, бля! Всё пошло не по плану и это мягко говоря. Сейчас я весь в крови, боже, да на моих ногах до сих пор остатки мозга. Маленькие комочки отборного мяса вперемешку с грязью. Обойма пуста. Все руки в крови. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Когда я проснулся на часах было уже девять часов вечера. Мне нужно было идти домой к тёте Маше, что, собственно, я и сделал. Она очень быстро покинула нас и я остался наедине с её спиногрызом. Всё шло по плану. Он обещал молчать, я заплатил ему. А сам пошёл домой. Здесь я переоделся в толстовку, надел перчатки, бандану и взял пистолет. Всё шло по плану. Уже ближе к одиннадцати вечера я находился рядом с шиномонтажной, где и обитал мой недруг. Я долго наблюдал за ними. Они ничего не делали, только курили кальян и дико смеялись. Рядом с ними была девушка, с виду славянка. Я ждал, пока она уйдёт, но она не ушла, а взяла под руку приятеля моего врага и пошла с ним в другое помещение. Я подождал ещё пять минут и затем пошёл в шиномонтажную. Улица была пуста, ни одной души вокруг. Отлично. Этот зверь вышел на улицу, поссать. Я прошёл за его спину и сел на кресло в шиномонтажной. Они смотрели футбол. Рядом со мной стоял кальян. Фарух вошёл обратно и его лицо окрасило недоумение. – Ты кто, блять, такой? – зарычал он. – Тише, ты же не хочешь отвлекать наших друзей, – сказал я и указал на соседнюю дверь, где дико стонала девушка. – Ты Арсена кент? – Нет – Тогда чо ты здесь забыл? – Фарух, верно? – Он самый – Как ты считаешь, что хуже: умереть в муках или после мук остаться в живых? – Ты чо, ****ь, угрожаешь мне нахуй? Я встал и медленно пошёл к соседней двери. В замке торчал ключ, я повернул его несколько раз, закрывая дверь. – Эээ блять, ты не ахуел ли часом? – его это разозлило. – Сними эти тряпки с лица и покажи мне, кто ты есть, клоун сука. Я снял бандану. Меня он явно не узнал. – Вали отсюда, ща мусоров вызову. – Вызывай. – ****а тебе! Он со звериной прытью ринулся в мою сторону. Пистолет был снят с предохранителя. Я достал его из штанин и выстрелил ровно два раза, прямо в грудь. Фарух, как подстреленный буйвол, с грохотом упал на землю. Стоны за дверью прекратились. Я смотрел на него, смотрел, как он мучается, как он хватается за грудь и жадно глотает воздух, подобно рыбе, которая попала на сушу. В его глазах читался испуг, а в его движениях виднелась слабость. Именно эта слабость пробудила во мне ненависть. Я буквально сгорал изнутри. Его лицо, бледное от страха лицо, оно манило меня и я не знаю... Не знаю, что на меня нашло, но я поставил пистолет на предохранитель и засунул его обратно в штаны. Медленным шагом, как заключенный на эшафоте, я подкрадывался к подбитой дичи. Он уже начал постепенно приходить в себя и успел лечь на живот. Оперевшись на руки, он пытался подняться, но я ударил его ногой по спине. Этот бык ударился лицом об бетон и теперь его физиономия напоминала скорее свинью, нежели быка. Это был нечестный, гадкий и подлый бой. Но когда они избивали моего друга, вряд ли они думали о честности. Я взял в руки монтировку. Стоны за дверью возобновились. Перевернув свою жертву на спину, я принялся колотить его монтировкой. Сначала бил по рёбрам. Первый удар был очень тяжёлым, я почувствовал вибрацию в руке. Он простонал, как медведь в капкане. Я ударил снова, в этот раз удар пришёлся по верхним рёбрам. Это было очень сильно, я вложил в этот удар столько гнева, сколько вообще могло в него вместится. Затем пошла серия ударов. Ударов по рукам, коленкам, кистям, по всё тем же ребрам. Композиция, сотканная из его свиных визгов и громыхающих ударов монтировкой, наполнила помещение. – Фарух, что у тебя происходит? – спросил его друг за дверью. Фарух не ответил, он был занят. – Блять, Фарух, не молчи! – он начал дёргать ручку, но понял, что дверь заперта. – Фарух! Ответь Фарух не ответил, он был занят. Закончив работу монтировкой, я решил взяться за молоток. Увесистый предмет идеально лежал у меня в руке. Я сел на грудь Фаруху и принялся выполнять работу стоматолога. Сокрушительные удары приходились ему по зубам. Я видел, как он проглатывает кусочки своих зубов. Они, подобно снегу, сыплются ему в горло. После я начал наносить удары по носу и по лбу. Брызги горячей крови прилетали мне в лицо. Его нос уже не был похож на нос, складывалось ощущение, будто я втолкал нос ему в голову. Это были два кровавых отверстия, а не нос. Серия ударов по лбу, судя по всему, убили противника. Он замолчал, во лбу виднелось несколько глубоких дыр, откуда сочилась густая, практически чёрная кровь. Резкий звук толчка, оторвал меня от моего занятия. Приятель Фаруха выбил дверь и теперь он и полуголая шлюха смотрели на меня. Я был весь в крови. Руки, кофта, лицо, всё было в этой жидкости. Девушка закричала. Так громко, что её могли бы услышать за километр отсюда. Но кричала она недолго. Пуля, которая прилетела ей прямо в горло, заставила заткнуться суку. Вся остальная обойма пошла на её парня. Они даже из комнаты не вышли, их тела остались там. Он лежал на ней, как пару минут назад, только в этот раз они были мертвы. Когда я опомнился, я осознал, что на мне нет банданы и, если они ещё живы, то легко опишут мою внешность. БЛЯТЬ! Нужно было их добить, но я не мог. Посмотрев на искореженную морду Фаруха, меня вдруг скрутило. Рвота подступила к горлу, и я выпустили наружу всё то дерьмо, что хранилось в течении дня у меня в организме. Глаза слезились, по телу шла лёгкая дрожь. Проступил холодный пот, на контрасте с горячей кровью он ощущался сильнее. Молоток вывалился из моих рук и раздался звук удара. Он упал на тушу Фаруха. В комнате наступила тишина. Пол, который недавно был в бензине и керосине, ныне в крови. Также в крови оказались колёса и гаечные ключи с болтами. Комната за считанные секунды изменила цвет. – Если вы из-за таблеток, то они там. Спрятаны за шинами, пожалуйста не убивайте, я никому о вас не расскажу, – прохрипел расстрелянный парень. Хм, наркотики, это хорошо. Отодвинув шины, я нашёл несколько пакетиков с белым порошком. Но поверить на слово этому парню я не мог. Мне нужно было его добить. Я взял отвёртку и выдвинулся к нему. - Нет, не надо, пожалуйста, молю, – он полз спиной, опираясь на руки. – Послушайте, если вы меня убьёте, вы знаете, что Клещ с вами сделает? Ты не понимаешь, с кем связываешься. Клянусь, я никому не расскажу о тебе, мамой клянусь. Парниша достиг стены. Уверен, его нутро ещё сильнее съежилось, когда он понял, что отступать уже некуда. Мы находились в туалете, рядом лежал ещё тёплый труп девушки. Я быстрым шагом достиг жертвы и попытался пронзить его отвёрткой, но он схватил двумя руками мою кисть и пнул меня ногой в живот. Я опешил и ударился об стенку. Он встал и попытался убежать. Я перегородил ему путь и получил удар в живот. Согнувшись от боли, я схватил его за ноги и начал давить на обратную сторону коленок. Его ноги подкосились и мне удалось повалить его. Он прижал меня к себе и не давал вырваться из захвата. Я бы проиграл в этой драке, если бы не отвёртка. Резким ударом я загнал её ему в правый бок, в то место, где находится печень. Звериный вопль оглушил меня. Его захват ослаб, я смог вырваться и сразу же всадил отвёртку ему в глаз. Крики прекратились. Встав, я осмотрел комнату. На мне висело три трупа. Я планировал один. Всё шло не по плану. Обозлённый на свою тупость, я принялся пинать бедного парня. Бил по голове, с такой силой, что отвёртка полностью вошла в его голову. Попинав труп ещё пару минут, я учуял запах дерьма. Чёрт, да этот уебок обосрался. Из его штанины буквально сочилась основа всего человечества. Бля, бля, бля! Всё пошло не по плану и это мягко говоря. Сейчас я весь в крови, боже, да на моих ногах до сих пор остатки мозга. Маленькие комочки отборного мяса вперемешку с грязью. Обойма пуста. Все руки в крови. Чёрт! Чёрт! Чёрт! И вот я в туалете какого-то гаража. Весь пол в крови и дерьмище. Рядом со мной пара пакетов с наркотиками. Думать нужно было быстро, в таком виде я не смогу идти по улице. Ответ нашёлся сам собой. В дальнем углу комнаты висели комбинезоны – отлично. Надену комбинезон, одежду заверну в пакет, благо их тут в избытке. Что дальше? Наркотики. Я возьму с их собой, один пакет порву и высыплю немного порошка, дабы полиция наткнулась на наркотики. Да, один распотрошённый пакетик будет лежать рядом с кальяном. Остальные я заберу. Так полиция подумает, будто это было убийство из-за наркоты. Переодеваться нужно было быстро. Воплотив в жизнь вышеописанный план, я отправился домой. Там я принял ванну и ринулся домой к тёте Маше. На часах было уже 3 часа ночи. Наркотики и кровавую одежду я зарыл на заднем дворе, так что пока мне не о чем было беспокоиться. Спиногрыз играл в компьютер. В какую-то игру, где он рубил людей на части мечом. Мне стало тошно. До девяти утра я просидел так, будто упоролся какой-нибудь сильной травой. В это же время пришла тёть Маша. – Какой-то ты бледный и уставший – Да я всю ночь не спал, грустно было как-то. – Бедняжка, мой тебя не донимал? – Нет, тёть Мащ, всё прошло хорошо. Пойду приму тёплый душ и посплю. Но сначала мне нужно было пойти в школу. В ****ую школу. ГЛАВА 7. Боже, я еле стою на ногах. Глаза жутко болят. Все вокруг о чём-то говорят. Да когда же они заткнутся. Люди в компании не могут молчать. Для них это дико. Дико наслаждаться тишиной. Многие сходят с ума из-за тишины. Они позабыли, когда в последний раз молчали и из-за этого постоянно говорят, говорят о погоде, о новостях, о своей ****ой жизни. ****ь, да их жизнь никому не нужна. Думаешь, мне интересно слушать о том, как ты вчера хорошо бухнул? Нихуя подобного. А вот эти две девушки, что позади меня. Я отчётливо слышу, как одна рассказывает о том, что она отдыхала в Дубае. Её подруга молчит. Думаете, она внимательно слушает? Она ждёт своей реплики, вот и всё. Ждёт, пока её соседка заткнётся и даст ей слово, чтобы она рассказала о своём курортном романе с парнем из Турции, и плевать, что на самом деле она отдыхала где-то в Абхазии и он был армянин, а не турок – плевать. Им хочется говорить, хочется высказаться. Они приходят домой и включают телевизор или музыку – не важно – они их включают, чтобы не чувствовать себя одиноко. Чтобы избавится от тишины. Убить тишину. – Напомню, что соли диссоциируют на… Все слова препода ушли на второй план. Я ничего не имею против химии, но ставить её первым уроком – глупо. Уйма теории лишь вгоняет в тоску и заставляет глаза закрыться. Что, собственно, и происходит, я не должен дать себе уснуть, не должен. Я смотрю пристально на учителя, но я её не вижу. Я вижу ошмётки, оставшиеся от Фаруха, я вижу его бледное, холодное тело, которое, возможно, уже нашли и скоро найдут и меня. Мою рефлексию прервало нечто холодное, какая-то жидкость стекала по моей руке. Твою мать, это же моя слюна. Неужели я не могу контролировать себя? Я настолько погряз в мыслях, что даже за такими вещами не могу уследить? А что если я взболтну чего-нибудь лишнего? Бля, бля, бля. Благо сегодня было всего три занятия, это очень облегчило мои страдания, мне удалось прийти домой и спокойно лечь спать. Проспал я, к слову, порядка семи часов, что не так уж и много, зная меня. За окном уже стояла ночная мгла. Где-то слышался лай стаи уличных псов, а ещё дальше взлетал самолёт, гул его моторов эхом пронёсся по моей комнате. Я стоял у окна, жуткая духота мешала нормально дышать. А пот, струящийся по моей рубашке, намекал на то, что пора бы проветрить комнату. Чем я и занялся. Прохладный ветерок, подобно лёгкой поступи принцессы в ночном саду, пробрался в мой дом. Поток освежающего воздуха обвил моё тело, Проникая под рубашку, он пробуждал мокрую кожу ото сна. Я даже не разделся перед тем, как лечь спать. Луна – бледно-жёлтое пятно от масла на только купленной белой футболке. Она заглядывала ко мне в окно в ожидании увидеть человека. Прикоснуться к тому странному и загадочному существу, которому свойственно любить и ненавидеть. Жить и мечтать о смерти. Мне снился странный сон, пока я его помню, могу описать. Это было будущее, недалёкое будущее. Мы с отцом ехали в машине и он был в доску пьян. Я тоже был пьян. Я никогда не пил, поэтому моё представление об опьянении весьма поверхностное, но я помню, что всё плыло перед глазами. Машина затормозила. – Я больше не могу вести эту рухлядь, – прохрипел мой старик, который походил скорее на мумию, чем на моего отца. – Ты же знаешь, я не умею водить, – ответил я чужим мне голосом. – Да дороги пустые, все спят, так что не бойся и садись. Я сел за руль. Он был мокрый от пота моего отца. Склизкая влага проникала меж пальцев, не очень-то приятно. Я снял машину с ручного тормоза и слегка надавил на педаль. Мы тронулись. – Послушай, сын, я понимаю, ты зарабатываешь деньги, но то что ты делаешь позорит честь нашей семьи. – Отец, я делаю то, что считаю нужным, не ты ли меня этому учил? – я отвечал твёрдо, будто знал кем я работаю, но парадокс в том, что я не знал ничего о себе. – Это-то да, но вот загвоздка такова, что из-за тебя можем пострадать и мы, твои мама и папа. – Отец, послушай, с вами всё будет хорошо. Я позабочусь об этом. – Это да, но ты же знаешь, что многие люди желают нам зла. – Вы руководите оппозицией. Правящая партия не благосклонна к вам. – Правильно, сынок, ты всегда хорошо соображал. Послушай. Когда ты начал работать киллером, мама очень боялась. Да чего говорить, я сам был шокирован. Ты убиваешь людей. – Я убиваю плохих людей, папа. – Да какими бы они не были, они всё же люди. Пойми, сын, нет в мире черного и белого. Нет добрых и злых. – Я знаю отец, но в том, что я делаю, я уверен. Я вдавил педаль газа в пол, мы мчались по ночному шоссе. Вокруг не было ни единой машины. – Вить, я не пытаюсь тебя отговорить… – Тогда замолчи, – перебил я его. – Вить, это я нашёл у тебя в документах, – он протянул мне своё фото. – Ты рылся у меня в вещах? – выкрикнул я. – Тебе заказали меня? – Пап, ты перешёл черту. Мэр не доволен тобой. – Твой мэр ****абол и коррупционер! – В первую очередь он мой начальник. – И что же ты сделаешь? Убьёшь меня и маму? – Нет, отец, заказ поступил только на тебя. На скорости 200 км/ч я съехал в кювет. Затем я проснулся. До чего странный сон. Я не мог убить своего отца, не мог. Я бы никогда так не поступил. Но его слова заставили меня задуматься. Действительно, я видел в Фарухе только плохое, только «чёрное». Но нет в мире чёрного и белого, я сам это прекрасно знаю. Тогда почему я решаю кому жить, а кому нет? Это глупо, но с другой стороны… Я сжёг машину и теперь на улице намного тише, люди спят спокойно. Я убил Фаруха и, возможно, спас кому-то жизнь, какому-нибудь человеку, которого пьяный Фарух зарезал бы в подворотне. Чтобы отогнать мысли, я включил телевизор, но и тут попал впросак. Шёл репортаж о моём злодеянии. Показывали фото гаража и оперативников. – По всей видимости, это был конфликт из-за наркотиков. Мы нашли следы неких смесей спрятанных в шинах машин, а также кокаин. Хозяева данного заведения отнюдь не ремонтировали автомобили. Они продавали наркотики. Дальше мужской бас прервал хрупкий голос дикторши. -– По данным, которым сотрудникам полиции удалось найти, стало известно, что данная организация на протяжении двух лет торгует наркотиками на территории нашего края. Им поставляли курительные смеси и различные запрещённые вещества, а они их продавали. Не исключено, что и сами употребляли. Проанализировав найденные документы, удалось выяснить, что по их вине двое подростков и один мужчина в нашем городе погибли от некачественных наркотиков. Пока неизвестно, кто убил наркоторговцев. Был ли это обозлённый покупатель или клиент? Неизвестно, но нам удалось взять интервью у выжившей девушки, которое вы увидите завтра, в утреннем выпуске новостей. Бля, бля, бля. Эта шлюха выжила, чёрт, всё очень плохо. Она видела моё лицо, но оно было окровавлено, да? Блять! БЛЯТЬ! БЛЯЯЯЯТЬ!!! ГЛАВА 8. Я думаю, не стоит объяснять то, чем занимаются нормальные подростки ночью? Я, видимо, неправильный подросток, ибо я только что сжёг свои вещи, в которых совершил убийство. Пепел и останки пришлось закопать. Вроде бы улик не осталось. На пистолете нет моих отпечатков, а пуль в последнее время я не покупал. Хотя я уверен, что они могут выйти на меня по калибру. Не думаю, что для этого нужно много ума. Но я сделаю всё, чтобы не попасться. Если они спросят, то я всю ночь сидел с малышом. Захотят проверить пистолет? Пусть проверяют, на нём отпечатки моего отца, который уже давно сидит в другой стране и любуется терпким вином. Так или иначе, но шансы у меня есть. Но вот загвоздка. Я не знаю, что делать с наркотиками. Зачем я взял это, с какой целью? Избавиться от них глупо, ибо они ещё могут мне пригодится. Но нужно всё тщательно обдумать. Где можно хранить наркотики? Прямая кишка? Нет. Дома? Нет. Не дома? Где? Может быть лес? Нет. Продать? Уничтожить? Подкинуть? Стоп. Всё куда проще, достаточно найти подходящее место. Недалеко от моего дома находится пивная, она вся по швам трещит и там, на крыше, есть небольшой разъём. Туда никто не лазит, что мне на руку. Да, так и поступим. Ночью город преображается. Люди исчезают, появляется иллюзия тишины. Вой ветра и визг чьих-то колёс – вот он, аккомпанемент прекрасной городской тьмы. Я ощущаю каждый свой шаг как часть этой чудесной музыки и, действительно, я всегда любил шаги. Шаги по щебню, по плитке, по асфальту, все они звучали по-разному и в каждом из них был свой шарм. Когда я уходил в поля, как можно дальше от города, мне приходилось отключать наушники, чтобы не упустит, тот прекрасный момент. Момент, в котором пение птиц и хруст листвы под ногами сольётся в нечто иное, пугающее и оттого манящее. Я мог часами блуждать по полю и внимать пению собственных ног, которые по-разному наступали на землю. Где-то звук был острый как лист бумаги, где-то приглушенный, как шёпот старика. Звуки выстреливали мне в голову. Пробивали череп и проникали в самые дальние уголки моего мозга. Это было происходило тогда, это происходит и сейчас. Забраться на крышу – легко. Спрятать наркотики – легко. Но перестать слушать эту мелодию движения – невозможно. Где я? Блуждая по безлюдным закоулкам, я не заметил, как ушёл туда, где никогда не был. И это место плод моей рефлексии или реально существующая дорога? Надо мной роща из деревьев. По бокам глухие дома. Улица темна и сквозь листву виднеются отголоски звёзд. Иронично, что свет от звезды доходит до нас очень долго. И если где-нибудь там, в пучине далёких галактик, кто-нибудь сможет посмотреть на нашу планету, то он увидит динозавров. Это поражает и заставляет вздрогнуть. А что если именно эта звезда, на которую я смотрю, уже мертва? А что если я мёртв? Погиб пару дней назад, когда дал волю своей агрессии, когда позволил ненависти взять надо мной верх? Нет, я погиб намного раньше. Моя смерть была болезненной и долгой. Горстки светлячков освещают мне дорогу. Армии маленьких жёлтых огоньков, разбросанных повсюду. Снизу они, сверху звёзды. Я остановился. Ночная прохлада проникла в мои лёгкие. Я чувствовал, как нечто старое выходит из меня. Будто бы я сдуваю слои пыли со своей души. Серые бугры вмиг превращаются в танец парящих мертвецов. И я начинаю дышать по-новому. Вокруг была тишина, видимо, я ушёл далеко от города. Сонные дома крепко охраняли своих хозяев. А природа вокруг таинственный образом манила в свой мир. Мир, который рисовали художники и описывали поэты. Мир, который многие пытались перенести из своих сердец, но никто не смог достичь полной картины. Ночная гармония, которая противостоит моему первозданному хаосу и побеждает. Я стою посреди улицы. Сверчки нарушают моё одиночество своими балладами. Небо чистое. Поблизости нет ни одного фонаря. Поэтому я вижу всё: и маленькую медведицу, и млечный путь. Все созвездия передо мной как на ладони. Я пролежал на тёплом асфальте может час или больше. Не считал, но я давно так не отдыхал. Не отдыхал от треклятой рутины, которая, подобно едкой смоле, пачкает мои крылья и не даёт им раскрыться. И вот сейчас мне удалось освободить свои крылья, ненадолго, но всё же. Лежать посреди дороги глупо. Меня может переехать машина, но… но что в этом плохого? Уверен, та девушка в красках опишет мою внешность и полиция быстро разыщет меня. Я слишком глуп, мне не скрыться от них. Пусть лучше меня переедет машина. Это смерть будет благородней, нежели гибель в тюрьме. Мой экзистенциализм появился не давно. Я сам не помню как, но ревнивая усталость заставила меня возненавидеть жизнь. Ведь что по сути жизнь? У каждого, конечно, свои взгляды на неё. Кто-то, как рьяный гедонист, ищет в ней счастье, кто-то правду, а кто-то свободу. Но могут ли сосуществовать вместе свобода, правда и счастье? Я думаю, нет, в свободе нет счастья, ведь свободы по сути-то и нет. Мы можем приблизить свободу, но достичь Абсолюта невозможно. Люди сами заковывают себя в цепи. Мы запрещаем себе многое: кто-то запрещает себе пить, кто-то матерится, а кто-то убивать. Наши же комплексы. Наши же предрассудки. Наши же мысли вгоняют нас в оковы. Кто-то находит клетку в семье, кто-то в охоте на деньги, все мы, так или иначе, сковываем себя, поэтому нет, свобода нереальна. Что же касается правды? Правда в том, что счастья нет. Человек не способен быть всю жизнь счастливым, потому что мы сами не знаем, чего хотим. Кто-то, безусловно, находит счастье в домашнем очаге. Но это счастье мимолетно и оно захлёбывается в болоте домашней рутины. Вся жизнь, как мне кажется, состоит из отрезков. Отрезков счастья и страданий. Поначалу счастье во много раз превосходит страдание. Но с возрастом наша инфантильность улетучивается. Глупцы пытаются остаться в детстве, но это невозможно. Детства нет. Есть прошлое, а прошлое всегда слаще настоящего. Я имею в виду то прошлое, в котором в голове, кроме урагана фантазии, ничего и не было. Не было ни ссор, ни измен, ни денег. Был только ты и тот мир, который ты сам создавал. Придумывал клише и шаблоны. Рисовал мечты во снах и наяву. Вот оно – счастье. Но со временем страдание растёт. Мы закапываем свои фантазии, убиваем их посредством денег. Купюры разрывают в клочья то представление о мире, которое мы когда-то строили. И вот мы уже сами не замечаем, что мы погрязли в страдании. Одни отрицают это, другим приходится смириться. Но зачем страдать, ради секундного порыва веселья? А иначе нельзя, мы боимся умереть. Я боюсь умереть. Моим мысли вырвали меня из реального мира. Оставили наедине с собой и ударили меня по лицу смесью из дерьма и реальности. Мама всегда учила меня: «никогда не бей первым». Вот уже рассвет, пора бы вернуться домой. Мне ещё сегодня на занятия идти. К слову, поход был намного длиннее. Возможно потому, что та идиллия ночи улетучилась и на её место пришёл противный запах выхлопных газов старых автомобилей. – Как мы и обещали, нам удалось взять интервью у девушки, которая чудом спаслась. Кровавая баня прошла мимо и теперь мы можем узнать правду, здравствуйте, Катерина. Девушки в студии не было и, как я понял, они связывались с ней по телефону. – Доброе утро, – прохрипел женский голос, на том конце провода. – Катерина, как вы можете прокомментировать произошедшее? – Честно говоря, это ужасно. Я не могу поверить, что люди способны на такие зверства в наше время. – Кать, а вы запомнили убийцу? Как он выглядел? – Честно говоря, я ничего не помню. Врачи сказали, что он выстрелил мне в шею, я начала задыхаться и упала. Сильный удар головы отшиб мою память. Я надеюсь в скором времени вернуть её и тогда я сделаю всё возможное, чтобы преступник погиб. О да, мне чертовски везёт. Что ж, главное, чтоб к ней не вернулась память. – Спасибо, Катерина, не смеем вас больше отвлекать. Лечитесь и берегите себя. – Всего доброго. – А как нам стало известно, Катерина – ученица средней школы номер… Боже, да она еще несовершеннолетняя, а уже не брезгует спать с парнями. – Как заявили учителя: «Катерина очень прилежная ученица, ни разу не прогуливала занятия. Все домашние задания выполняла и была очень спокойной девушкой». Хах, отличница любит класть в рот не только гранит науки. Что ж, как же такую душку-то занесло в такие дебри? Впрочем, меня это уже не интересует, старый добрый «Дрр… Дрр… Дрр…» даёт понять, что скоро вставать, а я ещё не спал. Боже, как же меня бесит это утро. Как только меня что-то выводит из себя – я убиваю это что-то в своей голове. ГЛАВА 9. В последнее время мои статьи теряют спрос. Дело в том, что я зарабатывал себе на существование, работая на один интернет журнал. Мне нужно было писать провокационные статьи, а также еженедельно клепать различные интересные репортажи. С моим умением писать относительно читабельные статейки – меня взяли. Беда в том, что в последнее время работодатель недоволен моими мыслями. Тут я слишком ударился в поэзию, здесь обошёл тему вскользь, так и не раскрыв её. Критика. Критика! КРИТИКА! Она повсюду, одним не нравится как я одет, другим не нравятся мои манеры, мои статьи, мой взгляд, моя, блять, ебучая жизнь! Нужно выпустить пар. Ночная прогулка помогла мне, но сейчас я чувствую новый прилив агрессии. Гроздья гнева разбухли и свисают под собственной тяжестью. Желчь, она бурлит в моём организме и я знаю причину. Хронический недосып. Всю свою жизнь я не могу выспаться и, уж поверьте мне, я перепробовал многое: и график сна, и сон на протяжении дня. Ничего не помогает. Сейчас моя черепная коробка готова лопнуть под натиском ненависти. Я чувствую, как её сдавливает со всех сторон. Это моё желание спать пытается перебороть лекцию учителя. Каждое утро я просыпаюсь с ненавистью. Даже в выходной день тяга ко сну не проходит. Я могу проспать 15 часов, после чего буду продолжать лежать с необузданной усталостью. Врачи сказали, что это банальное переутомление. Я пропил комплекс витаминов и антидепрессантов, боли в голове прошли, но усталость осталась. Уверен, что через пару-тройку часов наступит отлив гнева и тогда я смогу продолжить писать статью. Я надеюсь на это. Дождь. Зря я решил поехать сегодня в бассейн, но я должен продумать план. План по убийству Кати. Пока капли дождя танцевали ламбаду, я решил укрыться в беседке рядом с цветочным магазином. Я был одет в классический чёрный костюм. Пиджак лежал у меня в портфеле, я был в одной рубашке. Позади стояла женщина с сумками и говорила по телефону. Рядом со мной стояла девушка. Стоп. Её глаза… она… голубые… ярко-голубые… как вершина айсберга. Я не могу оторваться, но пялиться неприлично, хотя, чёрт подери, нахуй этику, её глаза… Она посмотрела на меня. Взором прошлась по мне снизу вверх и остановилась на глазах. Мой пристальный взгляд пытался пробиться через её прозрачные решётки, пробраться к ней в душу и вкусить её личину. Улыбнулась. Я улыбнулся в ответ. Больше походит на сцену из подросткового фильма, чем на мою жизнь. Но мысли быстро вернулись в старое русло. План у меня простой. Мне достаточно пробраться в боли… Голубые глаза… Я не заметил, но её волосы... Она блондинка, натуральная. Как я определил? Да чёрт знает, нюх на крашеных. Рост чуть ниже меня, к слову, я уже давно перебрался через планку метр семьдесят. Она вновь взглянула на меня. Улыбка… она милая. Ну вот, отвернулась. *****, ****ый я джентльмен, она же в одной маечке, которая и без того промокла. Да, пожалуй, следует предложить ей свой пиджак. Это же логично, не так ли? – Вы не замёрзли? – чуть ли не прошептал я. Да что со мной не так? Вся уверенность коту под хвост. – Хех, в такую погоду трудно сохранить тепло, – её голос был тоненьким, как струнка арфы. – Я тут… в общем… пиджак и как бы… – Да блять. – Ой, не стоит, он всё-таки ваш. – Да нет, ты можешь взять и его, и как бы… – Бля! Бля! Бля! – Спасибо! Её нежные руки… они… они такие тёплые. Я ощутил её пронзительное касание всем нутром, давно я не испытывал такой тяги к девушке. Это было нечто большее, чем физическое влечение. Я попросту тонул в её глазах. Стройненькая светлая девушка с тоненьким голосом заставила меня потерять дар речи. – Меня Рита зовут. – Фальцет – Что? ЧТО, БЛЯТЬ, Я СКАЗАЛ ТОЛЬКО ЧТО? ОБЪЯСНИТЕ-КА МНЕ, ЧТО Я ЗА ***НЮ СМОРОЗИЛ? – Виктор, меня зовут Виктор, – вот, выкрутился. Фальцет ебучий. – Ахаха. Слушай, а тебе куда идти? – В сторону бассейна, но, я думаю, если этот дождь будет идти с такой же силой ещё пару часов, то и в бассейн не придётся идти. Она засмеялась. Такой ласковый и уютный смех, других эпитетов я просто подобрать не могу. – А тебе? – Хотела сходить в книжный, но, видимо, не выйдет. – Что любишь почитать? – Хоть бы не Роулинг, хоть бы не Роулинг – Карл Юнг. Ммм, психолог, значит. – Любишь порыться в чужих головах? - Мне бы со своей головой разобраться. – Ну что ж, я читал Юнга. Могу проконсультировать. – Нет, не стоит. – Значит психологией увлекаешься? – Не совсем. Я прочла много книг. Люблю Хемингуэя, Стейнбека, Гёте – Гюго, – мы произнесли одновременно. – Как ты… Как ты угадал? – Я думал мы перечисляем всех унылых авторов, – моё лицо приобрело идиотскую улыбку. – Эй, они не унылые! – Лучше читать их, чем Ремарка. – Да что ты начинаешь! Вау, я угадал. Она тащится по Ремарку. Все девушки тащатся по Ремарку. – Да ладно, знаешь. Я… Я, пожалуй, схожу с тобой в книжный. – Но у тебя же дела? – Брось, когда я ещё встречу девушку, которая любит Ремарка. Таких же так мало, всего пара миллиардов. – Несмешные у тебя шуточки, – она улыбнулась. Настроилась на волну моего сарказма и поддержала его. – И что же читают такие как ты? – Какие – «такие»? – Высокомерные. – Это я-то высокомерный? Ты ошибаешься, я обычный идеал любой девушки. – всё, мой голос стал намного увереннее, теперь я способен контролировать ситуацию. – Ахаха, так что же ты читаешь, идеал? – горьковатые нотки иронии в обёртке из сладкого голоса. – Библию. – Ты верующий? – Нет, я просто фанат насилия. Старого доброго, так сказать. – Ультранасилия. Она поняла о чём речь. – Как ты угадала? – Я думала, мы перечисляем цитаты из унылых книг. Я засмеялся. Ещё с минуту мы простояли в тишине. Дождь кончился. Нужно было идти. – Спасибо за пиджак, – я вновь коснулся её нежных рук. Не благодари. Мы шли по аллее. Она рассказывала мне о своих любимых фильмах. Люблю, когда девушки рассказывают о том, что любят. Твою мать, я, кажется, во что-то вступил. Неужели дерьмо? Нет, просто буклет предвыборной компании либералов… Лучше бы дерьмо. – А ещё мне нравятся фильмы Дэвида Линча. – Ммм, в фильмах ты разбираешься явно лучше, чем в книгах. Она засмеялась. Теплые лучи солнца вышли из-за туч и осветили кроны деревьев. Мы сидели на лавочке и я рассказывал ей о том, почему животные не чувствуют разницу между жизнью и смертью. Но тут… По аллее шла Катя, та самая Катя. С перебинтованной головой. Рядом с ней шла, видимо, её мать. Это мой шанс, нужно действовать. Я встал и резко ринулся в сторону аллеи. Они шли спиной ко мне, у меня были все шансы их догнать. – Эй, ты куда? Рита, совсем забыл… – Я скоро вернусь. Нужно что-то придумать, пока они не ушли. Бля, бля, бля. ГЛАВА 10 Я очень нехорошо поступил с Ритой, взяв и убежав, грубиян, но дела намного важнее. Итак, прямо передо мной шагает Катя и женщина. У последней в руках тяжёлый пакет с продуктами, настолько тяжелый, что её руки даже не красные, а жёлтые от тяжести. Это мой шанс. Включаю в себе джентельмена, всё просто. – Извините, не хочу вас отвлекать, но у вас такой тяжёлый пакет, позвольте помогу? – вежливо спросил я. Стоит уточнить, что люди не любят, когда им предлагают подобную помощь, они считают, что вы вор и хотите украсть у них пакет. Люди недоверчивы. Люди озлоблены. Люди отвратительны. – Ох, нет, спасибо, я и сама справлюсь. У этой женщины был приятный голос диктора, возможно она часто выступает перед публикой. Судя по её внешнему виду, а точнее, по клетчатой рубашке и строгой юбке ниже колена, она учитель. Что ж, учителя довольно-таки рассудительные люди, за небольшим исключением. – Я же вижу, вам тяжело, вместе будет легче, поверьте. Я не тороплюсь и руководствуюсь исключительно своим хроническим гуманизмом. – Хах, ладно, юноша. Мне крайне приятно, что вы решили помочь нам. А это – моя дочь, Катя. Хм, дочь значит. – Меня зовут Евгения Васильевна, мы идём в сторону Северо-Западного района, вам удобно туда идти? - Да, не откажусь от такой прогулки. К слову, меня зовут… – сказать своё имя – опрометчивый шаг, не так ли? Ладно, солгу, назовусь чужим именем. – Меня Василий зовут. – Василий? Какое красивое имя. Я засмеялся, смех был неестественный. – Кстати, ваша дочь, Катя, я одно время хотел с ней познакомится. В детстве мы учились в параллельном классе, и она мне очень нравилась. А вчера я узнал, что за трагедия произошла в вашей семье. Я сочувствую вам, мне искренне жаль, что именно на таких прекрасных людей обрушилась такая чудовищная участь. Я надеюсь, преступника накажут, – я настолько поверил в собственную ложь, что моя речь уже строилась сама по себе, мне не нужно было продумывать детали. – Спасибо, Вась – сказала Катя. Она смотрела пристально мне в лицо, слишком пристально. Неужели узнала? Она не сводила глаз с меня. Но ведь тогда я был в крови и в капюшоне, меня тяжело было узнать. Нет, она не могла меня узнать. – А где сейчас учитесь? – Вмешалась её мать. – В кадетском корпусе, – что, блять? Ладно, я загнул, нужно лучше продумывать детали. – Классно, мне всегда нравились люди в форме, – сказала её дочь. Тебе нравятся не люди в форме, а большие ***, мразь. Господи, она строит из себя святошу. Это отвратительно. В общем, всё шло как по маслу. Я сопроводил их до дома, попутно рассказывая небылицы о том, что родители погибли в аварии и я остался один. Конечно, всё это лютый ****еж, вы и сами прекрасно знаете. Но моя цель выполнена и вот я сижу у них дома и пью чай. Да, безусловно, я близок к Кате как никогда. Ещё пару дней назад я стрелял в неё, а сейчас пью чай, сидя рядом с ней. – Какие же у вас планы на будущее? – Знаете, конечно, я бы хотел, нет, мечтал служить своему отечеству! Тем более военным сейчас хорошо платят. Лжец. Лжец. Лжец. – О, это так благородно с твоей стороны! – восторгалась Катя. Ещё час я провёл в их компании. Они много говорили. Огромное количество пустых слов о их жизни и планах на будущее. О том, какая Катя молодец и о том, что я очень хороший парень. Они говорили. Я говорил, но это был просто обмен репликами, сцена в театре, картонные декорации, свет софитов, гул в зале – я отыгрывал роль, они верили ей. Но всему приходит конец. Вот я уже закрываю за собой дверь и нахожусь в своём уютном доме. Дождь барабанит по крыше, а у входа меня встречает кошка. Привет, Даш. Ты, безусловно, не понимаешь меня. Вы, животные, не способны мыслить, потому вы лучше людей. Мы погрязли в своих убеждениях и рефлексии. Мысли – это и дар, и наказание, вот в чём проблема. Три года назад я впервые взял в руки книгу. Начинал с фантастики, но сказки не тешат меня. В итоге перешёл на реализм, потом к философии. Мысли постепенно обретали скелет, затем мышцы. Они становились сильнее и вот я уже не могу избавится от них. Я устал думать о жизни, думать о мироздании и о людях. Я буквально тону в потоке слов внутри моего черепа, одни сменяют другие. Первые плавно перетекают во вторые. Мой разум не в силах бороться с этим. Он рисует картины и ситуации, обыгрывает их по-своему, заставляя моё сердце трепетать. И вся проблема в том, что даже когда я пытаюсь ни о чём не думать, я всё же думаю. А я так устал. Устал от всего, от гедонизма и стоицизма. От эмпиризма и социализма. От людей и от себя, я устал. Пришло сообщение, мою статью приняли. Отлично, теперь мне накапает немного деньжат. Хотя по факту, для жизни мне нужен минимум. Я не обязан покупать себе одежду и платить за свет. Не обязан покупать себе новые вещи в дом и покупать разную еду. Достаточно минимума, но я трачу деньги на собственную прихоть, на вещи, которые должны заполнить мою экзистенциальную пустоту, но она ненасытна и требует большего. Мы сами разбаловали себя. Самим теперь и выкручиваться. Лампа не горит. Дома отключили свет, я держу в руках книгу и дочитываю последние страницы. Это забавно, когда ты читаешь какое-то произведение, поначалу тебя захватывает, потом, где-то на середине, ты уже ждешь, когда же всё это кончится, а в финале, когда книга закрыта и находится перед тобой, ты понимаешь, что столько всего пережил вместе с героями книги, но теперь ты их не увидишь, не узнаешь, что с ними было дальше и лишь книга будет напоминать тебе о них. Вот и я сейчас дочитываю последнюю страницу. Прощай Антуан Рокантен, ты был хорошим собеседником. Теперь я буду лишь помнить о тебе, но больше мы не увидимся. Но у меня нет времени на нытьё впустую. Завтра на учёбу. А ещё нужно разобраться с Катей, у меня есть план, но всему своё время. И, да… Рита, я совсем забыл о ней. Надеюсь завтра удастся с ней встретится, она забавная, думаю, получится скоротать с ней время. ГЛАВА 11. Деструкция личности. Да, именно так я избавлюсь от Кати. Уничтожу её личину, не оставлю и следа, и тогда аутоагрессия сделает всё за меня. Сначала буду подсыпать ей феназепам. Он сильно влияет на эмоциональное восприятие мира. Буду вливать ей в уши экзистенциальные мысли, а дальше как пойдёт. Главное не переусердствовать. Сейчас я допишу очередной пресловутый тест и свалю из школы. К слову, о системе образования. Она дерьмо. На этом всё. Нельзя портить оценки, скоро экзамен. Это не очень хорошо скажется на мне, достаточно изредка приходить и решать то, что дают. Иллюзия работы, всё просто. 2 бала. Бля, всё не так просто. Окей, пересдачу назначили на завтра. Время есть, но перед этим нужно встретится с Ритой. С каких пор я стал таким романтиком? Впрочем романтизм был присущ мне с детства. Отчётливо помню тот момент, когда я в первые влюбился – это было странно. Новенькая в нашем классе, она ничем не привлекала меня и вообще явный антипод моих вкусов. Смуглая, кариглазая, одного роста со мной. Сейчас бы я на такую и не посмотрел, но тогда это было удивительно. В нашем кабинете был дефицит стульев и на её стул, кто-то невзначай пролил газировку. Часть сидушки промокла и ей пришлось стоять, тогда я уступил ей стул. Думаю именно в этот момент она заметила меня и я стал обращать на неё внимание чаще. Вскоре наши общение зашли дальше дружбы(насколько это было возможно в 9 лет), а после она променяла меня на парня с купюрами. Он каждый день давал ей по 100 рублей за просто так, я бы тоже так хотел, но увы. В тот момент я понял, что деньги важнее доброты, присущей мне. Я не могу сказать, что Рита прям таки вызвала всплеск серотонина в моем организме, но желание встретится с ней снова появилось. Время у меня есть, а значит я спокойно могу посветить его плотским утехам с моей новой подружкой, что может быть прекрасней? Всё. На ней было летнее платье. Голубое, но не как вены, скорее как глаза истинных арийцев. Что это? Басаножки или туфли, я никогда не разбирался в обуви, да и плевать, куда важнее браслет. Жёлтый браслет из красивых камней. И её улыбка, она была необычайна. Излучала столько позитива, сколько я не получал за последние три года. Мой личный Чеширский кот, с большими светлыми глазами и дьявольски манящей улыбкой. К слову, я тоже выглядел красиво. На мне была неделю нестиранная мятая белая рубашка. Красный спущенный галстук и единственные тёмные брюки. Я выглядел как настоящий алкоголик после пьянки, мешки под глазами способствовали этому. Красавица и Рита. - Привет – тонкий, как стебель одуванчика, голос нарушил тишину. - Здравствуй – проскрёб я. – Как дела? - Да, всё хо… - Не важно, пойдём в парк – я перебил её. Поначалу она была озадачена, потом заулыбалась, я продолжил – слушай, ты когда-нибудь мечтала убить человека? - Ой, да. Бывает прям взбесят все – она не говорила, сюсюкала подобно ребёнку. Произносила букву С скорее как Ф из-за чего её фраза приобретала иной оттенок. - Ты слишком добрая - В смысле? - Тебя не возможно разозлить. - Да что ты говоришь. Ты знаешь меня всего пару часов - А за эти пару часов уже успел влюбится. Неловкая пауза. Её щеки и скулы приобрели оттенок молодых красных роз. - Я… я не знаю что и сказать. Я - Я знаю о чём говорю – вновь перебил её – но это не та любовь, о которой ты думаешь. Я влюбился исключительно в твою внешность. - Ах, вот оно что – она слегка приподняла правую бровь и выражение её лица напоминало учителя, которому лгут о потерянной домашней работе – тоесть вот так значит? - Глупая, лучше посмотри на прекрасный куст рябины – я направил взор в глубину парка - Не переводи тему Мне пришлось молча взять её двумя руками за плечи и развернуть в сторону парка. Вышло так, что она стояла ко мне спиной. Я прижимал её к себе, но чувствовал отпор. Она не хотел торопится. А я не хотел слушать её. - Вить, я конечно всё понимаю, но… - Молчи. Просто вслушайся в мюзикл природы. – я вновь перебил её. От неё исходил аромат полевых ромашек. Он молча смотрела, а я чувствовал, как её ягодицы прижимаются ко мне. Своей правой рукой я повёл по её руке, начиная с плеча. И вот уже её ладонь в моей ладони. Пение птиц и завывания ветра, даже шум машин в дали не мог перебить их концерт. - Вань, не стоит забегать вперёд. - Я не куда и не тороплюсь. Просто я не могу таить то, что чувствую. Если противоположный гендор мне симпатизирует, то я прямо скажу ему об этом. - Давай без терминологии, научись говорить простыми словами. - Абстрагируйся от моего монолога, крошка – с иронией пробубнил я, будто передразнивая её. - Да пошёл ты – смеясь сказала она. Время текло медленно. Поэты любят гиперболизировать. «Влюблённые часов не наблюдают» писал Грибоедов. Солгал. Но вот уже и ночь. Яростный огненный мяч скрылся за чертой горизонта и теперь нашу прогулку освещало бледное, как лицо мертвеца, пятно. Она шла рядом, слегка касаясь меня плечом. Проходя через лабиринт многоэтажных зданий мы сами не заметили, как пришли к её дому. - Ну вот мы и пришли – чуть ли не прошептала она. - Завали ****ьник сука – крикнул кто-то в глубине двора. -Пошёл нахуй, козёл! – донеслось оттуда, но уже женским и до боли знакомым голосом. - Что это? Я сейчас приду. - Вить, не стоит. - Рит, всё будет в порядке, иди домой. Она прижалась ко мне так сильно, что я чувствовал, как её грудь впивается в моё тело, а её ноги прилегают к моим. - Пожалуйста, не стоит, давай лучше вызовем полицию? - Глупая, тогда мы пропустим всё веселье. Иди домой. - Нет, ты пойдёшь со мной – дрожащим голосом воскликнула она. - Оу, тебе не кажется ли, что мы ещё недостаточно знакомы для этого. Рита схватила меня за ладонь и рывком потащила меня к себе. В обычной ситуации ябы пошёл за ней, но не сейчас, тот голос был слишком знаком мне. Я слегка поддался вперёд, позволив даме зайти в подъезд, после чего резко вырвал руку и закрыл за собой дверь. У меня было время и я тут же скрылся за поворотом. В глубине двора стояло трое парней и одна девушка. У неё была разбита губа. - Блять, кто это сделал? Ты была с Фарой или нет? - Я не знаю! - Хули ты мне тут ****ишь. Парень ладонью ударил девушку по голове, она упала. Тут то я её и узнал. Это была Катя. Я никогда не был героем, и редко заступался за кого-то, но сейчас это нужно было сделать. Моя паранойя твердила: - А вдруг они убьют тебя? Или того хуже – изнасилуют? Но я был непоколебим. Подойдя сзади к ним я выкрикнул. -Парни, я вызвал полицию и лучше отстаньте от неё, пока мусора не приехали. Я не вызывал полицию. -Иди нахуй – проорал один из толпы. -Парни… Что-то твёрдое прилетело мне в нос. Я почувствовал жуткую боль и сделал шаг назад. В меня кинули камен. - Да пошёл ты, пидор. Крайний справа ударил меня ногой в грудь. Я не смог устоять и упал. Ещё один удар, в область рёбер. По всей видимости с ноги. Видел я плохо, ибо закрыл лицо руками. Вновь удар. Пяткой по моей голове. Я чувствую как ударяюсь головой об пол. Гул в голове, я переворачиваюсь на бок. Он продолжает меня пинать. Повторяет одно и тоже действие. Удар правой сверху вниз, по моим ребрам. Есть шанс. Я хватаю его за правою ногу и всем телом наваливаюсь на левую. Он падает. Я приземляюсь на него сверху. Правой рукой стараюсь как можно больше раз ударить его по лицу. Боль в кулаке, терпимо. Попадаю ему в челюсть и в глаз, после чего ещё несколько раз ударяю уже по лбу. Она матерится, его дружки тоже что-то орут. Меня скидывает с него какой-то ***. Упав на спину я успеваю его рассмотреть это тот, который стоял слева. Также я вижу как третий хватает Катю за кисть и не даёт ей убежать. - Ты чо ****ь, совсем ахуел, ****ь – ворчит левый. Я успеваю подняться на ноги и принять боевую стойку. Толком я никогда не дрался, не считая ринга. Год я ходил на бокс и поэтому имею небольшой навык. Он ударяет меня по лицу, но я блокирую удар левой рукой. Больно. Терпимо. По факту я не выстою против него, кровь, которая оказывается фонтаном бьёт из моего носа, не даёт мне дышать, в итоге дочерпываю воздух ртом. Он снова бьёт меня, в этот раз справа, я пригинаюсь и кулак пролетает надо мной, тогда я толкаю своего оппонента в живот и он отскакивает назад. Единственный мой шанс – болевые точки. Я сжимаю кулак и со всей силы бью обидчика в грудь. Он начинает кашлять, это мой шанс. Я продолжаю бить. Левой бью его по голове. Затем ногой в живот и вот она падает. Я победил? *** там, правый очухался и уже ****ит меня сзади. И парень, что был по центру подбегает и начинает мутузить меня. Боль жуткая, она повсюду, я не могу сконцентрироваться на каком-то одном участке тела. Здесь боль везде. Я не могу нормально мыслить, я чувствую, как слёзы текут из глаз, как кровь бьёт из носу. Как эти двоя ****ят меня ногами. Я не знаю, что делать. Я растерян. Я хочу домой. Двор в центре жилого комплекса. Двое парней избивают ногами меня. Отличная картина. Ничего лучше быть не может. Вот я уже чувствую, как тошнота подходит горлу и я начинаю блювать. Тут не поймёшь, кровь это или пища, а может быть и то и другое. Но их это не останавливает. Они продолжает сыпать на меня град ударов. Я боюсь, боже, как же это нелепо. Я заранее знал, на что иду, заранее знал, что так будет, но пошёл. Ха-ха! ХАХАХАХ! Я сам не заметил, как мой смех начал разносится по всему двор. - АХАХАХАХАХАХ! Я смеялся громко, громче их криков. Громче шума самолёта. Громче всего. Гогот только рос и креп, с каждым ударом мне становилось смешнее. И вот они прекратили. - Ты чо, ****ь, поехавший?-спросил правый. Я продолжал уплетаться со смеху. Я лыбился во все 23 зуба или сколько их там у меня осталось. Моя белая рубашка, красная от крови и с остатками пиши на ней, придавала антуражу. Окровавленной лицо, я чувствовал как кровь течёт по зубам, проникает в рот, вместе с пылью и грязью. Всё болело и от того меня всё больше распирало на смех. - Да ****и его – вскрикнул левый. Он уже успел отойти от боли нанесённой ему и решительно ринулся ко мне. Я смеялся. Вот я вижу его кулак он летит прямо мне в лицо, я слегка отодвигаю голову вправо и он пролетает мимо меня. Передо мной вытянута рука этой мрази. Я просто доверяю инстинктам. Я просто кусаю его. Зубы впиваются в плоть. Волосинки на его руке щекочут язык и небо, меня тошнит, но я продолжают грызть. Двигая головой из стороны в сторону мне удаётся вырвать кусок его плоти. Я чувствую вкус крови, его крови. И своей крови. Мы с ним одной крови. - Бляяяяяя – он вопит, визжит как девчонка. - Да он псих ебучий, ну нахуй его – говорит центральный(они уже давно стояли в другом порядке, но мне как-то похуй). Я чувствую его плоть у себя во рту. Это смешно. Я выплёвываю её и вот уже кусок его тела лежит в пыли на полу. Как же это смешно. Я продолжаю смеяться и проверять языком зубы. Многие из них шатаются. Парни стремительно уходят. Я слышу вой сирен. Кто-то из жильцов вызвал полицию. Эти выродки быстро скрылись. Получается я теперь один, абсолютно. Ан, нет. Не один. Я вижу Катю. Она подбегает ко мне. - Не стоило, боже, что же они с тобой сдела… - Завали ****ьник, и дай я тебя поцелую – я впиваюсь губами в её губы. И вот уже и кровь, и слюна, всё вместе играет и переплетается. Она кашляет. - Вась, ты уверен, что ты впоря… - Прости, Кать. Я просто на эмоциях – вновь перебил её. Слышу матерящихся полицейских и вижу мигалки скорой. Отключаюсь. ГЛАВА 12. – Да всё хорошо, я ничего не буду заявлять. – Но, парень, тебя отделали так, что и врагу не пожелаешь. – Я всё сказал! Я сам полез в драку, я за это поплатился. В кабинет вошла девушка в полицейской форме – Виктор Манилов, вот несколько документов, которые вам придётся заполнить. Ну отлично, теперь я заполняю заявление о том, что я отказываюсь подавать заявление на избивших меня зверей. Как же всё сложно в этом мире. Ещё час я провёл в отделении полиции, после чего меня отпустили домой. Теоретически они должны доложить моим родителям о произошедшем со мной, так как мне нет ещё 18. Остался месяц до моего совершеннолетия, отлично. Стоит рассказать вам о том, что вообще произошло после драки. Очнулся я на больничной койке. Всё оказалось лучше, чем я предполагал. Все зубы были целы. Рассечение верхней губы, ушиб и огромная ссадина на лбу. А также заплывшие глаза и синий ****ьник – ТА-ДА! Ну и жуткая боль в руке, но сказали, что это просто сильный ушиб. Похожу с эластичным бинтом и всё пройдёт, но я отвлёкся. Очнулся я в больнице. Сходу вбежала Катя и её мать. Начали меня нахваливать и благодарить за отвагу. Бла-бла-бла. Потом пришёл следователь – Артур Сергеевич. Он поговорил с моими врачами, потом они поговорили со мной. Меня было решено выписать, ибо всё обошлось, и тут же меня забрали в участок, где я вступил в диалог с этим самым Артуром, ну а дальше вы знаете. На удивление мой телефон оказался цел, лишь небольшая царапина на экране. 10 пропущенных от Риты, бедняжка переживает, я бы перезвонил ей, но… – Вась! Катя. – Вась, послушай меня, лучше накатать заяву на них. Я знаю, где они живут, я знаю о них всё, – её голос дрожал. – Прекрати, я уже сказал, что ничего не буду заполнять. Лучше пойдём выпьем кофе, я устал. Я схватил её за руку и повёл в ближайшее кафе. Попивая крепкий американо, я ушёл в себя и начал тщательно обдумывать произошедшее со мной за последнее время. Катя что-то рассказывала, я кивал и не слушал. Когда родители были здесь, я боялся огорчить и, тем более, разочаровать их. Моя любовь к ним была странной, я уважал и ценил их. Но чувства дикой любви ребёнка не было. За последние два года я сильно отдалился от них и будет ложью, если я скажу, что это вышло случайно. Семья – это важнейшая составляющая жизни индивида. Человеку крайне сложно без родни, даже детдомовцы ищут и грезят о родителях и родственниках. Всем не хватает ласки и нежности. Все пытаются построить семью, но когда ты не семьянин – как я, а одержим другой целью в жизни, то эта самая семья может стать для тебя слабым звеном. Им могут угрожать, они могут быть против твоей деятельности. Посредством них тобой могут манипулировать. Семья – это одновременно самая сильная и самая слабая часть человека. Мне хватило любви и ласки в детстве, теперь я способен обходится без этого, а значит семья выполнила свои функции. Конечно, подобное – это кощунство и, размышляя об этом, я начинаю ненавидеть себя, но так и есть. Я люблю своих старичков, однако мне нужно отдалится от них, дабы стать сильнее, дабы делать то, что я действительно хочу делать. Сейчас я веду себя, как подросток, который хочет свалить из дома. Но вся беда в том, что я и есть подросток, который свалил из дома. И что дальше со мной будет – неизвестно, но всё это дерьмо, каким бы оно пугающим и отвратительным не было, поглощало меня, я увяз в происходящем и выбираться не намерен. – Мама на работе, пойдём ко мне? – вдруг обратилась ко мне Катя. – Кать, мне там нечего делать, я… – Пойдём, – перебила она. Она жила в частном доме. На огромной территории. Отец бросил их с матерью. У Кати осталась мама и младшая сестра. Больше никого. С виду дом походил на игрушечный. Красная черепица на крыше. Тёмно-зелёные доски и жёлтый, как масло в горячем молоке, ободок двери. Всю дорогу Катя держала меня за руку так крепко, что вся ладонь была мокрая от пота. Она достала ключ из-за счетчика воды и открыла дверь. – Проходи, разувайся. Тебе чай или кофе? – Кофе, две ложки, аналогично и с сахаром. Зайдя внутрь, я увидел множество фотографий. Катя в детстве, сестра Кати. Её мама с мужем. Вокруг было чисто настолько, что меня стало тошнить от этого. Ненавижу чистоту. Ненавижу порядок. Ненавижу. Я зашёл в гостиную. Просторная комната, в центре находился небольшой журнальный столик, я бы даже сказал, классический журнальный столик с стеклянной крышкой и черными ножками по бокам. На нём лежал пульт от огромной плазмы, что находилась в дальнем углу комнаты. Рядом стоял кожаный чёрный диван, своим видом он невольно вызывал ассоциации с клишированными фильмами для взрослых. Катя вошла в комнату с подносом. – Вот твоя горькая гадость, – сморщившись, произнесла она. – Не вижу ничего плохого в горьком вкусе. – В моей жизни и так много горечи, – с грустью произнесла она. – Знаешь, жизнь делится на страдание и счастье, грубо говоря. Теоретически, отсутствие счастья есть страдание, как и отсутствие страдания есть счастье. Казалось бы, всё просто, но *** там. – Не матерись. – Прости. Так вот, я наткнулся на эту мысль ещё осенью. Когда впервые впал в депрессию. Тогда я понял, что, грубо говоря, так оно и есть. Страдание это 90% жизни, остальные же 10 – это счастье. Конечно, найдутся ****ные гедонисты, которые попытаются возразить, но я не привык вести с такими беседы. Вся наша жизнь – это погоня за счастьем, иначе мы просто загнёмся. А счастье – оно же эфемерно, нельзя чтобы счастье было константой. – Почему? – Если счастье будет вечно, как нам обещают в библии, то оно приестся. Людям свойственно привыкать ко всему. В этом их главная заслуга и главная проблема. – Знаешь, ты прав. – Ты ничего не поняла из того, что я сказал? – Да, – смущённо произнесла она. – К слову, недавно я читал Шопенгауэра. И идентичные мысли были у него. Теперь я ненавижу его. – Ненавидишь его за то, что ваши мысли схожи? – Не знаю, возможно. Она включила телевизор и начала листать каналы. Среди скопища мусора, который изливал голубой экран, я наткнулся на один момент. Там был кадр нашего города. – Переключи обратно, – сказал я. Действительно, репортаж из нашего города. На заднем плане был мой любимый парк. А смотрела мне в глаза дикторша, которая сообщала о забастовке. Некая компания решила вырубить парк и сделать там гипермаркет. Люди стояли с транспарантами и что-то визжали. Сопляки. Такими темпами они ничего не добьются. И действительно, вот уже отряд полицейских пакует их в бобик. Всё же согласовано с губернатором края. Нет, это не протест. Это не бунт. Это детский сад. Внезапно, я сам не заметил, как, внутри меня забурлила желчь. Я хотел что-то изменить, как-то помещать вырубке, но не знал, как именно. – Слушай, я пойду приму ванну. Можешь пока посмотреть телевизор или в вк (пресловутая социальная сеть) посидеть. – Хорошо, – пробубнил я и продолжил смотреть репортаж. Самосвал и трактор были перед моими глазами. Теперь парковка на которой они хранятся. Знаю это место. Одна будка с охранником и стая бездомных собак. Вот что значит экономия на охране. Мрази. Я чувствую всем нутром, как пламенный лёд скользит по венам и ускоряет сердцебиение. Приступ ярости. Ощущение, будто я прямо сейчас разнесу кому-нибудь череп. Желчь бурлит внутри, она готова излиться прямо сейчас. Мне срочно нужно успокоится, но как? Ничего путного в голову ко мне не пришло, и я начал листать каналы. Мультики, новости, какое-то ток-шоу, опять мультики, музыкальный канал, канал на котором парень рьяно засовывает свой *** бабе в горл… СТОП! Я не знаю почему, но остановился на этом канале. Внимание, порнуха помогает избавиться от гнева. На экране перекачанный лысый мужик засаживал по гланды сисястой блондинке. Всё это сопровождалось её всхлипываниями и кашлем. – Хочешь также? – голос позади внезапно испугал меня, и я резко выключил телевизор. – Эм, неловко вышло. Послушай, это не то о чём ты подума… Катя поцеловала меня. Я почувствовал её язык у себя во рту. К слову, никогда не любил поцелуи взасос. Это ****ецки мерзко. Повертев своим языком в моей ротовой полости, она оттолкнула меня на диван. – Раздевайся, – голосом разъярённой амазонки выкрикнула она. И тут я ахуел. На ней не было одежды. То есть, вот прям совсем. У меня такое в жизни впервые, и я немного растерялся, как-то иначе я всё это себе представлял. И тут она начала стягивать с меня брюки. Странно, но раньше я не замечал её осиной талии. Грудь у неё, как у гимнастки. И неплохая задница. А это не худший вариант, с которым можно было столкнуться. Я сам не заметил, как наша прелюдия переросла в половой акт. Ощущение, будто я вот-вот покончу с этим, терзало меня, но я знал, что поможет отвлечься. Нужно было направить мысли на то, что вызывало бы противоположные эмоции. Я невольно вспомнил ситуацию с парком, и вот первая волна гнева, она затмила мне глаза, и я уже не видел Катю, я видел жирных капиталистов, которым выгодно снести парк. Вторая волна сопровождалась полным отсутствием чувств, я уже не чувствовал влажное тепло Катиного тела, я ощущал огонь, рвущий меня изнутри. Третья волна снесла контроль на действиями, полностью погрузив меня в мир фантазии. Я слышал стоны моей партнёрши, но их заглушали вопли деревьев, которых скоро спилят. Я сгорал от злобы. Пережёвывал собственную ярость, проглатывал, чтобы выблевать, чтобы снова её съесть. Вот так представал предо мной этот акт ненависти. Вырвал меня из лап грёз кашель, Катя сильно кашляла. И тут я увидел, что сдавливаю её горло с огромной силой. Естественно, я сразу же отпустил её. Прокашлявшись, она посмотрела на меня своими мокрыми от слёз глазами и улыбнулась. – Любишь пожёстче? – Внезапно она прижалась ко мне и перевернула меня на спину, тем самым оказавшись сверху. Впервые в жизни я увидел, как девушка превращается в тигрицу. Когда на часах было около трёх ночи, я проснулся. Катя крепко спала. На полу валялись использованные презервативы, моя окровавленная рубашка и брюки. Рядом висел спортивный костюм, видимо, когда я уснул, моя спутница решила, что лучше будет мне переодеться во что-то менее кровавое. Я тихо встал, сходил в туалет и решил промочить горло. В холодильнике была бутылка молока. Мне никак не давала покоя мысль о парке. Я должен что-то предпринять, но что? Я сидел за столом, сверху находилась одна лампочка, которая и освещала комнату. Напротив меня лежал перцовый баллончик. Допустим, я возьму его для самообороны, но это не поможет против застройщиков. Хм, думаю, стоит попробовать повредить их технику. Это хотя бы отдалит снос парка. Мама всегда говорила: «Не бей первым». Я иду по ночному городу. Сырость от асфальта бодрит: пока я спал, прошёл знатный ливень. На помойке близ дома я нашёл маску кролика. Она лежала неподалёку от мусорных баков. Думаю, её выкинули, так как одно кроличье ухо было отломано чуть ли не у основания. Сам кролик ехидно улыбался. Маска была довольно удобной, лицо в ней не потело, а изнутри не несло дерьмом. Не знаю точно, что за материал лежит в основе, но походит чем-то на кожзаменитель. Уши сделаны из чего-то твёрдого, что позволяет им торчать вверх. Тёмный спортивный костюм с тремя белыми полосками вдоль рук и маска кролика отлично сочетались. Браво, я настоящий Гоша Рубчинский, тоже могу выглядеть, как идиот. Мне не давал покоя короткий сон. Его поганое послевкусие ещё витало на задворках моего сознания. Сны трудно запомнить в деталях, они, как картины сюрреалистов, запоминаются целостно и ощущениями. Лишь когда я вспоминаю фрагмент из сна полностью, не вырывая какие-либо детали, только тогда я чувствую определённый вкус сна. Сегодняшний кошмар оставил дурное впечатление. Трудно сказать, где я находился и что за люди были вокруг. Знаю одно – это было будущее. Вокруг меня была какая-то суета. Все куда-то бежали и что-то делали, я же сидел неподвижно на каком-то стуле и был прикован тугими ремнями к нему. Сразу бросались в глаза тоненькие трубочки, отходящие от моего тела. Они были покрыты моей же кожей и были скорее биологическим модификатором моего организма. Таких трубочек суммарно было порядка десяти, по три на руках и по две на ногах. Огромными отверстиями заканчивались эти так называемые трубочки. А из отверстий сочилось что-то желтое. Я сразу понял, что они выводят из моего организма желчь. Много желчи. Позади меня стояли огромные баллоны с моей желчью, и это меня до жути напугало. Оттого я и проснулся. Странный сон, он не нёс в себе ничего, кроме желчи, как и я, по сути… Ну вот и та самая парковка. Один самосвал и два трактора. Я не знаю, что я сейчас буду делать, но нужно что-то предпринять. Слова ничего не значат, время действий. Хватаясь за мокрую сетку забора, я перемахнул через него и оказался внутри. Ногами я сразу почувствовал много грязи внизу, и это вызвало приступ тошноты, не сильный, но всё же. Вокруг стояла тишина, и лишь легкие колебания сетки нарушали её законы. Я взял железную трубу, которая валялась здесь, среди строительного материала, и уж было хотел начать разбивать стёкла трактору, но вовремя пришёл в себя и осмотрелся. Охранник сидел на другом конце парковки, рядом с ним тёрлась пара собак, он смотрел телевизор и, кажется, пил чай. Если я начну всё это с неистовой силой крушить, то он услышит, но других вариантов у меня не было. Сначала я выскреб небольшую надпись на капоте самосвала, после чего начал яростно бить его по стеклу. Первый же удар с громким визгом вызвал трещины на стекле. Я продолжил, ещё пара сильных ударов полностью выбили лобовое стекло, и тогда я перешёл к боковым зеркалам. На них много сил не ушло, те быстро слетели вниз и грохотом упали на землю. Отчётливо слышался лай собак, но это меня не останавливало. Я перешёл к тракторам, всё аналогично, бил по стёклам. Каждый удар сопровождался вибрацией по скользкой трубе, которая так и норовила вылететь из рук. Я забыл небольшую деталь, но мои кисти были обмотаны тканью, её я благополучно украл с бельевой вешалки на улице. Поэтому отпечатки не должны были остаться ни на трубе, ни на заборе. Громкий лай уже был совсем близок. Осколками битого стекла я начал вспарывать колёса. Переднее и задние уже испытали мою кару. – Не двигаться! Бросай трубу! – громкий бас раздался позади. Вокруг меня, подобно рою пчёл, кружили и скалились собаки. Я бросил трубу на землю, и их звонкий лай только усилился. – Руки на затылок, а то стрелять буду! – продолжал верещать мужик. У меня был один шанс и права на ошибку не было. Я медленно развернулся к нему лицом, и он увидел. Увидел злого кролика. Разъярённого кролика. – Ты кто, блять, такой? Руки к затылку, быстро! В руках он держал травматический пистолет, такой не убьёт, но боли причинит знатно. Медленными движением я начал вынимать руки из карманов. – Быстро, я сказал! – он визжал как оголтелый психопат. Это был мой шанс, стремительно достав руки из кармана, тоненькой струёй я брызнул ему в лицо. Перцовый баллончик. – Ах ты ****ный… блять… – левую рукой сторож прижал к глазам, а правой начал стрелять. В это время я уже успел пригнутся и поднять трубу. Все его выстрелы приходились на трактор. Вмятины от пуль украшали корпус машины, и с каждой секундой их становилось всё больше. Одни из псин ринулась на меня, и я ткнул ей в морду трубой. Он заскулила. Второй удар с размаху пришёлся на правую руку охранника. Удар был удачным, попал я метко, чуть ниже ладони. – Пидор, бля! – завопил он и выронил пистолет. Я сам не понял как, но мне удалось подбежать к пистолету и продолжить огонь уже по всей технике. Пули свистели с таким энтузиазмом, что я невольно начал получать удовольствие от этой какофонии. Мужик крыл меня благим матом, псины свирепо рычали. Когда пули в пистолете кончились, я решил бежать. Бросив оружие в собак, я схватил свою трубу и побежал к забору. Они побежали следом, и я почувствовал, как одна из них вцепилась в мою ногу. Ударом сверху вниз я угодил ей прямо в темечко, но она не отпустила мою ногу, скорее наоборот: впилась ещё сильней. Ещё одна псина хотела укусить меня за правую ногу, но я пнул её, и она отбежала. Серия ударов трубой продолжалась по упёртой собаке и, если бы не дичайшая боль, я, может быть, и насладился бы упорством своего четвероного противника. Последний удар пришёлся по рёбрам и, наконец, челюсти разомкнулись. Я прыгнул на сетчатый забор и перелез через него. Ближе к 04:00 я уже был у дома. Нога болела, но укус был неглубокий. Я вошёл в дом, Катя ещё спала. Я направился в ванну и оперативно обработал рану перекисью водорода, после чего разделся и лёг к девушке. После ночной прогулки по прохладным подворотням её тело было словно раскалённый песок. Уснул я быстро, правда, нога болела. ГЛАВА 13. Ненавижу печень. Неважно, коровью, свиную или куриную. Ненавижу печень в любом блюде. Она отвратительна на вкус, но милая Катенька решила приготовить мне с утра именно её, отлично! К слову, проспал я всего три часа, после чего проснулся и заварил себе кофе. Она же проснулась следом и, приняв ванну, решила порадовать меня завтраком. Я на завтрак предпочитаю сэндвич с сыром, который мы предварительно плавим. Этому научил меня дедушка, уж в чём в чём, а в чувстве вкуса ему не было занимать. Всё довольно просто. Берём свежий батон отрезаем треть от него и разрезаем эту треть надвое. После чего кладём слой сыра: важно соблюсти баланс, чтобы сыра было немного, но и не мало. Дальше кладём всё это в печь, либо в микроволновку (но она портит вкус и структуру блюда). Важно, чтобы сыр слегка стёк с верхушки вниз и запёкся, тогда вкус будет намного ярче. После чего сочетаем это блюдо с горьким кофе. Стоит отметить, что если вы будете пить кофе с молоком (или с сахаром), то этот сэндвич отпадает. Но, увы, меня ждёт печень. Не дождавшись блюда, я собрал вещи (а также забрал спортивный костюм и маску, упаковав всё в пакет), поцеловал Катю и быстро ушёл. К тому времени на улице уже светило солнце. Ненавижу ясную погоду, рад ей крайне редко, ибо солнце печёт и режет глаза, мне куда приятней пасмурное время, нет ни слепящего солнца, ни жуткой духоты. Рана на ноге ныла, но боль была терпима. Я решил пройтись мимо той самой парковки (преступника всегда тянет к месту преступления) и, когда я оказался на месте, меня встречала толпа людей. На самом деле не меня, они просто протестовали, но протест был скуден. А всё потому, что они все пялились на разбитые машины. Вот мой протест. Вот мой бунт. Вот мой удар по врагу, а не листовки и плакаты. Больше всего их, вероятно, удивила надпись на капоте машины: «Народный мститель». Я знал, что писать. Проснулся я около четырёх часов вечера следующего дня. Когда попал домой, машинально свалился в кровать, но суть в другом. Я решил посмотреть новости и… чтобы вы думали? Фотография меня в маске по новостным каналам. Рецидивист, экстремист, фашист и прочее дерьмо сыпалось на меня. Но заходя в социальные сети, я уже видел несколько десятков групп посвященных «Народному мстителю». Вот оно, общественное призвание. Множество людей с фотографиями, на которых на них надета маска кролика. Я устроил настоящий флешмоб. Но больше всего меня удивило другое. На то месте, где вчера были протестующие, стояла целая армия людей. Огромная толпа. Все они были против. На них были банданы, маски. Они кидали камни в застройщиков и всячески прогоняли их. Они – мои последователи. Народный мститель – это не я один. Все те, кто сейчас находится там и сражается за парк – все они народный мститель! У меня было слишком много пропущенных от Риты. И я не знал, что с этим делать. Перезвонить ей я попросту боялся, а находиться без неё мне было вдвойне больней. Это странно, но кажется, что я начал испытывать к ней дружеские чувства. Ни о какой любви и речи идти не может. Любовь это глупость. Дурацкая игра в героев пьес, не более. Все ваши чувства – это слепое потакание гормонам, из которых вы строите что-то прекрасное. По сути, пустая трата времени и сил. Эффект плацебо, без которого одни жить не могут, а другие кончают с жизнью. Хватит, детские игры закончились. Во взрослой жизни нет любви, нет чувств, нет счастья. Иллюзия: вот всё, что есть, жажда быть нужным хоть кому-то до того, как ты свалишься в могилу, до того как твой труп обглодают черви, до того как вышвырнут на улицу твой прах, до того как она тебе перезвонит. И всё это было бы правдой, если бы не было так больно. И вот очередной звонок. Она нужна мне, я хочу рассказать ей всё, что со мной происходит, но не могу. Слишком большой риск для меня. Я ставлю режим «беззвучно» и бросаю телефон в дальний угол. Сам не заметил, как начал превращаться в сопляка. Аж противно стало. Стоит сесть почитать и познакомить вас с моей библиотекой. Я люблю книги больше чем людей, в этом, вероятно, мой основной минус. Хотя казалось бы, книги пишут люди для людей. Но переработанная целлюлоза намного приятней сложных биологических организмов. И так, знакомьтесь, это Фридрих Ницще. Он подобен учителю, который очень любит по****еть, но по****еть по делу. У него всегда найдутся умные мысли, и он всегда наставит на путь верный, но слепо потакать ему не следует. Он немного ****утый, поэтому его мысли можно трактовать по-разному и вскоре он может стать для вас не просто правым, а радикально правым. Советую ознакомится с его классикой: «Антихрист» и «Так говорил Заратустра», для того, чтобы понять его ход мысли, этого хватит. Следом за ним идёт Джордж Оруэлл, он отец, обладает мудростью и знает толк в политике. Легко различает правду и ложь. Буду банален и посоветую «1984» и прям следом, как десерт, «Скотный Двор». Говоря об Оруэлле, нельзя не затронуть Олдоса Хаксли с его «Дивным Новым Миром». Олдос – это брат вашего отца, который вечно спорит с ним и его мнение во много отлично от мнения вашего папаши Оруэлла. Дальше берём Шопенгауэра. Это ворчливый дед, которого бесит всё и все, но при этом он крайне умён, что и делает общение с ним особенным. «Мир как воля и представление» рекомендуется. Ричард Докинз разнообразит вашу художественную родословную наукой. «Эгоистичный ген», «Бог как иллюзия» – всё это внесёт огромный вклад в ваш кругозор. А вот алкоголик Буковски ничего нового в вашу жизнь не привнесёт, но расскажет много интересных и чертовски смешных историй. Этот алкаш у дома всегда рад вам и всегда готов почитать свои стихи. Если любите посмеяться, то «Хлеб с ветчиной» точно для вас. М-м-м, а это кто? Ваш лучший друг Чак Паланик, вот он, гений дерьма. Это тот человек, чьи взгляды на жизнь идентичны вашим, чьи истории чертовски интересны и необычны. Моральный нигилист и самый настоящий бунтарь, тут вам и «Бойцовский клуб», и «Удушье», и «Невидимки», и «Колыбельная», и «Уцелевший», и «Призраки», всё прекрасно по-своему. В однообразии и банальности Чака упрекнуть нельзя никоим образом. Ещё один ваш друг, очень грустный и депрессивный Жан Поль Сартр. С ним можно просто поговорить по душам, но понять его крайне тяжело. Он страдает от собственных мыслей, он болен философией и он не ищет причин для счастья. «Тошнота» слишком сильно походит на мою автобиографию, именно поэтому Жан очень понравился мне. Если брать классику, то одинокий бунтарь Лермонтов с нотками мизантропии будет рад разделить с вами горе и радость. Достоевский выльет на вас много дерьма и заставит из этого дерьма вылезти. Гоголь вместе с вами злостно посмеётся над социумом, а Толстой смешает это всё вместе и мастерски подаст вам прекрасную историю. Что уж говорить о Пушкине, чей потенциал не знает границ. Его можно полюбить с возрастом, ибо его пыл неистов, а его слог горяч. И это лишь мои любимчики. Я прочёл много дерьма и уж в чём в чём, а в книгах я шарю. Читал я около двух часов, после чего решил проветрится и съездить в бассейн. Я шёл по улице и практически каждый прохожий смотрел на моё лицо… отбивную из моего лица. Плюс на мне был черный просторный и тоненький свитер, а также кэжуал брюки в милитари стиле. Я знаю, вы нихуя не поняли, но не в этом суть. Перед прохожими я представал в виде какого-то хулигана с разбитым лицом, они воспринимали меня иначе, и это было забавно. Даже в бассейне на меня все пялились. Домой мне по-прежнему не хотелось, и я решился на отчаянный шаг: встретится с Ритой. Место встречи я назначил вдали от города. В лесу. На моё удивление она согласилась. Я сидел под деревом, на небольшом холме. Вдали виднелись тлеющие лучи солнца. Ещё зелёные травинки колыхались на ветру. Она пришла. Я был крайне удивлён тому, как она умела одеваться, сочетая в себе те вещи, которые я ненавижу и те, которые я люблю, одежда под стать характеру. Сегодня на ней были облегающие джинсы, они были крайне коротки и были чуть дальше голени. Светлая футболка с чёрным узором и кроссовки, до чего же маленькая у неё нога. Размер 35-36, не больше. – Как ты поживаешь? – спросил я голосом унылого лектора. – Хорошо, ты как? – она улыбалась, и ответ скорей походил на порцию смеха, нежели на набор звуков. Потом она посмотрела на мою разбитую физиономию, и улыбка медленно исчезла с её лица. Секунду спустя она натянула весёлую гримасу обратно и… – Как здоровье? – Тебе же все равно и спрашиваешь лишь для того, чтобы установить диалог? – холодно пробубнил я. – Мне не все равно. Вообще-то я хотела поехать к тебе домой. Однако меня запрягли сидеть с малой после экзамена. – Жаль, – вновь холод. – Особенно тебе, – с сарказмом ответила она. – На самом деле нет. – День как-то не задался, – она пыталась вернуть разговор в прежнее русло. – Твой день как? – Это у тебя день не задался? Ты провела его в компании любящих людей. Да ты зажралась. Вот мои сто лет одиночества на задались, – я выпалил это всё слишком быстро, после чего она замолчала, надолго. Мы смотрели на закат, солнце почти скрылось за горизонтом. – До сих пор не могу привыкнуть к диалогу в одни ворота, – и снова мой холод. – Ты ведь не хочешь общаться со мной, так? – дрожащим голосом спросила она. – Я не вижу в общении пользы, но лучше любой диалог закончить на высокой ноте. Прежде чем прекратить его тление окончательно, – я смотрел ей прямо в глаза, на них выступили слёзы. – Тогда прощайте, Виктор, – она встала и пошла от меня прочь. – Между нами нет обид? Скажи да, чтоб я успокоился, не хочу оказаться мудаком, меня совесть замучает. – Нет её у тебя. Да, – холод. Холод. Холод. Холод. Я остался один. Внутри меня будто что-то грызло и медленно, с хирургической точностью оно выбирало область для укуса. Это было больно. Я посмотрел ей вслед, она стремительно уходила. Каково ей? А-а-а… переживёт. Я скрыл от вас одну деталь. У неё был парень и всё время, что мы с ней гуляли, она постоянно ныла об их тяжелых отношениях, где два разбитых сердца. У нас в отношениях с ней было всё проще, одно разбитое сердце и рефлексивная девушка. Я был её психологом, мне можно было поплакаться в плечо и сказать, что я ей как брат. Она всегда будет воспринимать меня маленьким умником. Нахуй дружбу! Нахуй любовь! Нахуй её! Найдёт себе такого же как я и будет плакаться ему. Пф-ф, тоже мне труд. Флиртует со всеми, ищет себе парней на побегушках. Использует юношей в меркантильных целях. Мерзкая, остервенелая сука! И всё же я был её единственным лучшим другом... Дорога домой погрузила меня в пучину раздумий. Мрачный и сырой город нагонял воспоминания о совершенно иной жизни, которая была 6 лет назад. Окраины Москвы, где я когда-то гостил, подарили мне много приятных впечатлений, но был один ужасный момент. Сейчас, увидев подобную ситуацию, я был бы спокоен, но тогда... В общем. Это было жаркое лето, мне было 12 лет и я гулял по парку. Пение птиц, смех детей и сонаты сверчков сопровождали мою прогулку. Даже сейчас ощущаю на себе тот тёплый порыв ветра. Когда я дошёл до детской площадки, я увидел страшную картину. Трое парней избивали какого-то юношу. Они жестоко били его, в основном по голове. Я закричал, звал на помощь, но всё тщетно. Никто не откликнулся и тогда я впал в ступор. Осознавая свою беспомощность, я понимал, что не мог ничего предпринять. Они били его и такого количества крови я в жизни не видел. Огромная кровавая лужа. Слёзы начали накатывать на глаза. Я не мог поверить, что люди могут быть такими жестокими, не мог. Я знал о драках и сам дрался, но до первой крови. А тут… Я начал рыдать, понимаю, в возрасте 12-ти лет плакать как девчонка не есть хорошо, но я ничего не мог с эти поделать. Я видел, как он глотал собственную кровь, густую и тёмную. Весь грязный он лежал в песке и захлёбывался ею, а три огромных мудака продолжали его пинать. Тогда это впервые и произошло. Моя «желчь» впервые дала о себе знать. Весь в слезах, я сгорал от злобы и, недолго думая, схватил булыжник и кинул его в толпу. Попал одному в плечо. Он развернулся и решил припугнуть меня. Тогда я схватил второй камень и зарядил ему прямиком в нос. У него тоненькой струйкой полилась кровь, его приятели обратили на это внимание и остановились. А я горел изнутри, но вдруг инстинкт самосохранения сработал и моё тощее тело начало убегать. Когда я вернулся, ни их, ни парня не было. Только кровь, повсюду. Тогда я понял, что я изменился. И вот теперь я совершаю более жуткие вещи. Вы, вероятно, считаете меня конченой тварью, ведь я ещё ни разу не сказал о том убийстве, которое я совершил. Я осознаю, что я поступил плохо, ужасно, жутко, но… человек человеку волк. Я убил торговца наркотиками, я убил рассадник смертью. Сожалею ли я о содеянном? Да. Но считаю ли я, что поступил неправильно? Нет. Общество больно. Больно погоней за едой, сексом, карьерой. Оно гниёт под весом вещей бесценных, но и бессмысленных. Человек это ошибка. Великая ошибка, которая не принесёт планете ничего, кроме боли. И единственное рациональное действие, которое мы можем совершить – это не постройка пресловутых утопий Жака Фреско, нет, самое наше полезное действие – это суицид. Мировой суицид. Все, и дети, и родители. Каждый стреляет себе в лоб, прыгает с крыши или глотает таблетки. Уничтожает банки и парламенты. Крушит то, что любит, то, от чего он зависим. Деструктурирует свою личность. Я ненавижу людей, нет, не каждую отдельно взятую личность. Но людской род в целом, человечество, этот ****ный Homo Sapiens. Завтра на учёбу, точнее уже сегодня, а ещё не брился. Горячий душ и раскалённое кофе заставят взбодрится. Впрочем, мне сейчас не до них. В полусне я заваливаюсь в свою комнату и плашмя падаю на кровать. Сквозь сон я слышу, что кто-то ходит по квартире. Я не закрыл дверь? Кто это может быть? Мой сон прерывает дикий женский визг, доносящийся с кухни. ГЛАВА 14. Бля, бля, бля. У вас когда-нибудь стояла на кухне девушка, облитая вином? Нет? Повезло. Предо мной стояла Катюша, с вином, пролитым на платье, и глазами, полными слёз. – Катя, что за ***ня? Как ты оказалась у меня дома и вообще, что ты делаешь? – Я не могла до тебя дозвониться и… Точно, телефон на беззвучном. – И решила прийти к тебе домой. Ключи я нашла под ковриком. Умница. – Я хотела сделать тебе сюрприз, но уснула, а когда ты пришёл, я быстро открыла вино и… вот. – Глупая. Я подошёл и обнял её. – Может, лучше молока попьём? Мне завтра на учёбу. – Давай. Я нежно сжал её ладонь. Она была приятна на ощупь, подобно чистому шёлку. Странно, но я был рад Кате. Возможно, расставание с Ритой так пагубно влияет на меня, но мне не хотелось, чтоб она уходила. – Будет цел твой парк. Сегодня читала, что застройку отменили. Но я удивлена, что ты не пошёл бастовать с ними. Я думала, что бунт это прям твоё. – Aquila non captat muscas. – Что? – Орёл не ловит мух. Впрочем, не важно, я сегодня решил отдохнуть от всего. Будешь печенье? – Да, спасибо. Знаешь, мне кажется, наша встреча очень хорошо повлияла на меня. Я смутно помню свою жизнь до нашей встречи, но уверена, что она была намного хуже. Я достал печенье и положил на стол. – Не живи прошлым. Это глупо. – Ты прав. Я снова взял её ладонь. Буковски писал, что его мания – это женские ноги, бёдра и прочее. Меня же привлекали руки, аккуратные, тоненькие ручки. Как у Риты… Вскоре я уже лежал в обнимку с Катей, у меня в постели. Секса не было. Мы просто лежали и молчали. Я чувствовал её дыхание и мне было хорошо, что она рядом. Что я не один. Но люблю ли я её? Нет. Когда я проснулся, она ещё спала рядом. Я быстро собрал вещи и ушёл на учёбу. Впереди были экзамены и мне нужно усердно готовиться к ним, чем я и занялся. Жутко болела нога после укуса, покраснела, но каких-то явных следов заражения я не видел. Если бы у псины было бешенство, я бы уже давно был мёртв, ведь зараза, попадая в кровь, стремится прямиком в мозг, отчего человек становится раздражительным, видит галлюцинации и, в итоге, подыхает. Всё закономерно. Учёба протекала медленно и уныло. Одноклассники обсуждали наряды на выпускной и то, как они боятся экзаменов. У меня же всё это вызывало тошноту. Ненавижу помпезные праздники, лишняя напыщенность и неуместный пафос всё портят. Сегодня ещё мама звонила. Они через недели две должны прилететь. А ещё они поздравили меня с днём рождения. Да, он у меня сегодня, но никто кроме них и Дениса не знают. К слову о Денисе, после того, как он выписался из больницы, я несколько раз получил от него приглашение выпить, но вечно был занят. Думаю, после экзаменов смогу встретится с ним и пропустить пару стаканчиков. Когда я пришёл домой, меня первым делом сразил запах растворителя. Катя затеяла уборку у меня дома. Ну отлично. Кстати, мне же сегодня 18 лет, а значит, я теперь отвечаю сам себя. Прекрасно, но вернемся к нашей домохозяйке. – И нахуя? – по слогам прокричал я. – Ой, ты уже пришёл? – улыбаясь, сказала она. – Кать, это ни к чему. Я всегда мечтал подохнуть в окружении пыли, – смеясь, проговорил я. – Так, хватит, рано тебе подыхать, Она помогла мне снять плащ и повесила его на вешалку. – Проходи на кухню, я поджарила тебе куриную грудку. – Я не пойму, мы играем в дочки-матери? – иронично проворчал я. – Иди ешь, – она улыбнулась и принялась пылесосить. Весь вечер я провёл с ней. Впервые за долгое время мне было не одиноко. Она провела прекрасную уборку, я должен был её отблагодарить, но не знал, как. Чувств к ней у меня не было. Я по-прежнему вспоминал Риту, что вызывало дискомфорт в общении с Катей, но здесь дело времени. Всё до боли просто, когда ты влюбляешься. То в твоём организме начинает активно выделяться серотонин и дофамин. Вот они, ваши бабочки в животе. При взаимной любви такой период может продлится до 3-ёх лет, после чего вещества перестанут дарить вам любовь. А дальше главное перетерпеть. Это самое трудное, когда ты понимаешь, что не любишь уже своего партнёра, если продержитесь годик, может больше, то в ход пойдёт окситоцин и чувства заиграют по-новому, уже до победного. Но моя любовь всегда была невзаимной, я ни разу не любил обоюдно. Возможно, от этого я всегда такой печальный. Секс с Катей меня радовал. Это был ещё один плюс. В постели она была раскована, и это заставляло ещё больше восхищаться ей. Ближе к часу ночи я решил посмотреть выпуск новостей по телевизору и тут меня вогнала в ступор новость об убийстве Арама. Этот мужик держал магазин, в котором я несколько недель назад запрятал наркотики, которые нашёл у Фаруха в гараже. Сотрудники полиции говорят, что его застрелили на рабочем месте. Судя по записям с камер – убийство было на почве наркотиков. Бля, бля, бля. Из-за меня, вполне возможно, погиб невинный человек. «Как сообщает следователь, у Арама Бахроманяна на крыше были спрятаны пакетики с наркотическими веществами, из-за которых его и убили». Да, блять. Меня начало рвать на части. Из-за меня погиб человек. «Нападавших было трое, они были в масках. У одного на руке была татуировка в виде свастики». Я выключил телевизор и пошёл в ванну. Умывшись холодной водой, я начал смотреть в своё отражение. Красные капилляры глаз выступали на фоне желтых белков, всё из-за проблем со сном. Мне чертовски жаль Арама. Он невиновен. Тут полностью моя вина и единственное благое дело, которое я могу сделать – это месть. Я убью тех, кто отнял жизнь старика. Я найду их. Я был готов, но меня пугала одна вещь. В нашем городе есть только один человек с татуировкой в виде свастики и это мой лучший друг – Денис. ГЛАВА 15. Ден, Денчик, как ты мог. Я не могу в это поверить. Сейчас я на окраине города, сижу в спортивном костюме и маске кролика напротив Дена. Я приковал его к ржавой батарее. Закрыл все окна и двери. Здесь, в глухой чаще леса, в бывшем военном городке, нас никто не услышит. Луна озаряет всё вокруг, но ярче всего свет луны, просочившийся через дыру в крыше, отражается в лезвии моего ножа. – Кто ты? – Бубнил Ден. Я молчу. – Что тебе от меня нужно? Тишина. – Да кто ты, блять, такой? Удар с ноги по лицу. Не ори на меня, Дениска. Я его давний друг и, бывало, приходилось ночевать у него дома. Поэтому я знаю, где их семья хранит ключи. И прекрасно знаю, когда они уезжают на дачу, оставляя паренька одного дома. Всё было просто, я пробрался ночью к нему домой. Связал и погрузил в багажник машины его матери. Экзамен на права сдал ещё прошлым летом, поэтому водить умею. Но вернемся к крысам. Яркая жёлтая лампа светила ему в лицо, из-за чего он не мог увидеть меня. Я подошёл и включил диктофон, на который записал пару фраз для Дениса. Но, чтобы он не узнал мой голос, я понизил тональность и теперь мои слова были дьявольски грубыми. – Как зовут человека, на которого ты работаешь? – Прогремел голос диктофона. – О чём ты, блять? Я ничего не понимаю. Я взял молоток и ударил паренька по мизинцу, так, что он выгнулся в другую сторону. Дикий визг. Мой лучший друг страдал от боли, хотя другом его уже сложно назвать, мы с ним с полгода нормально не общались. – БЛЯТЬ! КАКОГО ***? Я НЕ ПОНИМАЮ О ЧЁМ ТЫ! – вопил он. Вновь удар с ноги. Не ори на меня, Дениска. – Как зовут человека, на которого ты работаешь? – монотонно повторял голос. – Я не знаю, о ком идёт речь. Удар. – Чёрт, ладно. Иван Мухаморов. Поп в церкви. Он барыжит химкой, если ты об этом. – Кто заказал убийство продавца Арама? – тускло выпрашивала запись. – Я не могу сказать, НЕ МОГУ! Удар. – Прекрати, пожалуйста. Удар. – Да блять, если я скажу, то меня убьют, я не могу, я не хочу умирать. Удар. Он заплакал. Не видел его плачущим уже года три. – Прошу вас, молю. Прекратите. До чего же он жалок. А ведь из-за него я пошёл на убийство. Ради него я запустил эту цепь жутких событий и теперь он из друга превратился во врага. Эти мысли начали давить меня внутри и ком подошёл к горлу. Воспоминания о детстве, проведённом с Денисом, будоражили моё нутро и я чувствовал горесть разочарования. – Молю! Пожалуйста, не убивайте меня. Но недолго я тлел под эгидой печали. Внезапно во мне проснулась желчь. Она управляла мной, диктовала что делать. – Кто вы? Зачем я вам нужен? Я снял маску кролика и протянул её на свет. Так, что он видел мою вытянутую руку и маску. – Народный мститель? Тот самый? Я поднял руку вверх, затем опустил вниз, дав понять, что я – это я. – Поймите меня, я не хотел убивать. Но мне нужны были деньги. Довольно. Надев маску, я уже был не собой. От Виктора Манилова ничего не осталось. Теперь был народный мститель. Отрицающий жалость. Я крепко сжал рукоять молотка. И выключил лампу. Всю комнату поглотила тьма. Лишь всхлипы Дениса нарушали благодатную тишину, но и это продлилось не долго. Удар. Удар. Удар. Удар. Удар. Удар. Удар. Я уже сбился со счёта, сколько раз и куда я засадил молотком Денису. Но ни капли усталости не было. На сотни километров вокруг раздавалась эпохальная соната, состоящая из воплей бывшего друга. Когда я закончил и включил свет обратно, от лица моего товарища остались лишь куски. Он был жив. Я бил его по плечам, рёбрам, рукам. По лицу лишь изредка ударял ногой. – Кто заказал убийство продавца Арама? – повторил злосчастный голос, но Денис уже не был в сознании. Я связал его потуже и поместил кляп в рот. Отключил свет и, заперев дверь, удалился из помещения. Данная процедура прошла небезуспешно. Я знал имя. Иван Мухаморов, моя следующая цель. Когда я ходил с родителями в церковь, то видел его. Он разъезжал на дорогом джипе. Менял телефоны, как перчатки. И каждую неделю летал в Грецию. Когда-то Фридрих Ницще сказал: «Бог умер». А я покажу, как его убили. ГЛАВА 16. Холодный огонь – чудо. Пламя, которое не способно укусить. Хотя любое «чудо» можно объяснить. Этиловый эфир борной кислоты – вот что нужно. Ты ничего не понял? Это нормально, мы ж сейчас о химии говорим, там всё так. Для того, чтобы сделать это пламя, нам понадобятся: сухая борная кислота, чайная ложка (найдёте в любом магазине, где продают отраву), этиловый спирт, чайная ложка (найдёте в аптеке), соляная кислота, одна капля (можно найти в магазине реактивов, либо смешать поваренную соль с серной кислотой, последнюю ищите в автомастерских). Смешиваем всё это и подогреваем, пока раствор не станет теплым (не горячим), затем начнёт выделятся эфир борной кислоты, его-то и можно поджечь(но не сам раствор, а выделяющийся эфир). Вот оно, чудо из чудес, у тебя на кухне. Всё до боли просто. Чудес не бывает. А как заставить миллионы людей платить тебе и убивать за твои взгляды? Напиши Библию. Религия – это удел прошлого. Стоит отметить что, говоря «религия», я не подразумеваю Бога, но, говоря «Бог», я подразумеваю религию. Так вот, люди уже достаточно умны, чтобы отвергнуть все парадигмы предков, глупые, бесноватые доктрины уже никого не должны интересовать. Но стоит пройтись по городу, как ты увидишь множество церквей – олицетворение воровства. Меня крестили ещё в младенчестве, мои старички посчитали это действие рациональным. Православие – вера крестьян. И в данном контексте «крестьяне» звучит крайне негативно. Вечные рабы, живущие в смирении и послушании, уже давно клали огромный *** на свои заветы. Бог простит ваши грехи. Бог любит вас. Бог рядом. Бог **** ваш бумажник, пока вы молитесь ему. Но вернемся к рабским натурам. Люди отказывают себе во многих благах нашего мира, т. к. это не одобрит абстрактный образ некой сущности, Демиург. Есть ли у нас доказательства существования Бога? Чёрт, даже существование Иисуса Христа крайне расшатано и не имеет под собой твёрдой почвы. Но к чёрту мой атеизм. Я ничего не имею против людей, которые верят в Бога. Мне плевать, но я ненавижу лицемерие. А религии – лицемерие. Вера должна быть внутри, в твоём сознании. А не в твоих похождениях в церковь. У Бога отличный смартфон и он услышит тебя, не нуждаясь в глупых стишках, именуемыми молитвами, и посредниках, именуемыми попами. И, как бы смешно это не было, но именно поп моя цель. Сейчас я стою напротив церкви. Полнолуние играет блеклыми красками, а желтизна рыбьего жира вытекает из окон храма. Иван Мухаморов там, внутри, один. Он запирает церковь и остаётся в ней на ночь. У меня под ногами ящик бутылок с горящей смесью. Я намерен сжечь Ивана. Пролезть через окно на крыше внутрь было крайне просто. В детстве я часто лазал по деревьям и недостроенным хрущевкам, так что с этим проблем не было. Когда я проник внутрь, в нос сразу же ударил стойкий запах ладана. Вокруг было много икон, все стены были исписаны ими. Золотые узоры и рамки. Дубовые скамейки и прекрасная золотая люстра. Везде горели свечи. Вдали стоял Иван, спиной ко мне. Я не стал снимать маску кролика и медленно пошёл в его сторону. Я вытянул ногу вперёд и сделал первый шаг. Эхо раздалось по всему храму. Он обернулся. – Что вы здесь делаете? Здесь нельзя находится! – проворчал он. Я шагал, будто пьяный персонаж мультфильма, делая большие шаги и при этом размахивая руками, будто они сделаны из ткани. – Снимите маску, это богохульство! – продолжал он. Я шагал. Каждый шаг – это отдельный удар барабана. Отдельная партия в симфонии. – Молодой человек, мы в сем храме господне, так будьте добры чтить его законы. – Кто? – прохрипел я. – Что? – Кто заказал убийство Арама, продавца, – резал мой голос. – Я не знаю о чём вы. Но Бог с вами, уходите. Жаль. Мне пришлось поджечь первую бутылку и кинуть её к выходу. Дубовые скамьи загорелись. – Боже правый. Что вы творите? Вызывайте пожарных! Он достал мобильный телефон и в спешке начал набирать номер. Но он выронил своё средство связи сразу же, как ему в голову прилетела бутылка. Она разбилась об его череп и вся его ряса пропиталась горючей смесью. Телефон лежал на полу. – Кто? – Остановитесь, это грех! Я по прежнему нелепо шагал к нему. Будто бы мы играем в какую-то дурацкую игру. – Ктооо? – пропел я, подняв голос, как мультяшный герой. – Вас… вас посадят, – струя крови потекла по его лицу. – Ага, – проговорил я и посмотрел на горящую скамью. – Я вызову полицию, сейчас же! – крикнул он, но, как только его рука потянулась за телефоном, я подбежал к нему и ударил коленом в грудь. Он согнулся. Я схватил его за рясу и метнул в сторону деревянного ящика для пожертвований. Он с грохотом влетел в него своей тушей и упал на землю. Ящик разлетелся на куски и весь пол покрыли золотые монетки. – Я знаю, что ты продавал наркотики. Твой работник всё мне рассказал. – Смилуйтесь, прошу. Он держался за голову, пока я поджигал бутылки и кидал их в разные стороны. Одну в сторону алтаря, вторую в центр. – Послушайте, да, я продаю наркотики и готов понести за это наказание, вызывайте полицию, я во всём им признаюсь. – Ага. С красивого стола, покрытого плотной красной тканью, я взял икону в золотой рамке и со стеклом, заляпанным поцелуями. – Как зовут человека, на которого ты работаешь? – Я работаю сам на себя. Я главный. Умница. Взяв картину за два нижних угла, я как следует размахнулся и ударил верхней частью священника. Он упал. Осколки стекла разлетелись по полу. И золотые монеты на полу окропились красной жидкостью. На иконе была изображена Богородица с маленьким Иисусом. Кровь попа попала и ей на лицо, создавая иллюзию кровавых слёз. – Кто заказал убийство? Из его губ сочилась перцово-красная кровь. – Я не… не… могу я. Бубнил попусту. Удар. В этот раз углом иконы я угодил ему прямо в лоб, из-за чего моё орудие разлетелось на куски. Мне пришлось бросить порванную Марию в огонь. – Где здесь Евангелие? – За алтарём, – проскулил поп. – Спасибо, – цинично фыркнул я. – Так ты говоришь, что работаешь на себя? Хорошо, но кто поставщик твоих наркотиков? Я шагал к алтарю. Пока я шёл, уверен, поп предпринял попытку бегства. Но выход был в огне. – Запомни, святоша, я услышу твои шаги и тебе не поздоровится, поэтому сиди на месте. – Поставщик не из России. Но уже 20 июня он будет здесь, в нашем городе. Прилетит рано утром. Взяв огромную книгу с золотой огранкой, я двинулся обратно к добыче. – Как я его узнаю? – Он будет с кейсом, черный кейс и синий костюм. Когда я подошёл к попу, больше половины помещения объял дым. Я сел ему на грудь. – Умница, а теперь ответь, кто заказал убийство Арама. – Я не могу. -– Да почему! – Взрычал я и ударил его святым писанием по лицу. От удара его затылок со страшной силой впечатался в пол. – Почему же! Ну! – кричал я и продолжал беспощадно бить Мухаморова книгой. Каждый удар приходился то по носу, то по лбу. Я бил его и основанием книги, и углами. Не ведая усталости, метелил я уже обмякшую голову жертвы. Когда силы начали меня покидать, Иван уже еле дышал и, чтобы завершить своё творение, я взял Евангелие двумя руками и со всей силы ударил им по горлу ублюдка. Он захрипел и начал блевать кровью. – Прощай, поп. Надеюсь в аду тебя примут за своего. Я взял горящую палку и кинул её в него. Пропитанная бензином ряса вспыхнула тут же, но сам Ваня уже не кричал и не корчился от боли. Он просто лежал. Я выбил окно и выпрыгнул на улицу. Когда я отбежал как можно дальше, то огляделся. Снаружи церковь только начинала гореть, но так как она находилась далеко от жилых домов, то пожарных ещё никто не вызвал. В кустах я спрятал портфель, в котором лежала сменная одежда. Переодевшись, я уж было собрался уйти, но увидел в окнах церкви котёнка. Малыш испуганно метался по помещению. Я не мог его бросить. Спрятав портфель, я сразу же ринулся в сторону церкви, дабы спасти ещё живое существо. Невинные не должны умереть, будто то человек или любое другое живое существо. Я разбил второе окно и запрыгнул внутрь. Всё вокруг было в дыму и дышать было тяжело. Я осознаю, что сейчас поступаю иррационально. Подвергаю себя риску ради котёнка, но я не хочу, чтобы ещё одна невинная душа погибла из-за меня. Попытки схватит малыша были тщетны. Он, испуганный, убежал к алтарю, а там уже всё было в огне. Сквозь языки пламени я пробрался за ним, он сидел в углу и весь колотился от страха. Я же держал кофту у лица, чтобы не надышаться дымом. Как только мне удалось схватить сорванца, всё вокруг меня начало плыть. Голова сильно кружилась. Стоило выйти в холл, как на меня чуть было не упала горящая балка. Я успел уклонится от неё, а когда она приземлилась, от дерева полетел рой искр. Шатаясь и кашляя, я таки добрёл до окна и вывалится из него вместе с котёнком. Я упал на холодный бетон и слегка придавил мальца своим телом. Всё вокруг плыло, и я окончательно потерял сознание. Бля. Бля. Бля. ГЛАВА 17 Объятие – это искусство, которое не каждый способен оценить. Суметь правильно обнять человека не так просто, как кажется. В детстве мне не хватало любви и ласки от родителей, поэтому я частенько зажимался с девочками, хотя тогда о половом контакте даже думать не мог. Но тепло чужого тела, совершенно иного, более хрупкого, более утончённого – оно по-особому влияло на меня. Катя умеет обниматься, как ни кто другой, она могла прижать к себе так сильно, что я чувствовал её всем телом. Чувствовал её аромат, её тепло и спокойствие покоряло мою треклятую натуру. Когда я очнулся, вокруг меня кружили врачи и полиция. Естественно, ведь меня подозревали в поджоге церкви и убийстве попа. Я не планировал попадаться полиции, поэтому плана отхода у меня не было. Я не знал, что делать. Я был растерян. Распластавшись на больничной койке, я пытался придумать себе алиби. Но всё, что приходило ко мне в голову, было крайне глупо и неправдоподобно. Меня обвинят в убийстве. Меня посадят. Мне ****ец. Мои попытки смириться с собственной участью прервала Катя. Она вошла ко мне в палату. – Тебе уже лучше? – нежным голосом пролила она. – Да, спасибо, – звук будто прогрызал дорогу из моего горла наружу. Она наклонилась ко мне так близко, что я чувствовал дурманящее тепло её дыхания. Она прошептала: – Вчера, около 11-ти часов ночи мы с тобой пошли гулять. Гуляли мы долго и вскоре наткнулись на горящую церковь, ты ринулся к ней, а я побежала искать помощь. Когда я вернулась, тебя уже забирали врачи. Она сказала это всё на одном духу, я лишь успел промямлить: – Но я… – Полиции скажешь именно это, понял? Впервые в ней проснулась не глупая девчонка, а умная и хитрая девушка. – Понял. Катя поцеловала меня в губы, однако поцелуй был краеугольный, острый, и я не успел им насладиться. Она ушла. Спустя пару минут Катя вернулась, с ней был тот следователь, Артур. Густые чёрные брови, высокий рост и бежевая клетчатая рубашка с коротким рукавом. – Здравствуй, – сказал он, попутно роясь в своём портфеле. – Сейчас я задам тебе несколько вопросов. Тебе лучше отвечать честно и не уклоняться от них. – Что с котёнком? – перебил я. – Он в порядке, – влезла Катя. – Чем вы занимались вчера, приблизительно в три часа ночи? – Гулял со своей девушкой. – Кто это может подтвердить? – Моя девушка, – усмехнувшись, сказал я. – Чем вы занимались в это время? Какие же глупые вопросы. – Гуляли. – Точнее. Я взглянул на Катю и увидел в её глазах страх. Видимо, он задавал ей те же вопросы и если я отвечу неверно, то всё пойдёт в ****у. – Искали кофейный автомат, – отвечаю я. В глазах Катюши начали сиять искорки, значит, я ответил верно. Сколько мы с ней вместе гуляли, я то и дело искал кофейный автомат – это вошло в привычку. – Что из кофе вы купили? Тут всё просто. – Американо. – Ваша спутница покупала ли кофе? Если да, то какое? Больше походит на психологический тест, чем на допрос. – Латте, – гордо отвечаю я. Все бабы любят латте. – В каком часу вы пришли к церкви? – Влюблённые часов не наблюдают, – моё личное «Горе от ума». – Не уклоняйтесь от ответа. – Я не знаю, мы не особо следили за временем. Но когда мы подошли, церковь уже вовсю полыхала. – Видели ли вы кого-нибудь там? – Поначалу нет, но потом я разглядел в пламени котёнка. Потому-то и ринулся внутрь. – Видели ли Ивана Мухаморова внутри? – Из-за дыма тяжело было что-либо различить. Поэтому нет, после того, как я оказался внутри, я ничего больше не видел. – Были ли вы знакомы с Иваном Мухаморовым. – Не лично. Он преподавал у нас в школе по вечерам. Основы Православия, что-то в этом духе. – Были ли у вас конфликты с Иваном Мухаморовым. – Нет. – Знали ли вы, что Иван Мухаморов будет в церкви так поздно ночью? – Нет. Нет. Нет. Нет. Шквал идиотских вопросов прямо на меня. Ну что я ему ещё могу ответить, кроме как нет? – Знали ли вы о том, что Иван Мухаморов распространяет наркотики? – Нет. Бла. Бла. Бла. – Вы убили Ивана Мухаморова? – Нет. Около получаса он терзал меня своими наитупейшими вопросами, пытаясь выжать из меня правду. Когда он ушёл, в палату тут же вошли врачи и посоветовали мне сегодня побыть дома. Что я и сделал. Странно, но про мой укус они ничего не сказали, видимо, осмотра не было. Отлично работает наша медицина, так держать! По пути домой я рассказал Кате, что мне из-за своей стеснительности пришлось скрывать от неё своё имя, и на самом деле я Виктор, а не Вася. Она ответила лишь тихим смешком. Мы с моей подругой весь день провалялись дома. Я дочитывал «Мир как Воля и представление» Шопенгауэра. Она суетилась на кухне. О ситуации мы толком и не говорили, а ведь она спасла мою шкуру. Моя шкура спасла мою шкуру. – Почему ты решила помочь мне? – отвлечённо спросил я. – Почему ты спас того котёнка? – Он был беспомощен. Его окружала опасность, а он был один, испуганный. – Ну вот ты и ответил на свой вопрос. – Подожди, ты о чём воо… – Когда ты вступился за меня, тогда во дворе. Когда в твоих глазах была полная апатия по отношению к жизни. Когда ты смеялся, как безумец. Именно тогда я поняла, как тебе тяжело. Безусловно, ты поступил как герой, но отчаявшийся герой. Который хотел, чтоб его в той драке убили. – И? – И когда ты пошёл громить застройщиков, забрав папин костюм - Стоп, так ты не… – Не спала. Послушай, Вить, ты очень хороший, в тебе есть добро, но ты прячешь его от других. Скрываешь за маской. Я не знаю, что ты делал и как ты оказался рядом с храмом, но я знаю, что то, чем ты там занимался, было направлено на благую цель. А ведь не так давно я чуть было не убил тебя. – И я знаю, что тебе тяжело одному. Родители уехали, друзей у тебя, кроме Дениса, нет, да и где он? В последние дни тоже исчез, – продолжала Катя. Ага, гниёт в сарае с разбитым лицом. – Ты был потухшим угольком, которому я хотела помочь. Если не разжечь, то хотя бы попытаться вернуть твоё пламя внутри. Я поцеловал её. – Спасибо, – прошептал я. И пошёл на улицу. Когда я был уже у выхода, Катя остановила меня. – Зай, не знаю, что ты опять задумал, но я верю в тебя. Я закрыл за собой дверь. Катенька очень сильно беспокоится обо мне, и я многим ей обязан. Без неё всё было бы гораздо хуже. Но люблю ли я её? Нет. Меж тем я стремительно шагал в сторону сгоревшего храма. На улице уже царила ночь, и лишь гул машин сопровождал моё путешествие. А шёл я за своим рюкзаком с маской и костюмом. Это важная улика, там есть мои отпечатки, поэтому я надеюсь, что его ещё никто не нашёл. Бля. Бля. Бля. Где Денис? Нет Дениса. Где я? В сарае, где нет Дениса. Зачем я сюда пришёл? Я пришёл допросить Дениса, который должен был быть в сарае, в котором нет Дениса. Какого чёрта? Ранец мне удалось забрать. Полиция даже не заметила меня, ибо толклась внутри храма. Так как всё прошло настолько гладко, моё эго решило-таки навестить старого друга в сарае, но… ЕГО ЗДЕСЬ НЕТ! Хорошо, допустим, ему удалось сбежать. В полицию он не побежит, ведь сам преступник. Значит он дома. Позвоню его родителям. – Ало, тёть Ир, а Денис дома? – Ой, Вить, а мы ещё на даче, позвони ему. – судя по шуму они активно праздновали. – Да он не отвечает на звонок. – Ну не знаем, Вить, прости. Хорошо, поеду в гости к старому другу. Его нет дома. Где он может быть? Ума не приложу. Впрочем, тайна моей личности остаётся тайной, так что мне ничего не грозит. Единственная проблема – как бы он не предупредил поставщика и тот не сбежал от меня. Пока план моих действий таков: я залягу на дно, через две недели у меня экзамены, сдам их, подготовлюсь к выпускному и отдохну от геройской рутины. ГЛАВА 18. Жизнь текла крайне медленно. Утром на учёбе. В обед в бассейне. Вечером с Катей. Они впилась в мою жизнь мёртвой хваткой, так, что я уже забыл о Рите окончательно. Я всегда рад Кате и её нежности, но люблю ли я её? Нет. Подготовка к первому экзамену идёт вовсю. Я уже перечитал гору книг и такая же гора ещё впереди. Меж тем я чудом успеваю отдыхать. Вот, к примеру, вчера я ездил с Катей в кино. Единственное, что я запомнил, это то, как мы сидели на сеансе. Весь фильм я держал Катю за руку, наши пальцы были сплетены в один Гордиев узел. Я чувствовал тепло её рук, каждую линию на её руке. Это незабываемое ощущение. И почему я раньше так не делал с девушками? Кстати, фильм был отвратительный. Я научился готовить пиццу. Это мне чем-то помогло? Нет. Зато я смог отвлечься от учёбы. К слову, вчера домой вернулись родители Дениса и начали названивать мне. Оказывается, его дома давно уже нет. Это странно. Сейчас везде висят листовки, мои друга ищут по всему городу. Сегодня я расстался с Катей. Она мешала моей подготовке, поэтому я пожертвовал нашей любовью. Она плакала, мне было всё равно. Я слишком погружен в учёбу. Ненавижу пунктуацию. И вновь я что-то читаю. Уже забыл, когда отдыхал. От Кати ни единого звонка, а ведь раньше она всегда была рядом. Может зря я погорячился? А Bob Marley крутой мужик. Уже неделю без Кати. Как-то непривычно стирать свои вещи. Дениса до сих пор не нашли. Послезавтра экзамен, а это повод прогуляться и развеяться. Блять, это невыносимо. Мне крайне трудно это сейчас писать, возможно, виновата дрожь в руках и головокружение. Я просто не могу поверить, во что я превратился, в кого я превратился. Внутри тянущая боль, я не могу её перебороть, я не в силах. Мне не плохо: мне ***во, и я не знаю, куда сублимировать эту жуткую и тягостную боль. Желание свернутся в калач, раздавить себя своими же руками. Уничтожить. Разрушить. Деструктурировать. Она флиртовала с ним и я… я просто был наблюдателем. Сторонним зрителем. Никем. Ничтожеством. Она обнимала его сильнее и дольше, чем меня. Она смотрела ему в глаза так любяще, моего же взгляда она избегала. А я стоял как истукан, я ничего не мог с собой поделать. Шутил как идиот и пытался заглушить жгучую пустоту внутри. У меня пересохло во рту, руки стали колотится. Я отошёл от них. Они даже не заметили, мне было слишком ***во, чтобы продолжать находится в их обществе. Слишком отвратительно. Слишком… Но и уйти я не мог. Ведь уйти – значит остаться наедине со своими мыслями. А это ещё хуже. Мои мысли сожрут меня живьём, что они и делают уже сейчас. Вернёмся к голубкам. Я начал нелепо подшучивать над Катей, дабы разозлить её, отомстить, не знаю. В итоге я в шутку удалил её номер, она мой тоже. Тогда я не придал этому значения. Мне хотелось скорее забыть её. Забыть всё это. Умереть. Бля, бля, бля. Теперь я сижу в пустой комнате. Жуткое пекло раздражает. Гниющая нога не даёт уснуть. И телефон… впервые он молчит. Мне слишком страшно, мне слишком больно. Я не узнаю себя, нет, это не я. Это кто-то другой сейчас пишет текст. Какой-то сопливый слабак, который не способен потушить свои чувства. Ничтожество. Неудачник. Тряпка. Я растерян. Ума не приложу, чем мне заняться. Из рук всё валится. Ничего в голову не лезет. Мысли только о ней, о её улыбке. Спать не могу. Есть не хочу. Чтение не помогает. Ничего, боги, что я плохого сделал? Так, приди в себя тряпка. Успокойся и начни рассуждать здраво. Я… я ударю себя. Сильно. По лицу. Ударил я больно. Ощущение, будто лицо смялось с одного боку. Но этого мало. Я по-прежнему не могу прийти в себя. Может чай? Чай мне поможет! Горячий чай успокоит мои мысли. Крепкий горячий чай. Она не пишет и не звонит. Ей, вероятно, хорошо. Это я, блять, замкнутый в себе асоциальный подонок. А ей хорошо, ей, сука, охуенно. Ладно, нужно спуститься за чаем. Я сейчас вернусь. Блять, нахуя я это пишу сюда? Я не знаю, я потерян. Меня тянет блевать от своего отражения. Я урод. Тупой, тощий, сопливый урод. Чай не помогает. Боже, блять, у меня через пару дней ещё экзамен. Отлично. Я завалю всё к хуям и повешусь. А ведь она даже не подозревает о том, как мне хуёво. Ебучие птицы. Ебучее солнце. Ебучая музыка с улицы. Детский смех. Ненавижу. Еда – наше всё. Я всегда презирал телевидение, но сейчас оно мне несказанно помогает. Еда и телевизор забивают мозг. Ты полностью отключаешься от мыслей и настраиваешься на поглощение ненужной информации и лишней пищи. И да, так чертовски легче. Ненадолго, честно говоря. Минут через сорок меня опять накрывает волна тщетных мыслей. Но сейчас меня клонит в сон. Попробую отключиться, когда проснусь, надо будет ехать на занятия. Надеюсь, переживу всё это. Мне она снилась. Тепло её рук. Что со мной происходит? Я впервые такое испытываю, и мне это ничуть не нравится. МНЕ ЭТО ****ЕЦ КАК НЕ НРАВИТСЯ. Бля. Бля. Бля. Мне очень холодно и одиноко. Я заперся один в пустом доме. Тишина, моя любимая тишина сейчас убивает меня. Рядом бутылка с домашним вином. На вкус отвратительно, но греет изнутри. Мне сейчас так нужно тепло. Уже второй час пытаюсь заплакать. Жуткая жажда зарыдать, но я не могу и слезинки выпустить, я разучился плакать, какого ***? Коньяк куда приятней вина, во всяком случае, не кислый. Пью, даже не морщась. Я никогда не пил, но теперь пью. У меня уже завтра экзамен и я не могу настроиться, зато я пьян. Что мне делать? Как заглушить боль? Как убить в себе романтика? В моих трясущихся руках телефон и я звоню Рите… – Мне чертовски ***во, прошу, если тебе ещё не похуй на меня, приди на наше место к рассвету, я буду там. – Ви… Я сбросил. Накинул на голое тело плащ, взял бутылку коньяка и ринулся в сторону леса, на поляну, где мы последний раз говорили с Ритой. Где я попрощался с ней. Чую, будет гроза… Рассвет был серым. Всё небо затянули облака. Начинался ливень. Я стоял посреди поля под дождём, мой плащ развивался по ветру, оголяя моё тощее тело. Утренняя прохлада пробирала моё нутро – это тяжело описать, но такое чувство, будто я вылез из горячей бани и залез в холодильник. Она пришла. Я увидел её тоненький силуэт на холме. Как обычно в платьишке. Она стояла под деревом с бирюзовым зонтиком и смотрела на меня. Я не хотел, не мог идти к ней. Силы меня покинули, и тогда она подошла сама. Дождь уже перерос в сильный ливень и, когда она была рядом, я слышал, как капли дождя, подобно песне пулемёта, бились о её зонт. – Что случилось? – спросила она с таким взглядом, будто пред ней не я, а мой труп. Я не мог ничего ответить. Воспоминания о Кате нахлынули на меня с новой силой. Я выхватил из её рук зонт и выбросил его, из-за чего теперь мы вдвоём оказались под дождём. Мне не пришло в голову ничего, кроме того, как обнять её. Её нежное тело пропитало меня своим теплом. Я положил свою голову ей на плечо и сдавил как можно крепче. – Вить, прошу, не молчи. Я рассказал ей всё о нас с Катей. Как она зажималась с другим на моих глазах – Ты всегда будешь видеть то, как она к тебе иначе относится, но тебе это будет лишь казаться. Даже если все будет так же, ты будешь видеть все в ином свете. Нужно менять в себе это. Если ты с ней чаще наедине, тебе легче? – она шептала мне на ухо – Да. Раньше мне было легче одному, сейчас невыносимо… – прошептал я. – Есть возможность чаще видеться? – Я не хочу, это усугубит всё. – Решил снова закрыться в себе? Я промолчал и прижал её к себе ещё сильней. Дождь лил с такой силой, что на моём плаще не осталось сухого места. Она привела меня домой, удивительно, но я отчётливо помню, что с трудом стоял на ногах. Пожалуй, это единственное, что я помню. Проснулся я с жуткой головной болью, но дома был не один. Рядом сидела Рита и держала меня за руку. – Тебе лучше? – проронила она. Я было потянулся поцеловать её, но она схватила меня за кисть и сказала: – Послушай, у меня есть парень, и я люблю его, я понимаю как тебе тяжело, но здесь я могу помочь только советом. Я накинул на себя рубашку и ушёл в ванную комнату. Я торопился на экзамен. А потом весь оставшийся день я провёл дома. Глава 19. Меня разбудил звонок. – Виктор Манилов? – Какого *** тебе… кхм-кхм… кто это? – сонный я ещё не разбирал, что говорил. – Это Артур, из участка, когда ты последний раз виделся с Катей? – Недели полторы назад, а что? – Вчера её нашли в ванной с перерезанными венами. Я сбросил трубку. Бля, бля, бля, что? Что могло на неё так повлиять? Я не верю, что она сама покончила с собой, это дело чьих-то рук. Её убили, точно убили. Мои руки колотились, а сон и вовсе пропал. Кто её убил? Кто? Раздался звонок – Виктор? – это был голос Артура – Э… Да, да это я, прости, что сбро… – он неожиданно перебил меня – Послушай, об этом знаем только мы. В участке ещё никто не осведомлен, – его голос твёрд и полон уверенности, – нам необходимо встретиться по следующему адресу… Запотевшее окно такси скрывало за собой целый мир. Чешуйчатый асфальт, измучившийся от жажды, впитывал в себя всю влагу ночи. Трудно сказать, что я испытываю в данный момент. Я даже не хочу думать о том, что со мной будет. Возможно, меня посадят, или убьют, или отпустят, не важно. Из жизни ушёл близкий мне человек. Я понимаю, я был зол и… очень. Очень груб по отношению к Кате, но иначе я не мог. Ведь Любовь – это полудохлая собака, сколько не выкармливай её, она не станет такой, какой была когда-то и в итоге умрёт. Артур ждал меня у дома Кати. На нём была кожаная куртка цвета кирпича. Переливаясь бликами от фонарей и капель дождя, она походила на кожу древнего индейца, во всяком случае, я её так представлял. На мне был бежевый плащ, он отталкивал воду и защищал шею, в нем я походил на персонажа какого-то культового фильма, но вспоминать это дерьмо у меня нет желания. Хоть я и пытаюсь всячески отвлечься от Кати, всё тщетно. Мы пожали друг другу руки и молча вошли в дом. Сжатые кулаки в карманах колотились, подобно струнам гитары. Артур провёл меня до ванны. Там, в вишневом соку, нежилась моя любимая. Я так и не смог взглянуть ей в лицо. Но её кожа… её нежная девичья кожа побледнела, и я чувствовал её холод. – Это адресовано тебе, – офицер протянул мне письмо, точнее, записку, в которой явно прослеживался педантичный почерк Кати. Письмо от Кати "Вась… Вить, мне надоело играть в эту игру. Знаешь, это будет звучать очень глупо, но своей попыткой убийства – ты спас меня. Да, прости, что лгала тебе и вообще всем, но у меня не было амнезии, такое только в кино бывает. Тогда я была в жутком состоянии, не хотела жить, мечтала поскорее сдохнуть и всё обдумывала план самоубийства, а потом появился ты. Перебил моих псевдо-друзей, и чуть было не убил меня, но я не виню тебя, нет. Я благодарна тебе, ведь убив их, ты спас меня. Мне было всё известно о твоих геройских похождениях и я прикрывала тебя, ****утый ты психопат… Теперь тебя нет, теперь и меня нет. Ты посчитаешь это глупостью, но я верю в судьбу и судьбой мне суждено умереть от собственных рук. Ты в этом не виноват. И да, уничтожьте эту записку. Артур тебе поможет, он очень хороший и добрый. Я люблю тебя, Вась. Я люблю тебя, Виктор". – Она написала второе письмо, где ни слова о тебе. Там причина смерти – одиночество, а не ты. Грязный подонок. Мои руки тряслись, и всего меня охватила злоба. Мной манипулировали, вертели вокруг пальца, а я, дурак, думал, что я здесь главный. ****еж. ****еж. Всё это, блять, нелепый ****ёж. – Перед смертью она позвонила и всё рассказала, попросила уничтожить это письмо и подложить другое. – Ты сдашь меня своим? – Отнюдь, пускай ты стал выше закона, но ты нам помог. Я уважаю твой поступок и… хочу помочь. Ты уедешь из этого города. Завтра же. Прямым рейсом. Куда-нибудь. Сейчас поезжай домой, я вызываю сюда наряд. Отоспись. Завтра с тобой всё обсудим. – А записка? – Я её уничтожу. Всю оставшуюся ночь я не спал. Глава 20. В Америке школьникам после сдачи экзаменов принято давать «gap year». В переводе «год перерыва». Этот год даётся школьникам для отдыха после выпуска и подготовки к поступлению. Всего лишь год, чтобы найти своё место в этом мире. Все экзамены мне сдать не удастся. Я собрал чемодан и купил прямой рейс в небольшой городок у моря. Поселюсь в отеле, пока не найду там работу. Думаю, в сферу обслуживания меня возьмут. Потом буду снимать квартиру. Проживу. Раздался звонок. - Ало, Виктор? - Да, я собрал чемоданы и купил билеты. - Зря. Скажи куда собрался – я пробью тебе билеты. По твоему имени тебя могут выследить. Я всё подробно изложил Артуру, и он уже выехал за мной. Обещал быть в ближайший час. В дверь постучали. Хм, прошло десять минут с нашего разговора, неужели он так быстро? Я открыл дверь и передо мной стояло четверо мужчин. По центру находился мужчина в синем костюме… Двое по бокам были в кожаных куртках, все в черном. Четвертым был Денис. Его лицо было побито, но я его узнал. Он молчал и смотрел в пол. - Виктор Манилов? – спросил тот что в синем. Впрочем, по его интонации было понятно, что вопрос скорее риторический. Всё было понятно. Роли прекрасно отрепетированы. Каждый понимал, что сейчас произойдёт. - Хех, вчетвером заявились? Не могли сразу армию собрать? – я говорил сухо, но уверенно. - А ты та ещё заноза в заднице. Молоко на губах ещё не высохло, а руки уже в крови. - Стрелять будете? -Обижаешь, мы специально для тебя молотки купили. -Давайте не на улице. - Работаем – прохрипел синий и двое его подсосков вошли в дом, обхватив меня. -Ведите на кухню, там и покончим – бросил я. Меня поражало моё спокойствие. То ли храбрость, то ли безумство, не так ли? Всё вместе. В разговор вклинился Денис: - Прости. Я улыбнулся ему и подмигнув сказал: - Бывает. Меня завели на кухню и поставили на колени. Все четверо встали передо мной. Синий всё также по центру. Из внутреннего кармана пиджака он достал молоток. Чистый, новенький молоток. - А я ваших старым и грязным крошил. – В моей голове начал вырисовываться план. - Я мог бы тебе простить убийство тех джанки, в гараже. Это было смело и заслуживает уважения – Он наклонился к моему уху и прошептал - Но Мухаморова ты зря тронул, сопляк. Всё шло так, как я и хотел. Трудно объяснить, но когда ты сам психически не здоров, ты отличаешь таких же психов буквально по взгляду. В синем я сразу увидел себе подобного. Он тоже был ебнутый психопат, а значит он как и я может вспылить, если давить на болевые точки. Судя по всему священник и есть та самая точка. - Попа жалеешь? Я так и знал, что вы все педики. - Да, ёбни уже его, босс – пробубнил один из верзил. - Послушай сюда, сучёныш, Ваня был моим другом. Мы с ним с детства дружили. - А говорят любовь живёт три года. Хех, врут. – я засмеялся. - Поганая мразь, он был мне как брат! – Синий вскипел. Это было то, что мне нужно. Я рассчитывал протянуть время до приезда Артура. - Знаешь, что самое классное в его смерти? Когда его кадык хрустел от моих ударов, мой член встал и я испытал настоящий, мать его оргазм. Твой парень действительно был лучше баб, я не удивлён, что ты стал педиком. - Ублюдок! Возьми молоток, я его голым рукам порву – Синий отдал молоток одному из своих. - Иди к папочке, педик! – я заулыбался во весь рот. Так, как никогда не улыбался. С правой в челюсть. Как банально. Но, сука, как больно. От удара я пошатнулся, но не упал. Я вполне мог отдавать отчёт происходящему, пока его колено не влетело мне в нос. Оказавшись на полу я уже почти ничего не чувствовал. Тычки по голове и головокружение. Я сглатывал кровь, густую и горькую. На секунду удары прекратились. Горячая кровь и холодный кафель образуют прекрасный спектакль, полный чувств и эмоций. Они виртуозно дополняют друг друга. Работа в паре – вот залог их успеха. Сначала кипяток свежей красной жидкости намочил моё тело, а потом холод начал проникать сначала в кожу, затем, пробиваясь через куски мяса, он вгрызался в кости и буквально выламывал их. - Поднимите его! – тяжело дыша прорычал Синий. Меня взяли под руки и снова поставили на колени. Лицо заплыло, и я мог видеть только через узкую щель и только левым глазом. Зазвонил телефон. Я не видел кто это, но уверен, что это был Артур. - Ладно, хватит с него. Давай молоток, пора заканчивать. Бля. Бля. Бля. Бежать я не мог. Меня держали. Телефон всё ещё звенел. Я смотрел как замахивается Синий. - Вить, что… что тут происходит? Такой ласковый, тоненький голосок. Рита. Я не видел её, но в глазах обидчиков я отчетливо разбирал стройную фигуру моей Риты. Видимо звонила она. Видимо решила проведать. Прости, Рит, прости… Правый осторожно сунул руку в карман куртки. Там были пистолет. Эти суки боялись меня, ха-ха-ха, мрази в серьёз готовились к бойне. - Стой на месте, сука, и никто не пострадает – выдал Синий. Но его дружок уже достал пистолет и наставил на Риту. Мама всегда мне всегда говорила не бить первым. Пистолет упал на пол. Правый захрипел, а из его шеи муравьиным строем потекла кровь. Чуть повыше кадыка виднелась рукоять ножа, а ещё чуть выше рука Дениса. - Беги – взвизгнул Ден. Он мой друг. Мой. Друг. Синий кинулся на него. А левый успел выстрелить в Риту. Попал он или нет, я не знаю, но единственное желание, которое я в этот момент испытывал – желание разодрать их всех на кусочки. Я рывком свалил левого верзилу и зубами вцепился ему в горло. Если вы думаете, что кожу прокусить очень легко, то вы ошибаетесь. Мои зубы ломило от боли, а струйки сладкой крови всё прятались внутри. Я вертел головой туда-сюда, стараясь прогрызть его шею и чем резче я дергался, тем сильнее ломило зубы. Сбоку доносилась ругань Синего и краем, единственного видящего глаза, я заметил молоток. Жуткая боль расползлась по моему черепу, но я таки почувствовал кровь. Когда зубы прорезали кожу, всё стало проще. Я смог оттянуть её и в итоге вырвать с мясом. В глазах верзилы читался страх, не перед смертью, а передо мной. Я выплюнул плотный кусок мяса, содранный с шеи обидчика, и посмотрел на синего. Тот душил Дена. И лицо последнего было в тон костюму его убийцы. Первым, до чего я смог дотянуться, был молоток. Рука ещё помнила его ручку, и я встал во весь рост. Синий заметил меня и мы встали друг на против друга. - Ты не человек, животное! – просипел мужчина в костюме. - Если я животное, то очень злое и очень голодное. - Давай поговорим! Я размахнулся и ударил молотком синего в скулу. Кость выломалась и, порвав его щеку, пустила струйку крови. Он упал на колени. Теперь мы поменялись местами. Я снова ударил, в этот раз по носу. Раздался хруст и то, чем раньше он мог дышат, превратилось в сдутый шарик, который неестественно болтался на окровавленном лице. Удар слева, в область виска. Синий пошатнулся и его правый глаз вылез из века так, что синий уже не мог ни моргнуть, ни закрыть глаз. Он не визжал, не молил о помощи. Он молча принимал смертельные удары. Не будь он таким подонком, яб восхитился им. Закончил я двадцать минут спустя, хотя ощущение было, будто я бил его целый день. От его головы ничего не осталось. Череп был стёрт в крошки, глаза походили на изюм, а мозг смешался с кусочками костей. Дрожащая рука отпустила рукоять молотка, и он громко упал. Моя кухня походила на скотобойню. Всё в крови. Кучи трупов. И только сейчас я заметил Риту. Он тихо сидела в углу. Если бы не бордовое пятно на её платье. Яб подумал, что она живая. Прощай, Рита, прости, что так получилось. Тишину прервал звонок, доносящийся из телефона Синего. Звонил… Артур. Хех, дурак, как ты мог довериться ему? Всё складывалось слишком идеально. Слишком не по-настоящему. Я ответил. - Алло, это Артур. Ну что у вас там? - Привет Артур, всё хорошо – ртом полным крови пробулькал я. - Виктор?.. Они… они мертвы? Я сбросил. Голова кружилась и пульсировала. В глазах темнело. Я накинул плащ и с трудом умыл лицо и руки. Кровь, надо сказать, буквально впитывается в кожу и отмыть её очень трудно. Я плотно полил кухню отцовским алкоголем и поджог. В этот дом я больше не вернусь, в этом я был уверен. Я был уверен во всём, кроме одного: доживу ли я до вечера? Глава 21. Ветер игрался с колосками, как влюбленный мужчина играется пятернёй в волосах его женщины. Отдалённо слышался гул машин. Я сидел под дубом на холме, внизу было зелёное поле, а вверху такое синее небо. Головная боль была невыносимой. Я допивал отцовский портвейн и уже с трудом мог соображать. Мне кажется я умираю. Из-за меня погибла Катя. Девушка, которая до безумия любила меня. Она мертва. Её больше нет. Из-за меня погиб Денис. Мой лучший друг, человек, который знал меня с детства мёртв. Его больше нет. Из-за меня погибла Рита. Девушку, которую я любил. Единственный человек, которого я действительно любил – мёртв. Все мертвы, все кто был мне дорог. На моих руках ещё видно небольшие кровавые пятна. Это не кровь тех падонков, это кровь моих друзей. Моя кровь. Все мои мечты, взгляды, убеждения, всё разрушено. От меня не осталось ничего. Меня нет. Я не мыслю. Я не существую. Ничего не существует. Деструкция личности… ха-ха-ха-ха. Из моего рта со свистом вышел воздух, это я пытался засмеяться. Бля. Бля. Бля. Мне кажется я умер. Р А З Р У Ш И Т Ь Возможно моя личность была не правильной. Я не был собой и это мешало мне жить? Не знаю. Но теперь Виктора Манилова нет. Так кто я теперь? Давай я буду Васей… в память о Кате. Я ещё долго так сидел. Горизонт проглотил солнце. А звёзды уже флиртуя подмигивали мне. Я решил начать всё заново. Всю жизнь. С чистого листа. Построить на обломках старого что-то новое. Нового себя. И знаете что? Мне кажется я хочу блюдо из печени.