Crossfire

Смешно даже отчасти не чувствовать себя человеком. Не поступки красят, но кровь, текущая вязкой субстанцией по венам. Он точно знает: справедливости нет. В его силах праздновать в аду собственные страдания. Тело привыкло, оно даже не ноет. Так хочется взять и сделать шаг вперед, прямо на острое лезвие, плотно прилегающее к его груди. Хочется сказать: присмотрись. В этих глазах нет ни страха, ни сожалений. В аду давно для него уготовано место для сна. Хочется сказать: присмотрись. Нельзя верить такому человеку. Но Себастьян улыбается и располагает к себе намеренно — он же не человек, и даже не нефилим. Он говорит: Алек, всё в порядке. И приподнимает руки. Лайтвуд медлит, но убирает нож. Он становится частью чего-то большего, чем просто команда. Вливается в мир тех, кто сражается со злом. И это даже отчасти не смешно, это безумно весело. Его усмешка отражает чужую боль. Александр сомневается, Александр ему не верит, но разве в силах справиться с тем, кто лжёт даже самому себе? В аду, возможно, куда больше мест для его грехов, чем он знает сам. Верлак думает: это нормально быть везде чужим. И собирается на охоту с тем, кто не верит ему до последнего. Алек сложная натура, но поддаётся на эмоции легко. Себастьян улыбается, шутит и спасает ему жизнь, а после думает — мог бы этого не делать, слезливо попросить прощение и взять на себя вину перед всем Сумеречным Миром, и продолжить избавляться от нефилимов по отдельности. Его так от них тошнит. Такие правильные и необходимые. И он среди них явно лишний. Лайтвуд благодарит его за помощь перед всей командой. Клэри кажется счастливее всех. Джейс вылавливает его после, и тихо, но искренне благодарит. — Если бы с Алеком что-то случилось, — делится он, — я бы этого не пережил, — и Верлак готов закатить глаза. Он думает: не переживай, я бы забрал Алека в ад, но вслух отмахивается. — Всё в порядке, любой поступил бы также, — и уходит к себе, где под покровом ночи в мясо раздирает собственную кожу на груди. Он захлёбывается в крови, но к утру просыпается живым. Это смешно: даже отчасти не быть человеком. Валентин был бы им доволен. Он хотел видеть его сильным и бесстрашным, он воспитывал монстра от всей души, видимо, таким образом полностью её растеряв. Себастьян улыбается собственному отражению. Его взгляд пуст, и он находит в себе тысячу лиц, изображающих неподдельное счастье. Он вспоминает лицо Алека после их совместного рейда и смеётся вслух. Насколько нужно быть наивным, чтобы поверить ему? Хочется сказать: присмотрись. Никто не делает добро из благих побуждений. Вымощенная в ад дорога пугает всех. — Алек? — Верлак замечает нефилима за своей спиной и оборачивается, так естественно встречая его с добротой, будто рад его видеть. Но он не рад, едва ли он может вообще испытывать это чувство. Валентин всегда говорил, что в человеческих эмоциях одна слабость, а он научился извлекать из этого собственную выгоду. Изысканный способ манипуляции. Ну же, присмотрись: человек не может быть таким человечным. Алек улыбается ему и предлагает ещё один совместный рейд. — Хочу поблагодарить тебя, — поясняет он, и кто Верлак такой, чтобы отказать лидеру Института? Возможно, в этот раз кто-то из них всё-таки умрёт и попадёт к нему домой. — О чём задумался? — Лайтвуд пытается заглянуть в его глаза. Себастьян пожимает плечами. Какую ложь можно ответить на этот раз? Абстрактность друг любых диалогов, так? — О всяком. Вспоминал детство, юношество, свою жизнь. — Это хорошие воспоминания? Верлак видит электрический стул, к которому привязывал его отец. Его руки невольно начинают подрагивать. Но вслух он произносит: — Да. Он видит десятилетия в адском пекле, видит пытки высших демонов, и добавляет: — Лучшие из лучших. Страшно, но Александр ему верит. Они сражаются весь вечер плечом к плечу. И охотник не сомневается в нём, подставляя спину для идеального удара клинком. — Ты хороший воин, — сообщает Лайтвуд, заставляя Себастьяна улыбнуться. — Ты тоже неплох, — отвечает он, и диалог приходит к логическому завершению. Полные адреналина, они целуются у какого-то заброшенного здания слишком мокро, долго и грязно. Себастьян чувствует, как пачкает Алека собственной гнилью, как разбавляет его кровь вязкой субстанцией. Он уверен: Лайтвуду бы понравилось в аду, там гораздо больше места, чем во всём Нижнем мире. Джейс вылавливает его на следующий день в коридоре и просит: — Присматривай за Алеком, когда меня нет поблизости. Верлак думает: не волнуйся, я заберу Алека в ад, но вслух уверяет, что сделает всё возможное, и, кажется, впервые не лжёт. — Я у тебя в долгу, — улыбается Вэйланд. — Сочтёмся, — уверяет он, и взглядом ловит в толпе знакомый силуэт.