Chacun est entraine par sa passion

      Запах дорогого алкоголя с впечатляющим количеством градусов. Шершавые тонкие губы в мелкую трещину. И исступленно колотящееся в груди сердце. Он сокращает расстояние между ними не спеша и играючи, а она все отчетливее осознает, что отступать больше некуда. Сведенные вместе лопатки упираются в холодную раму картины. Оголенная шея чувствует неровности масляных красок, хаотично разбросанных по холсту, а глаза отчаянно ищут хоть какой-нибудь выход, кроме широкого окна справа. Она не настолько надломлена.       Между ними два шага, двадцать два сердечных удара и стойкое девичье достоинство. Между ними целая пропасть из всего, что только можно вообразить, недосказанное напряжение в воздухе и глупые отношения, не вписывающиеся даже в пределы черного юмора. Между ними смесь кислорода с азотом, разбавленных концентрацией водяного пара, и короткое имя Дафни, внезапным воспоминанием врезающееся в сознание сразу обоих.       — Вы с ней похожи.       — Алекс говорила, что маршрут их поездки слегка изменили, и они вернутся не через пять часов, а через два. Тебе разве не нужно спешить?       Неправильное сравнение режет слух и заставляет морщиться, покрываясь глупыми красными пятнами. Манон кажется, что еще никто так отвратительно не складывал слова в предложения, а Шарль лишь как-то странно улыбается ей в ответ. Не поднимает краешки губ в усмешке, не смеется одними глазами, а вызывающе обнажает зубы и слегка запрокидывает голову назад. Беззвучные движения плечами, полностью рассредоточенное внимание, два шага, двадцать два удара сердца, и она упирается носом куда-то в область его солнечного сплетения. Слишком близкая близость. Слишком тесный контакт.       — Я смущаю тебя? Возбуждаю? Свожу с ума?       Расплывчатые порфирные пятна, проступающие на белоснежной коже, становятся отчетливее и выразительнее. Шарль не ходит — Шарль стремительно летит вниз с тонких граней их шатких не отношений и даже не старается ни за что зацепиться. Решительно обрывает все веревки и тянется рукой к темному атласу длинных волос, не замечая, как она запинается.       В мыслях. В ответе. В происходящем.       Что-то тянет прямо на дно и не дает шанса всплыть. Что-то тупейшей болью отдает ей в виски, когда его рука касается ее волос, и девушка с опозданием понимает, что он их не гладит и даже не пропускает сквозь пальцы. Он тянет их вниз, лихорадочным взглядом наблюдая за изменениями ее лица, и буквально чувствует, как она утопает. Навсегда и с концами. Потому что вторая рука скользит по тонкой шее, крепко сжимая ее, перекрывает доступ кислородным крикам и пронзает не одной электрической вспышкой.       Взрыв не случается. Только быстрый болезненный и летальный исход, о котором можно всего лишь догадываться по ее подкашивающимся коленкам и дрожащим острым локтям. У него в руках не Манон. У него в руках мертвое тело и совершенно безвольная частица души, повторяющая, как заведенная. Ты мне не нравишься. Ты мне не нравишься. Ты мне не нравишься…       — …но ты меня хочешь.       — Нет. Никогда. И ни при каких условиях.       Она напрягается. Сжимает каждую частичку тела, словно это что-то может изменить, и думает только о том, как бы начать контролировать свой язык, пока тот не продолжил молоть всякие глупости. Подобное больше не требуется. Шарль сильнее нажимает грубыми пучками пальцев на горло и заставляет тут же приоткрыть рот. Достаточно широко, чтобы проникнуть в него своим языком и попробовать достать до гортани.       У него получается.       Она задыхается и погружается в вакуум.       Никакого шума. Сплошная прострация и его руки, то отталкивающие ее тело, то прижимающие ближе к себе.       Обратный отсчет начинается.       Через два часа он прекратит играть в кошки-мышки и возьмет ее всю без остатка. До последнего рваного вдоха и кровавых отметин на теле обоих. Как ни крути, Манон слишком упряма. Как ни крути, она не дается просто так. Она осознанно кричит и неправдоподобно вырывается, скрывая за угловатыми движениями свой собственный страх. Он слишком взвинчен. Он слишком возбужден. Он слишком дик и, кажется, упивается каждой ее реакцией.       Через два часа он получит все, что хотел, и доведет ее до обморочного полоумия, каждый раз распаляя до предела и не позволяя достичь оргазма. Кисти крепких рук полностью контролируют движения ее коленей. Кисти крепких рук не разрешают им ни свестись, ни напрячься. Он должен видеть ее разочарование. Он должен издевательски напомнить ей, что она его не хотела.       Через два часа он развязно оденется и уйдет, потому что нужно встретить проклятую Дафну, прикупив по дороге самый огромный букет и что-нибудь из пушистой коллекции пылесборников. Вовсе не знак сожаления — обычные поощрения, в который он давно не вкладывает никакого возможного смысла.       Через два часа он окажется прав, а они действительно станут похожи. Девочки с расшатанными моральными принципами и претензией в глазах на страдание. Девочки, делящие кровать с Мюнье по его собственным недожеланиям.       Через два часа она не сможет сказать, что он ей не нравится. Только прорычит в подушки, что ненавидит его до истомной дрожи внизу живота и неестественно выгнутого в дисках позвоночника. Первый, второй, десятый. Манон не чувствует в теле ни единой сопротивляющейся кости. Манон не чувствует ни единого пальца руки, скользящего под одеяло в попытках все же достигнуть развязки. Манон чувствует лишь то, как у нее ничего не получается, а дыхание вновь сбивается.       Через два часа от нее ничего не останется. Только испитое тело на шелковых простынях с по-прежнему расползающимся по нему румянцем. Едва заметные щеки на фоне острых скул. Выпирающие клином ключицы. Грудь и все те другие места, которых он хотя бы раз касался.       Через два часа она поймет, что совсем не горит, а просто сгорает, переживая пламя побочных эффектов, которые бывают у многих лекарств и косметики, но никак не у людей. Из-за них-то к Шарлю никак не привыкнешь.       Через два часа она устроит погром не в своем доме и разобьет тяжелое зеркало на сотни смертельных осколков, не в силах смотреть на себя. Потому что Манон ненавидит чертов румянец. Тем более если его оставляет ей он.       Через два часа…