***
04:15 АМ
Доён-хён: С каких это пор Вон Юкхэй - твой друг?!Часть 7
19 июня 2018 г. в 00:49
Чону приходит в себя от резкого запаха, ударившего по обонятельным рецепторам. Очень сильно болит голова. Наверное, его слишком сильно приложили ею об стену. Перёд глазами все расплывается, будто он смотрит сквозь толщу воды. Он едва различает две фигуры, склонившиеся над ним: одна высокая, крепкая, а другая маленькая и худенькая.
— Хён, ты слышишь меня? — до слуха доносится знакомый голос и Чону облегченно выдыхает.
Этот резкий запах — ватка с нашатырным спиртом, которым его пытались привести в чувства, этот низкий голос — голос Лукаса, а тот худенький мальчик — это скорее всего его младший брат.
— Хён?
Чону тянется рукой к лицу, чтобы протереть глаза и наконец разглядеть место, где он находится. Засохшая на щеке кровь неприятно тянет кожу, хочется её скорее убрать, смыть, чтобы избавиться от этого дискомфорта.
— Где я? — хрипло спрашивает старший и пытается подняться на локтях, но из-за боли, пронзившей голову, он стонет и падает обратно на подушки.
Лукас что-то говорит мальчишке, а тот кивает и убегает куда-то. Чону провожает его неясным взглядом и вновь закрывает глаза.
— Эй! Только не вырубайся снова, слышишь? Ты у меня дома.
Чону открывает глаза и снова пытается подняться. На этот раз Лукас ему помогает, придерживая спину. Под ребром все ещё ноет и Чону готов расплакаться, потому что лежать ему тяжело, сидеть тоже оказывается проблематично, а ещё Лукас смотрит на него так виновато и сочувствующе, что становится просто невыносимо. Неизвестно, что бы с ним сделали эти два урода, если бы Лукас не пришёл. Лукас, который бросался ядовитыми словами, спас его и принёс к себе домой. Старший чувствует страх, отвращение и благодарность. Несовместимые чувства, но так и есть.
— Спасибо, — шепчет Ким, потому что разговаривать в полный голос все ещё тяжело.
— Не благодари меня, — с сожалением говорит младший, — Я знал, что ты боишься темноты и все равно позвал поздно. Из-за меня ты пострадал, все твои неприятности в жизни начались из-за меня, одумайся, хён.
— Но ты же пришёл. Значит тебе не все равно на меня?
Лукас тяжело вздыхает. Возможно, в чем-то этот хён и прав. Будь это кто-то другой, Вон и на улицу бы не высунулся. Сказал бы что-то вроде «сам влез в эту хуйню, сам и разбирайся» и продолжил заниматься своими делами. Но бросить Чону в такой ситуации он не мог, от части он тоже виноват.
Мальчик, которого Юкхэй куда-то посылал, возвращается со стаканом воды в одной руке и с аптечкой в другой. Стакан он протягивает Киму, при этом по-доброму улыбаясь, а аптечку ставит рядом с кроватью.
«Очаровательный малый» — думает Чону, наблюдая за возней парнишки, который за все это время не проронил ни слова.
Вода сейчас оказывается очень кстати. Чону залпом осушает больше половины стакана, благодарит мальчика, и пока Юкхэй что-то ищет в аптечке, решает с ним заговорить.
— Как тебя зовут?
— Ренджун.
Чону отмечает, что по сравнению с Лукасом Ренджун совсем другой. Его черты лица более плавные и нежные, он стесняется разговаривать с незнакомцами и смущается, когда ему смотрят в глаза. Родные братья, а совсем разные. На вид ему было лет шестнадцать, Чону решил не уточнять, чтобы не стеснять парня ещё больше.
— Иди спать, мелкий. Поздно уже, — говорит младшему Лукас, рассматривая пузырек с какой-то жидкостью внутри.
Поздно?
— Сейчас же половина седьмого? — неуверенно спрашивает Ким, — Разве это поздно?
— Сейчас одиннадцать вечера, хён. Ты долго был без сознания, — Юкхэй откручивает крышку пузырька, пропитывая содержимым ватный диск, — Не дергайся.
Чону замирает, когда сосредоточенное лицо младшего приближается к его собственному, а нос улавливает специфический запах. Он на секунду теряется в глазах напротив, Лукас сейчас настолько близко, что можно почувствовать лёгкий аромат его парфюма вперемешку с запахом сигарет. Лукас мягко касается ватным диском пострадавшей щеки, стирая засохшую кровь. Чону морщится, шикает от боли и Лукас убирает ватку, даёт время, чтобы боль отступила, а потом снова протирает ссадину. Обработав все антисептиком, младший легонько щелкает Кима по носу. Слишком долго тот на него пялится.
— Вроде бы все.
Чону тянется пальцами к своей щеке, но Юкхэй её несильно отталкивает.
— Только не трогай руками.
Чону смущенно улыбается. Те участки кожи, где касался Юкхэй, больше не болят. Там разливается приятное тепло, а в груди просыпается щемящее чувство нежности. Как там говорят? Бабочки в животе? Наверное их Ким и чувствует.
— Ну… — видно, что вся его уверенность начинает теряться, — Тебе нужно отдохнуть.
— Да, наверно, — будто переняв состояние младшего, Ким становится неуверенным, — Но что мне делать? На улице же совсем стемнело.
— Ты думал, что я отпущу тебя в такой поздний час. Я совсем изверг по-твоему? — возмущается Вон.
Странное чувство… Неужели его задевает мнение Чону о его собственной персоне?
— Прости.
Младший глубоко вздыхает. Растерянный вид Чону и осознание, что Ренджун сейчас спит удерживают его от того, чтобы повышать голос.
— Тем более, в этом есть моя вина, — Лукас достаёт из кармана мобильник Чону и протягивает ему его, — Позвони брату, он волнуется.
«Спокойной ночи» — последнее, что слышит от младшего Чону, а после он поспешно удаляется, негромко скрипнув дверью.
Чону вертит в руках немного поцарапанный гаджет, который вероятно пострадал во время драки Лукаса с этими мужчинами. А так он был вполне рабочий, почти не пострадавший.
Внезапно в голове становится пусто от пришедших в голову мыслей. Ким роняет телефон на постель и резко встаёт, только потом пожалев об этом необдуманном действии: боль в боку растекается по всему телу и на какое-то мгновение темнеет в глазах. Парень хватается за дверной косяк, чтобы не упасть и переводит дыхание. Слишком яркая боль наводит на мысль о сломаном ребре, при таком-то ударе это было не исключено. Но сейчас, именно в этот момент его волнуют не свои повреждения.
Лукас стоял в прихожей перед зеркалом, задрав до подбородка толстовку, и рассматривал многочисленные ушибы на теле. Заметив отражение Чону в дверном проеме, он одернул вещь, скрещивая руки на груди.
— Лукас, — пораженно произносит Ким, — На тебе почти места живого нет.
— Все нормально, — говорит он, необорачиваясь. Смотреть в взволнованные глаза в зеркальном отражении немного легче, чем напрямую. Лукас ненавидит, когда за него кто-то волнуется. Особенно, когда этот «кто-то» — Ким Чону, который мало того, что никак его не разлюбит, так ещё и постепенно, медленно, но верно привязывает Лукаса к себе, заставляя его испытывать те чувства, которые раньше были ему незнакомы.
— Нет, не нормально, — сквозь плотно стиснутые зубы цедит старший, потому что не может себе позволить кричать так поздно.
А Лукас никогда не отличался железным терпением. Все знали, что он заводится с пол оборота. Как сейчас. В четыре шага он преодолевает расстояние между собой и Чону. Ким от неожиданности дергается, отступая на шаг назад, но натыкается на препятствие в виде стены. И деваться некуда, Лукас нависает над ним как в тот день, когда Чону признался ему в любви, только сейчас все как-то по-другому. Нет в его глазах той похоти, что была раньше, нет злой усмешки, но есть что-то такое, что Ким объяснить не может словами.
— Как всегда беспокоишься о других? Не о себе?
— Что в этом плохого?
Лукас нервно усмехается.
— Что в этом плохого? Хён, ты пострадал из-за меня! Ты сам еле на ногах стоишь, но еще находишь силы беспокоиться обо мне. И ты еще спрашиваешь, что в этом плохого. Твои великодушие и доброта тебя погубят.
Частично Юкхэй прав. Иногда Чону ненавидит свою доброту, но сейчас не тот случай. Вон уже осознал свою ошибку и извинился, а значит все понял? И Чону ни за что не отступится от своих убеждений.
— А что было бы, если бы люди думали только о себе?
— Было бы легче. Ответственность за свою собственную жизнь находилась бы только в твоих руках.
Лукас рассуждал вполне логично. И аргументы приводил весомые. Но легче от этого не становилось. Чону продолжал с ним спорить, но каждое его слово Лукас отвечал десятком, намекая старшему сдаться.
— Мир был бы равнодушным, Юкхэй, — несмело говорит Чону, — Ты бы выжил в мире, где ты сам за себя, где всем плевать на тебя?
Вон открывает рот, чтобы что-то ответить, да не может. В его жизни есть люди, которым он не безразличен. Это Джэхён, Тэён, мама, младший братик и… Чону? Их мало, но они есть. И количество никогда не волновало парня. Джэхён и Тэён не позволяют ему впадать в пучину беспредела, становиться ещё хуже. Джэхён притащил его в команду силой, заставляя каждый день ходить на тренировки.
«Всё равно хуйней весь день занимаешься, так хоть какая-то польза будет» — аргументировал тот свои действия.
Поначалу младший упирался, но потом привык и даже полюбил баскетбол. Тэён же постоянно звал его куда-нибудь с собой: кафе, кино, к себе домой на чай с пирожными, которые он сам сделал. И всегда с ним он звал Джэхёна. Юкхэй настолько привык к этим двоим, что перестал чувствовать дискомфорт из-за разницы в возрасте (один год он считал целой вечностью). Родители постоянно на работе. Может быть поэтому они упустили воспитание старшего ребёнка. Бывало, Юкхэй видел маму поздно ночью, когда она возвращалась домой. Она работала с раннего утра до ночи, а отец совсем дома не появлялся. Она старалась изо всех сил, чтобы суметь одеть, накормить своих детей и дать им образование. И Юкхэй это ценит. Брата он не может не любить. Ведь тот всегда ждёт его дома и бежит обниматься, когда старший приходит. Тогда можно на время снять маску мудака и бэд боя, потрепать чужие русые волосы, спросить, как дела в школе, и, убедившись, что все хорошо и уроки сделаны, провести вечер за просмотром фильма. А Чону… Вон не может это объяснить. Просто Чону в любой ситуации готов подать младшему руку. И то, что ему на Юкхэя не наплевать, видно слишком хорошо.
Лукас молчит, потому что признать свою неправоту очень сложно.
— Можешь мне не отвечать, я знаю твой ответ, — без злобы говорит Чону, — Где у тебя мазь от ушибов?
Лукас вздыхает, отстраняясь от старшего. У него не остаётся другого выбора кроме как сказать старшему, где находится мазь.
Так противно от самого себя, когда человек, который по твоей вине пострадал, пытается помочь тебе. Не кричит, не бьёт, не бросается обвинениями, а просто берёт и помогает тебе. Это хуже самых обидных слов, тяжелее любых наказаний.
— Я бы сам прекрасно справился, — бурчит Лукас, покорно поднимая толстовку.
Чону немного теряется от вида красивого крепкого тела перед собой, изувеченного большими синяками, но быстро отгоняет такие ненужные сейчас мысли.
— Справился бы он, — хмыкает старший, — Ходил бы так в школу, пока не сойдут синяки.
Ким откручивает крышку тюбика, и, выдавив немного мази на ладонь, прикасается к первому сине-фиолетовому пятну на животе Лукаса. Тот шипит от довольно ощутимой боли и от неприятного прикосновения холодной мази. А Чону чувствует себя не лучше, потому что кожа у Лукаса настолько горячая, что кажется, будто на пальцах останутся ожоги.
Тело младшего красивое, подтянутое, с четко очерченным прессом. Чону не замечает, с какой усмешкой смотрит на него Лукас, когда тот начинает пялиться слишком очевидно.
- Хён, ты слишком палевно меня рассматриваешь, - Вон не пытается его упрекнуть. Ему просто хочется немного смутить старшего, что так старательно делает невозмутимый вид, посмотреть, как стремительно розовеет лицо.
Ему удается получить желаемое: лицо Чону моментально вспыхивает алым и он отворачивается.
- Ты слишком высокого о себе мнения, - с упреком говорит старший.
Язвительный смешок Лукаса не выводит из себя окончательно, но подводит к точке кипения. И Чону бы эмоционально высказал ему все, спросив перед этим, не много-ли он себе позволяет, но не хочет своими криками разбудить Ренджуна, который, наверно, уже уснул. Да и спорить с Лукасом бесполезно, такой опыт уже есть: Чону ему слово, а тот в ответ десять, сопровождающиеся пошлыми шуточками и ехидным взглядом.
— Хён, не будь такой колючкой, тебе не идёт.
Ким от возмущения давится воздухом. Этот парень...
Юкхэй способен вызывать разные чувства. От благодарности до возмущения. И всего за 15 минут.
— Знаешь, ты прав, — Чону вкладывает тюбик с мазью в руку младшего, — Ты сам прекрасно справишься. Спокойной ночи!
Он встаёт с дивана под удивленный взгляд Лукаса и собирается уже уйти, но вдруг резко разворачивается и целует зазевавшегося парня в щеку, а после этого сразу убегает в другую комнату.
Что им руководило в тот момент - неизвестно. Уже после того, как дверь за его спиной закрывается, он оседает на пол, прикладывая ладони к пылающему лицу. Чону сделал это. Данное действие даже сложно назвать поцелуем. Это просто быстрое касание губ, такое по-детски невинное, но такое эмоциональное... Чону даже не догадывается, что Лукас так и остался сидеть на том диване, осторожно трогая подушечками пальцев то место, где касались губы Чону.
"Мягкие" — думает Лукас и уже не пытается отогнать такие мысли. Знает же, что это бесполезно.
Чону тем временем вспоминает о своём старшем брате, но решает ему не звонить, хоть от него и было пятнадцать пропущенных вызовов, а просто написать сообщение. Мало-ли, может Доён уже спит.
Вы: Я сегодня переночую у друга. Прости, что раньше не предупредил, я совсем забыл об этом
Когда приходит оповещение, что сообщение отправлено, Чону осторожно укладывается на спину на кровать. Все же убегать с болью в теле - не самая разумная его идея.
Ким засыпает через полчаса, измотанный волнениями и разными мыслями. А Лукас засыпает очень нескоро. У него в голове крутится одна единственная фраза, которую он не решится озвучить перед старшим:
"Неужели ты не замечаешь, как привязываешь меня к себе?"
И правда. Юкхэй привыкал к этим искренним улыбкам, к блеску чужих глаз, к голосу и смеху, переменам настроения: от милого стесняшки до упрямца. Он начал все чаще задаваться вопросом: а хочет ли он, чтобы Чону его ненавидел? Хочет ли видеть лёд в чужих глазах, вместо привычных добрых огоньков? Наверное, нет. Без всего этого с каждым днем становится все труднее. Без Чону становится труднее.