***
— О, господин Холланд. Прошу вас, присаживайтесь. Мы с коллегами Вас уже заждались, — произнес человек в сером костюме и очках, когда меня завели в комнату. Ничего не ответив, я сел на стул и протянул скованные руки охраннику, сопровождавшему меня. Я даже не смотрел на него. Это было не к чему. Все равно, в его взгляде не увидеть ничего, кроме безразличия и ненависти к своей работе. Охранник в пару мгновений снял с меня наручники и вопрошающе посмотрел на старшего по званию. Человек сидевший напротив меня, одобряюще кивнул. Охранник козырнул и тотчас же скрылся за дверью. — Что ж, мистер Холланд, приступим, — сказал человек, поправляя очки. — Думаю вы догадываетесь, для чего мы здесь собрались? — Понятия не имею, — сухо бросил я, и взглянул на людей сидящих, напротив. По другую сторону стола, сидели трое. Один из них был мне знаком. Следователь – тот самый человек, что говорил со мной. А вот остальных, я видел впервые. Должно быть – люди из министерства, или что-то вроде того. Они спокойно сидели по обе стороны от офицера и пока не вмешивались в разговор. — Ну, тогда спешу вам сообщить о том, что вчера ваше дело было рассмотрено системой и Вам был вынесен приговор. — Неужели? Гребаный компьютер наконец обработал мое дело? Вау! Весьма неожиданно. А я думал, я просижу в следственном изоляторе еще с пол месяца. Знаете, а там очень даже ничего. Матрас правда жестковат, но это не беда. Зато, было время подумать обо всем, — с сарказмом бросил я. — Вот и замечательно. Надеюсь вы хорошо подумали и больше не совершите подобного. Ах, да. Я забыл представить моих коллег, именно им было передано ваше дело. Это – мистер Эдриан Вудс, а это – мисс Хелен Робертсон. — Не скажу, что рад знакомству. Может перейдем к делу? — Думаю, можно и к делу. Господин Вудс, зачитайте приговор, — попросил следователь. — Конечно, — произнес мужчина сидящий справа от него, и добавил: — По постановлению суда, от 05.09.2053. За нападение на Уолтера Харингтона и нанесение ему тяжких телесных повреждений, Эдвард Холланд – 03.04.2025 года рождения, приговаривается к внесению в «Черный список» и блокировке на 8 лет. — Значит «Черный список». Забавно. Я думал вы меня к смертной казни приговорите. На площади, публично, голову отрубите или повесите, а, может, четвертуете? — Вы зря ёрничаете, господин Холланд. Вы должны быть благодарны за то, что вас не упрятали за решетку, а всего лишь, внесли в список. Это все исключительно благодаря, вашему адвокату. Именно он отстаивал ваше право на смягчение приговора. Мотивируя это тем, что вы были в состоянии сильного морального потрясения, и тем, что Харингтон сам вас спровоцировал, — подала голос темнокожая женщина. Да уж, тут она действительно права. Мэттью – настоящий друг. Он был адвокатом, когда тот ублюдок убил мою сестру, и вот теперь он снова не бросил меня, а всячески старался выгородить. Спасибо тебе, дружище. Вот только жаль, что поблагодарить тебя лично уже вряд ли выйдет. — Но тем не менее, вы совершили преступление и за него придется ответить, — продолжила она. — Преступление? А этот урод не совершил преступление, когда переехал мою сестру? — Было доказано, что у Харингтона были неисправны тормоза. Это был несчастный случай. — Херня это все! Его папаша просто все подчистил. Как же сканирование памяти? Почему у него вдруг не оказалось данных о последних часах до аварии?! — Вы все знаете не хуже меня. У мистера Харингтона при аварии повредился головной модуль. И отдельные фрагменты памяти были потеряны безвозвратно. — Все это ложь! Знаете, я бы с превеликим удовольствием сделал бы это еще раз. Только на сей раз, я бы взял бутылку от шампанского, она покрепче будет. А после я бы бил его по голове, пока бутылка не разлетелась бы на части, ну или его голова. Смотря, что оказалось бы крепче. — Мистер Холланд, прошу вас, избавьте нас от подробностей, — отозвался следователь. — Ладно, — согласился я. — А что же теперь? — А теперь все просто. Вы были приговорены к восьми годам в черном списке. По прошествии восьми лет с сегодняшнего дня, блокировка будет снята автоматически. И вы снова станете полноценным членом общества, — ответил на мой вопрос офицер. — А как же моя работа, моя прежняя жизнь? — будучи в полном смятении, проговорил я. — Ну, это не нам решать, а вашему работодателю. Отныне, Вы – свободный человек. У вас есть возможность работать где угодно, и ехать куда вам вздумается. Но другое дело, сможете ли вы, и захотят ли вас брать на работу. У нас в обществе, знаете ли, не особо жалуют заблокированных. В школе вас вряд ли оставят. Но вы вполне можете работать на дому, где не будете мешать абсолютно никому. Как-то так, мистер Холланд. — после последней фразы, его лицо расплылось в отвратительном подобии улыбки. — Что ж, вы теперь свободный человек, а по сему, не смею вас задерживать. Он нажал на кнопку переговорного устройства и вызвал охрану. Через пару секунд, мой провожатый был тут как тут. Я протянул руки для наручников, но следователь остановил меня. — Что вы, что вы, это более не к чему. Вы же теперь не заключенный. Сейчас вас проводят, к специалистам и они проведут процесс блокировки. После, Вы можете идти на все четыре стороны. Так что, прощайте и всего хорошего.***
Проведя процесс блокировки, мне выдали личные вещи, изъятые при задержании, а после отпустили. Это очень странное ощущение. Я конечно и раньше бывал в "игноре", но такое случалось не часто. Когда я ссорился с девушкой или друзьями, но это, как правило, не продолжалось больше двух-трех дней. Теперь же, я оказался в «черном списке» у всего мира. Забавно. Как только я вышел из полицейского участка, в ушах раздался истошный писк, а перед глазами вспыхнула надпись: «Блокировка активирована». Я подождал пока изображение пропадет и двинул дальше. Выйдя на площадь, я окинул ее взглядом и тяжело вздохнул. Все вокруг было вполне обыкновенным. Дома, машины, фонари – ничего необычного. Все, как всегда. За исключением одного – людей. Людей вокруг не было. Вместо них, по улице расхаживали серые силуэты, сновавшие взад-вперед, казалось, не замечая меня. Они пили кофе, в ресторанчике напротив, сидели за рулем автомобилей, проезжавших мимо, а вот, женская фигура, везет перед собой детскую коляску. А в ней – маленький человечек, тоже серый. Все, кто некогда был людьми, теперь превратились в безликие, серые тени. Достаточно интересный способ изолировать человека от общества. Зачем сажать в тюрьму или под домашний арест, если можно поступить проще. Просто заблокируйте чип. И все. Проблема решена. Шагая по площади, я вертел головой из стороны в сторону, пытаясь найти, хоть одного человека, среди десятков серых фантомов. Я отказывался в это верить, не хотел признавать, что ближайшие 8 лет я не увижу ни одного живого, человеческого лица. Это было невыносимо. Мне стало не по себе. Нервы были подобны струнам, перетянутым, каким-то горе-музыкантом, и готовые вот-вот оборваться. И вдруг, по улице прокатился звонкий бой башенных часов. Он неожиданно ударил по ушам и тем самым, вырвал меня из омута паники и безумия. Этот звук, будто отвесил мне пощёчину, будто говорил: «Соберись, придурок, еще не все кончено. Жизнь продолжается. Что такое, эти 8 лет? Это же не так и много. Проживешь как-нибудь». «Нужно идти домой. Там можно отгородиться от серых чудовищ и отдохнуть. Уж там-то он меня не достанут», — подумал я, и стремительно зашагал в направлении дома. Конечно можно было поехать на общественном транспорте или взять такси, но я очень сомневаюсь, что кто-то из таксистов захочет брать «заблокированного», а ехать в автобусе – сущее издевательство, над самим собой.***
На дорогу домой, ушло полтора часа. Наверное, это были худшее полтора часа в моей жизни. Я шел по тротуару, стараясь не обращать внимание на серых прохожих, но увы, не выходило. Я то и дело, ловил на себе чужие взгляды. Они подобно каплям дождя, барабанили по хлипким стенкам моего рассудка. Пусть я и не видел лиц этих людей, но я точно знал, что на них. Презрение, брезгливость, отвращение. Все это будто летало в воздухе, а я, в свою очередь, дышал этим ядовитым газом людской ненависти. Толпа расходясь уступала мне дорогу. Она обтекала меня, как вода обтекает все на своем пути. Она разверзлась предо мною и на какое-то мгновения, я ощутил себя тем мифическим Моисеем, который покорил море и заставил его разверзнуться. Поднявшись на лифте на 4 этаж, я оказался в до боли знакомом коридоре. Пройдя в его глубь еще с пять метров, очутился перед дверью своей квартиры. Дотронувшись до дверной ручки, я активировал сканер сетчатки, еще мгновение и замок отворился. За время моего двухнедельного отсутствия, абсолютно ничего не изменилось. Только мебель была покрыта небольшим слоем пыли. Толкнув входную дверь ногой, я прошел в зал и с разбегу упал на диван. Мне абсолютно не хотелось что-либо делать, у меня не было, на это, сил. Я бы не сказал, что я устал физически, но вот морально, был просто выжат и раздавлен. Сам не знаю, как так вышло. Какое-то время я валялся на диване, упершись взглядом в потолок и размышлял о произошедшем за последний день, месяц, полгода, всю мою жизнь. И за всеми этими размышлениями, абсолютно не понял, что проваливаюсь в сон.***
Всю последующую неделю, я был в дикой депрессии. Вся жизнь пошла под откос. Всеми фибрами души я ощущал, как окружающий мир меня ненавидит и пытается утопить, в этом болоте негатива. Все произашло очень быстро и спонтанно. Буквально в один день. Сначала меня бросила девушка. Та самая, с которой я встречался четыре гребаных года. Она просто позвонила и сказала, что все кончено, что она не хочет иметь ничего общего с заблокированным. Ей было абсолютно насрать на меня, ее волновало лишь то, что о ней подумают люди. Лживая мразь! Да и хер с ней! На этом черная полоса не спешила заканчиваться. Не успел я протрезветь от вечерней попойки, как мне позвонили с работы и уведомили о том, что школа больше не нуждается в моих услугах, и что, я более не учитель литературы. «Простите мистер Холланд, нам очень жаль, что с вами такое произошло. Но вы же сами понимаете, вы не можете больше у нас работать. Все ваши вещи и документы, мы вышлем по почте», – весьма наигранно говорила в тот день школьная секретарша. Ага, конечно. Им очень жаль. Как бы не так. Всем в этой гребанной шарашке, абсолютно насрать, начиная от администрации, заканчивая учениками. Прежняя жизнь теперь казалась такой далекой и абсолютно нереальной. Мозг никак не хотел принять то, что ее уже никогда не вернуть. За эти восемь ужасных лет, что мне уготованы, я просто сойду с ума, одичаю. Забавен еще и тот факт, что я не вижу не только живых людей, но и их изображения. Я не видел людей ни на фото, ни в кино. Даже гребаных актеров в рекламе, заменили серыми силуэтами. Я казалось, напрочь потерял связь с миром людей. Неделю не выходил из квартиры. И именно в тот момент, когда я по самую макушку увяз, в этом омуте безумия и одиночества, позвонил он — Мэттью. Он будто схватил меня за ворот и вытащил из пучины, будто вдохнул в мое бездыханное тело кислород, и тогда, я снова ожил. — Алло, Эдвард. Ты меня слышишь? — послышался до боли знакомый голос друга. — Мэттью, дружище! Ты не представляешь, как я рад тебя слышать. Я думал у меня крыша поедет. — Я тоже рад тебя слышать. Прости, что раньше не звонил. У меня полный завал в канторе. Позавчера, я приходил к тебе, простоял под дверью минут с десять, но ты так и не открыл. Я подумал, что ты не дома, и решил зайти позже, — продолжал Мэттью. — Нет, я всю неделю провел дома, просто, я был не в себе. Стресс, все эти проблемы, так еще и простудился. Ну, думаю ты понимаешь, — нагло соврал я. Мне совсем не хотелось говорить о том, что всю неделю, я нещадно вливал в себя алкоголь. — Понимаю. На тебя столько всего навалилось. Именно поэтому, я приглашаю тебя к нам на ужин. Завтра в шесть. Возражения не принимаются. Лили приготовит что-нибудь вкусное, посидим, пообщаемся, выпьем. — Я даже не знаю, Мэтт, ты действительно этого хочешь? Я же заблокирован. Как к этому отнесется Лили, да и как мы общаться будем? — говорил я, будучи в полном недоумении. — Да перестань ты! Лили все прекрасно понимает, ты не преступник, не конченный маньяк. Ты — жертва обстоятельств. А по поводу того, как мы будем общаться, то эту проблему я могу решить. Не парься. Короче, завтра в шесть. Не опаздывай. — Ладно, я приду. Спасибо Мэтт, — я не стал возражать и покорно принял приглашение. Не смотря на все мое упрямство и своенравный характер, я все же понимал, что в одиночку не смогу. И мне просто необходимо общение.***
В последующие полгода, моя жизнь преобразилась. Не могу точно сказать, к лучшему, или же совсем наоборот, но старый уклад моей жизни был разрушен, а к новой, я только начал привыкать. За это столь недолгое время, у нас с Мэттью сформировалась новая традиция. Каждую субботу мы ходили друг к другу в гости, и просто беседовали, иногда выпивали. Таким образом, я хоть как-то держался на плаву. Что касательно того, как мы общались, то тут все очень просто. Так как Мэтт был государственным адвокатом, ему позволялось общаться с заблокированными, но не более двух часов в сутки. Когда лимит был исчерпан, силуэт Мэтта снова становился серым, а его речь делалась тихой настолько, что ее было почти не разобрать. И тогда, нам приходилось переходить на голосовую связь. Достаточно забавно разговаривать по телефону с человеком, который сидит напротив тебя. Кстати, стоит сказать, что такой возможность могли пользоваться не только госслужащие, такие как врачи, полицейские, ну и так далее, но и гражданские. Правда, для них время ежедневного сеанса общения, сокращалось до получаса. Таким образом, заблокированный мог ходить в магазин, ездить на такси и пользоваться всеми благами цивилизации. И отсюда вырисовывается весьма смешная картина. Человек из «черного списка», полностью свободен, если это конечно можно так назвать. Его права никто не ущемляет, но и в это же время, он является пленником системы и изгоем в обществе. Забавный парадокс. За все это время, что я находился в черном списке, я понял, что в городе жить просто невыносимо. Бывали дни, когда я безвылазно сидел в квартире и ради справедливости стоит сказать, что это было мне по душе. Конечно, я не был в диком восторге от этого, но все же, тут я чувствовал себя в безопасности. А когда приходилось выйти в свет, то это была просто пытка. Идя по улицам, я чувствовал дикий дискомфорт. Порой мне казалось, что источником этого самого дискомфорта являются не эти серые люди, а сам город. Он будто огромный, единый организм, а я для него, всего лишь чужеродное тело. И он всеми силами отвергает меня, душит, пытается переварить, растворить в желудочном соке, а затем выплюнуть.***
Прожив в постоянном напряжении полгода, я сдался, а может просто тактически отступил. Трактуйте, как хотите. Это было не самым простым решением, но все же, посовещавшись с Меттом, я решился покинуть Дублин и уехать в любое место, где поменьше людей, и можно было побыть наедине с природой. Таким местом стал небольшой провинциальный городок, на западе Ирландии, под названием Лисканнор. Это был не городок, а скорее, небольшая рыбацкая деревушка, с населением чуть менее сотни человек. Кстати, забавен тот факт, что в деревне имеется всего две улицы и одна из них названа Холланд Драйв. Ее назвали в честь какого-то известного инженера и по совместительству, моего однофамильца. Стоит сказать, что этот самый Лисканнор, был вполне себе милым местом. Здешние жители, были абсолютно разными, кто-то, как и в городе, шарахался от меня, а кто-то наоборот старался всячески сблизится со мной и помочь. Но тем не менее, в большей мере, ко мне относились с недоверие и опаской. Оно и не странно. Помимо того, что я приехал из большого города в самое, что ни на есть Ирландское захолустье, что уже само по себе очень странно, ведь молодежь всегда стремилась сбежать из провинции, так еще и в придачу ко всему, я – «заблокированный». По прошествии одной недели, я кое-как освоился, в этом богом забытом городке. В первый же день моего приезда, мне довелось познакомится с новыми соседями. Ими оказались: сорокалетний рыбак Джим – внушительных размеров мужчина с длинной бородой, обилием татуировок и отменным чувством юмора, а вторыми соседями оказалась – молодая чета Макбрайдов. Они, к слову, были довольно приятными и доброжелательными людьми, и по совместительству, являлись единственными молодыми людьми в округе, ну, не считая меня, разумеется. Роберт Макбрайд был местным врачом, а его супруга – очаровательная Джоана, хозяйничала по дому, да и ничего другого ей не оставалось, так как она была на шестом месяце беременности. В день моего приезда, они любезно пригласили меня к себе на чай, дабы поближе познакомиться. Стараясь выглядеть как можно более дружелюбным, я сказал, что обязательно загляну, как выдастся свободная минутка. Так и не заглянул.***
Прошла еще неделя и я окончательно влился в поток, так сказать, прочувствовал всю атмосферу этого места. Город был небольшим, но очень уютным, а местные пейзажи просто потрясали воображение. Кстати, о пейзажах. В чуть более чем в пяти километров от города, начинались известные во всей Ирландии, а может и мире, скалы Мохер. Очень живописное место. Именно из-за них я переехал в Лисканнор. Сидеть днями на пролет в доме и читать книги, было достаточно скучно. Поэтому, я решил непременно найти себе какое-либо занятие, или возможно, даже работу. Несколько дней я ломал голову над этим вопросом. Почему-то в голову пришла мысль – стать столяром. А почему бы и нет? Унаследую дело своего отца, благо, он меня научил всему, что умел сам. Да и в рыбацкой деревеньке, непременно найдется для меня занятие. И тут я уж было воспылал от счастья, что теперь не придется больше бездельничать, но потом мне в голову пришла мысль о том, что городок находиться среди скалистой местности. Вокруг только луга и больше ничего. Хорошей древесины здесь, днем с огнем не сыщешь. Да уж, облом. Еще я было задумался о том, чтоб устроиться в местную мастерскую, но боюсь, мне там будут не рады. По итогу, я решил не терзать себя и отложить этот вопрос на потом.***
На следующий день, мне совсем уж не сиделось дома и я, прыгнув на велосипед, помчался в сторону прибрежных скал. Красоту этого места тяжело описать словами, ее нужно просто увидеть воочию, просто прочувствовать, как океанский бриз наполняет твои легкие приятной прохладой, просто ощутить под ногами всё величие этих скал, которые уже не одну тысячу лет сдерживают беспощадный натиск голубой пучины, нужно просто побывать здесь. Эта самая красота, так окрыляет, она наполнят положительной энергией, и толкает на подвиги, побуждает к созиданию. Я был опьянен этим пейзажем. И именно в этот момент я понял, что я хочу делать и чему готов посвятить все свое свободное время. Я хочу созидать, творить прекрасное и нести это людям, чтоб их души тоже наполнились этим волшебным чувством. И может быть тогда, несмотря на то, что я изгой, я все же смогу стать ближе к людям, ближе к их сердцам, ближе к их душам. Как раз тогда у меня сформировалась новая традиция – каждый вечер ходить в то самое место и любоваться на чудесные виды, скал и океана. Приходя туда, я чувствовал нечто совершенно неповторимое. Бодрость, вдохновение, комфорт, все это сочеталось в одно, и это самое ощущение накрывало меня с головой. Наверно у каждого человека есть место, где ему хорошо и уютно, где душа чувствует себя на месте. Вот теперь, и у меня появилось такое местечко.***
Это был обыкновенный пятничный вечер. И разумеется, как только начало смеркаться, я по обычаю направился на побережье, дабы почерпнуть немного вдохновения. Прибыв на место, я по привычке расстелил небольшой плед у подножья большого дуба, который рос почти у самого края скалы. Странное дело, вокруг на пару километров нет не одного дерева, а тут – дуб, так еще и у самого обрыва. Кто же его тут посадил? Будучи занятым написанием одного из моих стихотворений, я был так увлечен, что абсолютно не заметил, как пролетело полтора часа. И кто знает, сколько бы я еще так просидел, если бы не пришла она… За спиной вдруг послышался хруст ломающейся ветки, я вскочил от неожиданности и посветил фонарем в то место, откуда доносился звук. — Господи, да зачем же в лицо то светить?! — послышался приятный женский голос, оттуда куда я направил луч фонаря. Я тут же отвел его в сторону, а девушка, помявшись некоторое время на месте, направилась в мою сторону. — Простите пожалуйста, я не хотела вас напугать, — сказала она и подошла чуть ближе. В руках, на уровне головы, она держала старую, как мир, керосиновую лампу, которая полностью освещала и ее лицо, и все вокруг. Я пригляделся и увидел перед собой, прекрасную, молодую девушку, с рыжими волосами и глазами, цвета самых чистых в мире изумрудов. Она была необычайно привлекательна, но был в ней что-то помимо этого, что-то необычное и даже странное. Но как я не старался, все равно не мог понять, что именно с ней не так. — Вы не будете против, если я тоже здесь присяду? — звонким голоском спросила она. Я помотал головой, в знак того, что не против. И все еще смотрел на нее, силясь понять, что же меня в ней смущает. Расстелив рядом небольшой пледик, она уселась на него и задумчиво уставилась в сторону океана. Еще с минуту, я упорно сверлил ее взглядом, силясь все-таки понять что-либо. Вдруг, будто ощущая спиной мой взгляд, она повернулась и глядя прямо на меня, произнесла: — Меня кстати Элизабет зовут, Элизабет Уайтхед. А вас как? Я совершенно бесцеремонно, не обмолвившись ни словом, продолжал пялиться на нее, как идиот. — Что? Со мной что-то не так? Я испачкалась? — вопрошала девушка, поспешно осматривая себя. — Слушайте, почему вы все время молчите? Вы что, немой? И вот тут-то до меня дошло, все то, что я так силился разглядеть в ней. Она была самым обычным человеком. Понимаете, самым обычным. Одной единственной из миллионов людей, кто не обратился в серую тень, эта девушка была уникальной. И соответственно я для нее, тоже не серое пятно, я человек, для всех остальных, я – ничто, отброс общества, изгой, но для нее, я – человек. — Погоди, я все верно понимаю? Ты меня видишь? И слышишь? Я не серый? — все еще не веря в происходящее, переспросил я. — Что за дурацкие вопросы? Конечно, слышу и вижу, и что значит серый? У вас что-то с кожей? Вы себя неважно чувствуете? Я могу вызвать врача, — совершенно не понимая, о чем я говорю, произнесла она. — Нет, вы меня не так поняли. Со мной все нормально. Ну, относительно. Позвольте задать один вопрос. Как вы меня видите? — Ох и странные у вас вопросы. Ну как, глазами вижу, а как же еще. — Но ведь, — я осекся. — Я же «заблокированный». — Да? Ну, — она немного помялась, видимо подбирая слова и через секунду продолжила. — Ну знаете, это не важно, наверное. В смысле, я хотела сказать, что для меня это не важно, для вас наверно важно, даже очень. — и тут, девушка замолчала, и смущенно отвела глаза вниз. Похоже ей было неловко, не хотела меня обидеть, ну или что-то вроде того. — Так все же, как вас зовут? А то, как-то не комфортно общаться с человеком, не узнав его имени. — Меня зовут Эдвард Холланд. — Очень приятно, Мистер Холланд. Я – Элизабет. Будем знакомы, — сказала она, и улыбаясь протянула мне руку. — Мистер? Мне ведь всего двадцать восемь. К черту формальности. Это абсолютно не к чему. Зови меня просто Эдвард. — Хорошо, Эдвард, скажи мне на милость, откуда ты взялся? Я тебя раньше здесь не видела. — Хорошо, только сначала, ты прояснишь одну деталь. Как ты меня видишь? Нет, не в плане глазами, а в плане того, что с твоим чипом? Как ты обходишь систему? — Ну, как бы так сказать… Ну, у меня его нет. — Как нет? Ты от него отказалась? — Не совсем так. У меня его похитили. — Но почему ты не заменила его? И кому вообще понадобился твой чип? — Это долгая история. Ну ладно так и быть, расскажу, — произнесла она, присев на плед, а затем облокотилась на ствол дерева. — Я весь во внимании. — Так вот, ты, как и любой человек знаешь о том, что чип имеет возможность записывать все воспоминания человека. — Разумеется знаю. — Значит, жила я на тот момент в Лондоне, училась там в университете. Встречалась с одним парнем. Нам было хорошо вместе. Ровно до того момента, пока он не подсел на дурь. Какая-то синтетическая дрянь, я не особо в этом разбираюсь. Короче, я пыталась поговорить с ним, чтоб он перестал, хотя бы ради меня. Но его как подменили. Он на отрез отказывался меня слушать. Ну и после этого, мы расстались. — И как это отразилось на твоем чипе? — Да вот так. У него просто поехала крыша, не хотел меня отпускать. Он был твердо уверен, что я принадлежу только ему. В общем, через два дня после того, как я от него ушла, он заявился ко мне в квартиру со своими дружками. Они избили меня, а после всего этого, этот ублюдок заявил, что я не имею права помнить о всем том хорошем, что между нами было. А потом, от просто вскрыл мне лезвием кожу за ухом и вырвал имплант. Как-то так. — Господи, да он – конченый отморозок. — Да, именно так, — на ее лице появилась гримаса боли и отвращения. Видимо вспоминать об этом, было для нее крайне неприятно. — Меня разумеется нашли соседи, потом меня госпитализировали, после чего я провалялась на больничной койке около 4 месяцев. Память мне конечно восстановили, на такие случаи, чип делает резервные копии в облаке, но вот восстановить нейронные связи, после столь грубого удаления импланта, к сожалению, не удалось. Вот так я и живу, уже около пяти лет. — Это ужасно. Мне очень жаль, что с тобой такое произошло. — Да перестань ты. Прям таки катастрофа, все в норме и жизнь продолжается. Знаешь, без него даже лучше. Чувствуешь себя ближе к природе и как-то, свободней что ли. Ведь мы все рождаемся без этих самых чипов. Так что, теперь я такая, какой меня задумала природа. — Наверное ты права. Кстати, ты упоминала о том, что жила в Лондоне. Так почему же ты здесь? Почему не осталась в городе? — Ну, знаешь, после того случая с чипом, мне стало как-то не по себе, долго не могла прейти в себя. Депрессия, недосып, проблемы на учебе, потом и болеть начала часто, короче, просто наступила черная полоса в жизни. Потом вроде закончила колледж, нашла работу, но все это было не мое, чувствовала себя, как не в своей тарелке, понимаешь. А тут ко всему, еще и отец тяжело заболел. Ну и я приняла решение, вернуться в родной Лисканнор. Потом, спустя еще год, умер отец, а я осталась тут и продолжила дело отца. Я держу небольшой магазинчик на крайней улице, будет время, приходи, буду очень рада тебя видеть. — Обязательно, — торжественно пообещал я и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. — Так, свою часть уговора я выполнила, теперь твоя очередь. Рассказывай, как ты тебя занесло в эту глушь и как ты попал в ряды «заблокированных». — Ты действительно хочешь это знать? — спросил я, всей душей надеясь, что ответ будет отрицательный. — Конечно хочу, — утверждающе помотала головой Элизабет. — Ну, тогда слушай. Меня зовут Эдвард Айзек Холланд, мне двадцать восемь лет и родился я в Дублине, где и жил до недавнего времени. Когда мне было семь лет, у матери диагностировали рак. Она еще четыре года боролась с болезнью, но опухоль в голове, все же победила. Когда матери не стало, здоровье отца тоже подорвалось. В первую очередь, это было связанно с нервным напряжением. Но жизнь все же продолжалась. И спустя какое-то время все вроде бы наладилась. Я поступил в колледж и с отличием закончил его. После, устроился на работу учителем. И жизнь пошла своим чередом. Отец с сестрой, тоже были в порядке. Эмма поступила в колледж. И, казалось бы, все хорошо, живи да радуйся. Но нет. Один гребаный ублюдок разрушил разом несколько жизней, просто обдолбавшись и сев за руль. Я сделал длинную паузу и посмотрел на Элизабет. Она сидела, вжавшись в дерево и смотрела на меня. Казалось, что она даже не дышала, чтобы ненароком не помешать моему рассказу. Тогда я сделал глубокий вдох и продолжил: — В общем, однажды вечером, Эмма возвращалась домой с подружками, они шли по тротуару и… Он сбил их на полной скорости. Кто-то из девушек успел отскочить, кто-то отделался переломами, но вот Эмму спасти не удалось. И как ты думаешь, что было этому ублюдку? Правильно, абсолютно ничего. Его отец – большая шишка в министерстве и разумеется он все подчистил. Экспертиза подтвердила, что тормоза были неисправны, и опираясь на это и еще на то, что он сам получил тяжелые травмы в аварии, его оправдали. И по итогу, за смерть Эммы никто не ответил. Отец всегда принимал все слишком близко к сердцу, вот оно его и подвело. Не выдержав потери дочери, он скончался от сердечного приступа. Вот так я и остался один. Я снова сделал затяжную паузу, и воспользовавшись ею, Элизабет вставила свою реплику: — Эдвард, это… — она осеклась и лицо ее заметно побледнело. — Это просто ужасно. Мне очень жаль. Наверно не стоило об этом говорить. Прости. — Да перестань, тут нет твоей вины, откуда ты могла знать. — Но… — я оборвал девушку на полуслове и продолжил. — Так, на чем я остановился? Ах да, на том, из-за чего я все-таки попал в «черный список». Причиной всему была месть. Нет, ты не подумай, что сразу же после смерти сестры и отца, я схватил тесак и пошел карать обидчика. Совсем нет. Я прекрасно понимал, что таким способом проблему не решить, хотя признаться, такие мысли все же были. По итогу, мы еще множество раз подавали апелляции в суд, но все безрезультатно. И вот, когда после того случая прошел год, все как-то успокоилось, и я даже смерился, я снова встретил этого мудака. Тогда мы сидели с Мэттью в пабе, пили пиво и о чем-то болтали. И тут в бар вошел он, со своими дружками. Завидев меня, он засмеялся будто гиена, а потом подошел ко мне и всем своим видом показывая призрение спросил: «Как дела у сестрички?» И тут я вспыхнул как спичка, я хотел было бросится и придушить его, но Мэттью сдержал меня, а этот шакал, побрел в направлении барной стойки. У меня просто дым из ушей валил, настолько я был зол. Друг всячески старался меня успокоить, говорил, что это того не стоит, что ему все равно воздастся по заслугам и все такое. Но я прекрасно знал – стоит, я обязан, обязан хотя бы вмазать, как следует этой мрази, а иначе я себя не прощу. Все это время я непрерывно заливал в себя алкоголь, Мэтт даже не препятствовал этому, наверно думал, что сейчас, состояние сильного алкогольного опьянения – меньшее из двух зол. Как следует накидавшись, я решил действовать. Сейчас это конечно смешно звучит, но тогда, будучи в стельку пьяным, я посчитал это идеальным планом мести. В общем, я заверил друга, что мне просто нужно выйти в туалет и ничего чудить, я абсолютно точно не намерен, после чего направился в свободное плаванье по бару. Подходя к нему со спины, я успел схватить пустую бутылку из-под пива, на одном из столов. Теперь, я был во всеоружии. А потом все произошло настолько быстро, что я почти ничего и не помню в деталях. Помню лишь то, что я постучал ему по плечу, он повернулся, я бросил что-то вроде: «Привет от сестренки», а потом со всего размаху ударил его бутылкой по голове. Затем начался переполох, драка, кто-то вызвал полицию и меня повязали. Затем была вся эта судебная волокита, Мэтт вызвался защищать меня. Ну и по итогу система решила, что в тюрьме мне делать может и нечего, но вот ограничить мою свободу стоило бы. Вот так, я и стал преступником из «черного списка», — закончив свой рассказ, я тяжело вздохнул и посмотрел куда-то вниз. В воздухе вдруг повисло молчание. Но оно оказалось не долгим. — Знаешь, зря ты так, — произнесла вдруг Элизабет. — Ты совсем не преступник. Может быть хулиган, может быть жертва обстоятельств, но никак не преступник. Глаза у тебя не такие. Добрые у тебя глаза, — сказав это, она посмотрела прямо на меня и улыбнулась, такой яркой и искренней улыбкой, что мне почему-то захотелось улыбнуться в ответ. — Не знаю, может быть ты и права. Ведь сколько себя помню, никогда не стремился делать кому-то, что-то плохое. Нет, разумеется, я далеко не ангел, и делал в своей жизни много плохих вещей, но все же… Ай, черт побери, сейчас, это звучит так, как будто, я пытаюсь оправдаться, доказать всем вокруг и себе в частности, что я не виновен. Смешно, ей богу. Конечно виновен, за что и расплачиваюсь теперь. — Слушай, Эдвард, а давай завтра тоже встретимся. Здесь же, в тоже время. — С радостью. Я обязательно приду. — Ну тогда договорились. А сейчас, уже поздно, так что, пора спать. Мне еще завтра в магазинчике работать. А ты заходи, как будет свободная минутка. Буду рада тебя видеть, — проговаривая все это, она не переставала улыбаться. — Обещаю, — я улыбнулся в ответ.***
Настал следующий день. Дождавшись вечера, я направился к обрыву, где должен был встретится с Элизабет. Приехав в указанное время, я заметил, что моей новой знакомой все еще нет.» «Наверно опаздывает», — подумал я, и принялся расстилать плед у самого основания дерева. Минут через двадцать за спиной послышались знакомые шаги, и я обернулся. Это была она. Элизабет не просто шла, она двигалась настолько плавно и грациозно, что на мгновенье мне показалось, будто она парила над травой, а ее лицо, как и вчера, просто-таки светилось от счастья. Завидев меня, девушка чуть ускорилась и через пару мгновений стояла напротив меня. — Прости пожалуйста, я задержалась. Но зато я принесла чай и сэндвичи, — она показала небольшой термос и какую-то пластиковую коробочку, видимо это и были сэндвичи. — Ничего страшного, я сам недавно пришел, — ответил я, и улыбнулся, подобно тому, как это делала Элизабет. — А что это ты пишешь? — спросила она, указывая на мой блокнот. — А, это… Ну это так – мое хобби. Иногда я пишу стихи. Они конечно весьма посредственные, но все же, это – мой способ самовыражения, да и пишу я их только для собственного удовольствия. — Ух ты, это круто. А дашь почитать? — она состроила такое умоляющее личико, что отказать ей, было просто невозможно. — Ну, раз ты так хочешь, то держи, — я протянул ей блокнот. Спустя пять минут подробнейшего изучения моих рукописей, она встала и воскликнула: — Эдвард, да у тебя талант. Они просто изумительны! Ты обязан написать что-нибудь, для меня! — Мне конечно очень лестны твои слова, но я не уверен, что я смогу написать, что-либо для тебя, вот так сразу. Я конечно постараюсь, но все же. — Ну, ты уж постарайся. А я буду с нетерпением ждать, — она снова улыбнулась. — Правда здесь красиво? Эти скалы, и океан, и дерево. Кстати, дерево. Откуда оно здесь взялось. У самого обрыва? — Отец когда-то рассказывал мне историю этого дуба. Мне тогда лет пять было. Ну, когда-то давно, жил здесь мужчина, и был у него один только сын. Хороший был парнишка, помогал отцу, и во всем его слушался. Вот летело время, сын вырос и стал сильным и крепким парнем. Жили они, как и раньше, парень подумывал даже жениться, но тут настала война. Сына забрали на фронт, а отец места себе не находил. Вот прошло три года и получил отец письмо, о том, что нет больше сына, сгинул где-то в Европе. Был добрый и любящий сын, был сильный и храбрый солдат, а теперь, нет его и больше никогда не будет. Отец был разбит горем, но все же смирился. И посадил он этот самый дуб, в память о своем сыне. С мыслями о том, что пройдет время, и станет этот небольшой саженец, красивым и сильным деревом, таким же, как и его сын. Как видишь, стал. Выходит, дереву этому, уже больше ста лет. Долго мы еще так просидели. Она рассказывала о чем-то, а я тихо сидел рядом и смотрел ей в глаза. Они были прекрасны, от них невозможно было оторваться, да я и не пытался. Мне хотелось утонуть в этих глубоких океанах, цвета весенней листвы. Я всегда считал, что ни одна на свете вещь не способна рассказать о человек лучше, чем глаза. И в ее зрачках читалась: неподдельная радость, азарт и жизнелюбие. Я с детской наивностью поддался их чарам и теперь был не в силах вырваться из этого омута. Я был пленен этими добрыми, зелеными глазами.***
По прошествии еще двух недель, мы с Элизабет очень сблизились. Мы все так же, каждый вечер ходили к обрыву и просто болтали. Мне очень нравилось просто быть рядом с ней, чувствовать ее присутствие, дышать с ней одним воздухом, смотреть ей в глаза. Сам того не понимая, я похоже по уши влюбился. И, казалось бы, живи да радуйся, люби, наслаждайся каждой минутой с ней, но нет. Все было не так просто. Тогда, я чувствовал себя шестнадцатилетним пацаном, я не был уверен абсолютно не в чем. Не мог с точностью сказать, что испытывает Элизабет, по отношению ко мне, да и к тому же, я – «заблокированный». Я очень долго сомневался, стоит ли ей что-либо говорить, но все же, решился. Будь, что будет. Не захочет принимать чувства «преступника», это – ее право.***
Я как обычно ожидал ее прихода сидя под дубом. В мысли в голове летали, подобно множеству машин, на какой-нибудь магистрали. Одна половина меня была решительна настроена сказать Элизабет о своих чувствах, но вторая, просто-таки утопала в сомнениях. Я был настолько погружен в раздумья, что не заметил, как она подошла. — Чего такой грустный? Случилось чего? — Случилось. — И что же? — Нечто очень важное. Я хочу с тобой серьезно поговорить. — Да, конечно, — улыбка с ее лица пропала и в одно мгновение сменилось на гримасу серьезности. — В общем, я не знаю, как ты отреагируешь, но мне просто необходимо это сказать. Я так больше не могу. Короче говоря, — я сделал глубокий вдох и продолжил. — Элизабет, я тебя люблю. Я все понимаю, я – преступник и возможно даже тебе противен, и ты можешь меня презирать, но все же… Пойми, я не мог больше молчать. Это ужасно давит, — договорив, я опустил глаза вниз, ожидая ответа. И вдруг, она бросилась на меня и поцеловала. Сладкий поцелуй, вперемешку с солеными слезами. Мы целовались, до тех пор, пока в легких не закончился воздух. И оторвавшись, она посмотрела на меня своими заплаканными, но от этого не менее прекрасными глазами и сказала: — Дурак ты, Эдвард Холланд. Какой же ты преступник, для меня, ты – самый, что ни на есть герой.