now i know there is no other

Когда Фил отвечает на звонок, несколько первых секунд он слышит лишь пугающую тишину на другом конце трубки. — Привет, Фил. На линии какие-то помехи. Через динамик голос Дэна искажён и слаб. Фил хмурится, поднимается на локтях и прижимает телефон плотнее к уху. Несмотря на то, что он наполовину слеп без своих очков либо линз, на ярком циферблате часов ему всё-таки удаётся рассмотреть время — почти три часа ночи. — Дэн? Почему ты не спишь? — бормочет он. — Ой. Дерьмо. Забыл, что ты спишь в нормальные часы. Его слова звучат неубедительно и совсем не по-Дэновски. Фил трёт свои глаза тыльной стороной свободной руки. — С каких пор ты считаешь, что я могу делать что-то нормальное? После этих слов повисает ещё одна пауза, которую Дэн не заполняет своим смехом, как надеялся Фил. — С тех пор, как я осознал, что есть разница между ненормальным и испорченным, — тихо отвечает он. — Что? — Ничего, — Фил слышит, как шуршат простыни Дэна. — Забудь. Ложись спать, извини, что я разбудил тебя. — Но… — Что я вообще… Забудь, правда. Это было плохой идеей. — Дэн? — Что? — Что-то случилось? Дэн молчит, глубоко дыша. Глаза Фила медленно приспосабливаются к темноте комнаты, в то время как его грудь справляется с нарастающим чувством беспокойства. Он крепко сжимает края своего одеяла. Дэн раньше почти никогда не звонил так поздно, а даже если такое случалось, то он ни разу ещё не звучал так… мрачно. — Я не знаю, — произносит Дэн в конце концов. Фил хмурится. — Ладно, может, тебе плохо? Ты ужинал сегодня? — Считается ли за ужин два укуса запеканки? — смех Дэна словно непроизвольно врывается в динамик Фила, но всё равно рушится на половине пути. Тупая боль в груди Фила превращается в острую. Он надеется, что это не серьёзно. Он не привык к такой версии парня, которого знает уже достаточно долго. Фил отводит взгляд в сторону, мимолётно вспоминая ухмылку Дэна, когда он победил в Марио Карт, и ямочки, которые появились, когда он попытался скрыть её. Он вспоминает оживлённые рассказы Дэна об альбомах Мьюз, когда они лежали рядом друг с другом. Внезапно в его кровати становится слишком много места. Так, словно чего-то не хватает. Или, возможно, кого-то. Скорее всего, Дэна. — Это не важно, на самом деле, — с горечью в голосе говорит Дэн. — Я просто веду себя глупо, как и обычно. Завтра всё будет хорошо. Фил скрещивает ноги на кровати и случайно прикусывает щеку. — Может, ты сейчас что-нибудь съешь? — Нет, я просто… не уверен, что хочу двигаться. — Ох, — сердце пропускает удар. — Но, может, попробуешь всё-таки? Ответ Дэна звучит глухо, словно он уткнулся лицом в подушку. Но даже таким образом боль просачивается в его словах. — Нет, ты не понимаешь. Я не могу двигаться. Я просто чувствую, словно мне… тяжело. Это сложно объяснить. — Я готов выслушать тебя. — Ты… Боже, почему ты так хорошо ко мне относишься, Фил? Сейчас середина ночи. Скажи мне отвалить и дать тебе поспать. По ощущениям, ноющая боль распространяется уже по всему телу Фила, доходя даже до кончиков пальцев ног. — Никогда, — говорит он. А затем уже мягче добавляет: — Пожалуйста, поговори со мной, если тебе станет лучше. Он ждёт. Снова слышит, как шуршат простыни, затем его сопение, тишину, которая длится чересчур долго и глубокий, неровный вдох. Наконец, Дэн говорит, но так тихо, что Филу приходится задержать дыхание: — Я ничего не чувствую, — он задумывается, возможно решая, что сказать дальше, либо ожидая, что Фил начнёт смеяться над ним. — Что ты имеешь в виду? — помогает ему Фил, призывая продолжить говорить, и в этот момент эмоции Дэна лопаются, словно мозоль, слишком долго пребывающая на коже. — Я имею в виду… я буквально не могу ничего чувствовать, Фил. Я вообще не спал последние несколько дней, я просто ощущаю себя опустошенным и словно я не привязан к своему телу, будто оно само по себе. Я не реален. Я не чувствую себя реальным. А сегодня мои родители… — он сглатывает ком в горле. — Говорили про мой универ, о том, как я должен «поднять свою бесполезную задницу» и «перестать тратить свою жизнь впустую», по всей видимости вообще не осознавая, как сильно их ожидания влияют на меня и делают всё только хуже. Я просто чувствую себя маленьким и глупым, пока всё вокруг такое большое, особенно когда свет в моей комнате выключен. И всё, о чем я могу думать — насколько невозможно это всё. Он чувствует себя виноватым за это, но в любом случае глаза Фила жгут слёзы к тому времени, как Дэн заканчивает говорить. Его рот открывается, но слова не выходят сами по себе, он пытается сформулировать, что нужно сказать. И, кажется, на это уходит слишком много времени. — Да, я знал, что ты не поймёшь, — лепечет Дэн. — Теперь я выгляжу идиотом ещё и в твоих глазах. Я отключаюсь, чтобы ты мог… — Это не невозможно. — Что? — Это невозможно до тех пор, пока ты сам так считаешь. Я не знаю, через что ты проходишь на самом деле, ты прав. Но я знаю, что… всё, во что ты заставляешь себя верить — оно в твоей голове. Я знаю, что это может прозвучать подавляюще, но ты можешь избавиться от всех этих чувств, если достаточно смел, чтобы бороться. То же самое и с твоими родителями. Потому что ты не глупый. Я знаю тебя, Дэн, ты… невероятен. И ты достаточно храбрый. Очень храбрый. В ответ он не слышит ничего. — Дэн? Дэн хрипло и очень эмоционально вздыхает. — Чёрт возьми, Фил, — шепчет он. — Я не заслуживаю тебя. Даже если Дэн не может видеть его, Фил качает своей головой. — Ты заслуживаешь самого лучшего. После этого они больше не разговаривают. Фил закрывает свои глаза и слушает дыхание Дэна. В двух милях от него, Дэн, со слезами на щеках, повторяет про себя эти четыре слова, позволяя себе немного улыбнуться. В это же время, возвращаясь обратно в Манчестер, облака перестают закрывать луну, и её свет, просочившись сквозь занавески Фила, поселяется рядом с ним на кровати. И, наверное, он осознает в этот момент, или всё-таки спустя месяц, когда обнимает Дэна на Рождество, а может и годы спустя, когда Дэн постоянно находится рядом с ним, что он будет вместе с этим поразительным парнем настолько долго, насколько тот ему позволит.