I will be your light, you will be my fate

--- Он поднимает голову и смотрит незрячим взглядом на дверной проем – не видя, но чуя, что там кто-то есть – втягивает воздух – чуть глубже, чем надо – выдыхает. И коротко кивает, приглашая войти. Бальдр – единственный, кому Хёд не задает вопрос «Кто здесь?», слыша шаги. Потому что Бальдра невозможно не почувствовать – Бальдр приносит с собой запах первых листьев, вербы и еще – почему-то – яблок – кислых, незрелых – такие не доживают до осени. И потому что ему нравится опознавать Бальдра не по голосу – так и любой зрячий сможет – а по запахам, по звуку шагов и шелесту плаща – по его прикосновениям. Бальдр осторожно целует его в макушку и Хёд улыбается – Хёд старается улыбаться почти всегда, этому он научился еще с детства – так что теперь асы думают, что он не только слепой, но еще и немного юродивый. Пожалуй, только Фригг и Бальдр знают, как остер ум Бальдра, как виртуозно он владеет техникой боя вслепую – ведь Хёд учился в Ярнвиде, у йотунов клана Кровавой Ольхи – счастливых пять лет там провел, едва не остался навек – но Фригг попросила сына вернуться. Один ничего не узнал – Хёду немного больно из-за того, что отец не заметил его отсутствия – будто и не было Хёда совсем – он всегда чувствовал, что Один его недолюбливает – и до сих пор не может понять, почему – сам ведь всегда говорит о судьбе – а значит, судьба у Хёда такая. И сам он – судьба. Бальдр рассказывает ему о том, что Тор и Локи вернулись из очередного похода, что Андхримнир пережарил мясо, чего никогда не случалось, что у Браги изо рта на пиру потекла кровь – Хёд молчит, ждет, когда Бальдр объяснит, почему так плохо спит в последние дни – зевоту замаскировать под вздохи у Бальдра не получается. Хёд знает Бальдра лучше, чем самого себя – потому что только Бальдр придает его жизни хоть какой-нибудь смысл – только Бальдр играл с ним в детстве в прятки – и не жульничал – только Бальдр писал ему из Асгарда в Ярнвид – Фригг присылала голубей молчаливых – только Бальдр проводит с ним все свободное время, говорит ему, какого цвета сегодня небо, невесомо целует костяшки худых бледных пальцев. – Мне снятся кошмары, – признается Бальдр, кладя голову Хёду на плечо. Тот откладывает перо и начинает перебирать светлые – по словам самого Бальдра – кудри, стараясь запомнить их изгибы, их мягкость – – Я в них умираю. Хёд вздрагивает и прикрывает глаза – для зрения разницы никакой, но другие ощущения обостряются – или это ему лишь кажется – дыхание Бальдра становится громче и горячее – и кончики пальцев немного саднят от прикосновений к таким дорогим волосам – дороже золотых кудрей Фрейи – запомнить, запомнить навечно. – Как думаешь, это дурной знак? Хёд хотел бы пожать плечами – но предчувствие уже сковало его сердце холодом – таким, что Йотунхейм по сравнению с ним кажется Муспелльхеймом. – Ты никогда не умрешь. Бальдр негромко смеется. – Это было бы скучно. – Говорил еще кому-нибудь? – Только матери. Она – – Что? – Посерьезнела, но сказала, что все будет хорошо – об этом она позаботится. – Убьет Хель? Бальдр снова смеется – прямо в шею Хёда. – Не в ее стиле. Хёд кусает губы – желание защитить Бальдра – хотя бы от дурных снов – слишком сильно, а он сам – слишком бесполезен в дневное время. Но сейчас ночь, глаза Бальдра закрыты, и Хёд чувствует себя почти всесильным. – Сколько часов до рассвета? – Не знаю. Около четырех. – Оставайся. Попробуй поспать. Бальдр просыпается трижды – негромко вскрикивая – Хёд поднимается из-за стола и гладит его по щеке, по плечу, по груди – в третий раз Бальдр одними губами просит – «Останься» – Хёд покоряется, растворяясь в первых листьях и вербе. --- За окном – галдеж сотни ворон и гомон толпы – Хёд трет глаза и садится в кровати – что еще в этот раз? Эйнхерии решили перенести свои празднества поближе к его скромной обители и этим лишить его сна? – – Хёд! Он вздрагивает, оборачиваясь на голос – и почти утыкается носом в чужую щеку – слишком близко от губ, слишком близко – Бальдр тяжело дышит – видно, от быстрого бега – и смеется: – Пойдем поиграем! Хёд непонимающе наклоняет голову: – Бальдр, ты же знаешь – я не могу. – Помнишь, я рассказывал тебе про кошмары? – Бальдр садится на его кровать, Хёд тянется рукой к его плечу – и в ужасе отдергивает руку, чувствуя под пальцами древко стрелы. – Ты ранен! – Это пустяки, – Бальдр снова смеется, весенний, солнечный Бальдр – Мама заговорила меня – теперь ничто меня не убьет. Хёд выдергивает стрелу и ломает ее пополам. – Это невозможно. – Ты сомневаешься в ней? – Хёд не видит лица Бальдра, но знает, что тот улыбается – проводит пальцами по губам – догадка верна. С улицы раздаются нетерпеливые крики. – Теперь все стараются меня убить, но все бесполезно, – может быть, Хёду мерещится, но в голосе Бальдра есть какой-то надрыв – меня ничего не берет – ни сталь, ни огонь. – Хочешь, чтобы я тоже попробовал? – тихо спрашивает Хёд, ведя пальцами по плечу Бальдра – раны как не бывало. Бальдр выдыхает. – Хочу, чтобы ты побыл рядом. Хёд думает, что если бы он был зрячим – он прекратил бы этот балаган – пусть Бальдр теперь зачарован от смерти – но что с того? в каждом заклятьи можно найти лазейку – он-то знает, сам плел кружево рун вкруг стен Асгарда – но защита все равно не была идеальной. --- – Почему ты стоишь в стороне? Фрейя пахнет необычно – не кошачьей шерстью и рожью, а чем-то иным – снегом? болотом? волками? – Хёд против воли вспоминает Йотунхейм за пределами Ярнвида – враждебный, жестокий – его не спасло бы там даже то, что он был принят в один из кланов – и почти задыхается. Впрочем, через мгновенье иллюзия исчезает – да и мало ли где побывала Фрейя в поисках вечно блудного мужа. – Я не хочу причинять ему вред. – Фригг заговорила его от всех возможных смертей. Хёд думает, что ему стоит коснуться, чтобы проверить – Фрейя ли это – или одна из валькирий – или кто-то еще – но не хочет лишний раз слышать насмешки – его нервы и так – тугая тетива дубового лука. – Я думаю, он бы хотел, чтоб ты поучаствовал. Тебе нож или дротик? Хёд смотрит на Фрейю пустым немигающим взглядом – она, конечно, не помнит – но он ненавидит ее с того самого дня, как она, хохоча, предсказала ему несчастье в любви. – Дротик. Бальдр далеко, очень далеко – он почти не чувствует его – запах первых листьев и вербы – но он сможет бросить дротик туда, где Бальдра точно не будет. Может, тогда Фрейя оставит его в покое. – Постой, я укажу тебе направление, – суетится Фрейя, вкладывая дротик в его пальцы, – повернись немного, вот так – – Не надо, – цедит Хёд – обычной улыбки как не бывало, но ему уже наплевать – я сам разберусь. Дротик брошен намеренно криво и недостаточно сильно – Хёд уверен, что он даже до Бальдра не долетит – короткий вскрик и повисшая затем тишина говорят ему, что он ошибается. --- Кто-то – кажется, Вали – от запаха его ярости у Хёда горчит в горле – почти разрубает его пополам, но Один велит – Прекратить. Вали это, конечно, не останавливает – а Тор слишком далеко, чтобы удержать его руку – но Фрейя – почему-то – закрывает его собой – и что-то кричит про Локи. Это единственное, что четко помнит Хёд о том проклятом дне. Ощущение бездонной пропасти там, где раньше бережно хранился запах первых весенних листьев и вербы. И имя – Локи. --- Хёд очень удивлен тем, что может плакать – ему всегда казалось, что слепота лишила его и этого – он ошибался. Хёд запирается в своей комнате и позволяет слезам брать над ним верх до тех пор, пока не перестает чувствовать никакой другой запах, кроме запаха соли. Когда приходит Фригг, ему хочется выплеснуть на нее всю свою ярость и боль – это же ты виновата. Ты. Зачем ты позволила. Ты, ведающая судьбы! – он слышит ее судорожный вдох. И молчит. Фригг тоже молчит, лишь обнимает его – и какое-то время они беззвучно плачут вместе – это ощущается кожей как немое «Мне жаль», повторенное бесконечное количество раз – когда они оба немного успокаиваются, Фригг отрешенно говорит о том, что все ищут Локи, что Хермод отправился в Хель – предложить выкуп – Хёд сжимает кулаки – бесполезен, абсолютно бесполезен, даже не может убить лукавого йотуна – хотя хочет, безумно хочет найти его в темноте – о, Хёд навечно запомнил его запах – снег-болото-волчья шерсть – и задушить эту гадину своими собственными руками. Уходя, Фригг шепотом произносит: – Тебя никто не винит. И добавляет, еще тише: – Похороны завтра на закате. --- Поначалу Хёд не совсем понимает, что происходит – сейчас почти ночь и солнце должно садиться – а без Бальдра оно вообще не имеет права больше всходить – тогда почему пелена на его глазах истончается? Хёд жмурится изо всех сил, надеясь, что ему кажется. Но в последний путь он должен проводить Бальдра – пусть и невидящим – взглядом. Хёд с усилием раскрывает глаза. Лишь для того, чтобы увидеть Бальдра в первый – и последний – раз. Солнце садится, зажигая последним лучом погребальный костер. --- Хёд успевает выколоть себе пером правый глаз, когда его руку кто-то перехватывает. – Не надо, сын. Один отбирает у него перо и внимательно осматривает вновь ослепший глаз, крепко держа голову Хёда в руках – даже не рвануться в сторону – хватка у отца стальная. – Я не хочу видеть. Даже мысль о мести Локи отходит на второй план – Хёд не хочет, не может – не знает, зачем ему видеть мир, в котором нет Бальдра. – Ты еще увидишь его, – негромко обещает Один, будто читая его мысли – неужели Один действительно всеведущ? – мелькает горькая мысль у Хёда. – Откуда ты знаешь? Один вздыхает – тяжело, как если бы на его плечах лежала непосильная ноша. Хёд не надеется на ответ. – Вельва мне все рассказала. Хёд слушает, как Один по памяти читает пророчество, описывая сначала смерть Бальдра, потом наказание Локи и в завершение – гибель всех асов, включая себя – и думает, что тоже пожертвовал своим глазом ради знания. Только вот знание это принесло ему только горечь и боль. – И что я должен сделать? – спрашивает Хёд после паузы – Один, видимо, решив избежать описания его собственной смерти, не упомянул его во время Рагнарёка – хотя какой смысл щадить его чувства? Смерти он все равно не боится. – Живи. --- – Оставь. Я подержу, – хрипло командует Хёд Сигюн, и девушка склоняет голову и выскальзывает из пещеры, бросив встревоженный взгляд на мужа. Локи улыбается: – Давно не виделись, Хёд. Или мне следует звать тебя Одноглазым Сыном Одноглазого? Чаша вздрагивает, и Хёд с удовольствием наблюдает, как Локи кривится от упавшей капли яда, но стискивает зубы. – Асы выбрали для тебя правильное наказание – так ты хотя бы молчишь. – О, раньше они пытались зашить мне рот, – скалится Локи, и Хёд действительно замечает около его губ россыпь точечных шрамов, – Правда слишком колола им глаза. – Правда? – задумчиво спрашивает Хёд. – Тогда я тоже хочу ее услышать. Локи, зачем ты обманом заставил меня убить брата моего, Бальдра? Ответа Хёд не получает – Локи лишь безумно смеется, глядя на него налитыми кровью глазами. Тогда Хёд выливает яд прямо в его глотку – и разбивает чашу. Теперь, чтобы спасти своего мужа, Сигюн придется собирать яд в ладони – но Хёд надеется, что она не пойдет на это. В вое Локи слышна только ненависть – и на какую-то долю секунды Хёду становится его жаль. В конце концов, не ему придется вести Нагльфар. --- Один, заживо проглоченный Фенриром, Тор, павший на землю под действием яда – Сурт, утопивший землю в огне – Хёд помнит Рагнарёк. Хёд, наверное, единственный, кто остался, чтобы помнить его. Он тоже сражался, как мог – пожалуй, первый и последний раз плечом к плечу с асами, чтобы защитить – что-то. В его жизни слишком много первого и одновременно последнего. А защищать больше некого. Интересно, так ощущается Хель без его хозяйки? Или он теперь за пределами Девяти Миров? – Опять спишь днем? – Хёд распахивает глаза. – Так и рождение нового мира проспишь, – улыбается Бальдр. В воздухе пахнет первыми листьями и вербой. ---