Спрятаное в песках

      Первое, что он почувствовал — тепло. Сперва мягкое, почти ощутимое, потом уже немного настойчивее и колючее, словно шипы. Дыхание ускорилось, но что-то давило на грудь, словно камень, тяжелый булыжник, что не давал вздохнуть, из-за чего мужчине приходилось быстро вдыхать и выдыхать.       Неужели, после стольких лет, опять… Он со страхом открыл глаза. Не было алого оттенка, не было шипящего дыхания, не было неподъёмной тяжести его брони. Все было… как прежде. Мужчина сглотнул. Странная дрожь пронзила его тело, и он уставил свой взгляд в землю.       «Песок», — проскользнула мысль в его голове.       Энакин быстро поднял голову и оглянулся. Этот ландшафт он не спутает ни с чем. Его родная планета, кусок камня и пыли, на который он был бы рад не возвращаться. Так он и делал. Нога Энакина Скайуокера не ступала на поверхность Татуина вот уже двадцать один год, и мужчина был не намерен что-то менять. Его охватила злоба.       Из всех планет во вселенной, и на которых он бывал, Скайуокера занесло именно на Татуин, который только и делал, что вызывал отвращение.       Мужчина оглянулся. Кругом была только пустыня, но через секунду взгляд уловил что-то еще. Небольшой вход, а недалеко от него был установлен влагоуловитель. Энакин узнал эту ферму, хотя и не сразу. Он бывал здесь лишь раз, в далеком прошлом, и эта ферма тоже не была оплотом хороших воспоминаний. Жилище семьи Ларс. Именно здесь жила его мать.       Чувство горечи медленно начало расползаться по телу, проникая в каждую клетку, в каждую мысль…       «Мама», — он так боялся её потерять… и потерял. Не успел, не смог, не почувствовал, когда ей было плохо — не смог спасти её. И за эту оплошность он расплачивается до сих пор. До сих пор помнит её глаза, когда маленький мальчишка покидал Татуин, и её глаза, когда женщина умирала на его руках. Все это до сих пор существует в маленьком уголке его души, имя которому Энакин Скайуокер. Потому что от этого молодого перспективного джедая, генерала Войн клонов и народного героя — ничего не осталось, даже имени, всё сгорело в жгучем пламени Мустафара. Он так боялся потерять близких ему людей. И он потерял. Всех до единого.       Чтобы сказала ему мама, увидев, во что превратился ее сын? Тот мальчишка, который обещал стать джедаем и освободить всех рабов, который ради помощи незнакомым людям готов был поставить на кон свою жизнь. Где он? Где тот подросток, который любил так искренне? Где тот джедай, что спасал миллионы жизней, освобождал планеты, дарил надежду… Неужели предательство настолько сломало его? А было ли вообще это «предательство»? И вот опять всплыл тот вопрос, который возникал каждый день на протяжении стольких лет:       «А правильный выбор он сделал?» — и всегда, день ото дня он отвечал на него без раздумий и заминок.       «Нет»       Он потерял всё. Всё, что имел, только из-за одной оплошности, одной ошибки, за которою он расплачивается до сих пор. Каждый день, каждый вдох, каждый шаг и каждое движение — это и есть его расплата, его наказание… за один неправильный выбор.       Кулаки сжались. Энакин сделал несколько шагов в сторону маленькой дюны, что была около дома Ларсов. Именно недалеко от нее должна быть могила его матери, и мужчина хотел увидеть ее. Глотая ком и чувствуя сухость в горле, он делал шаг за шагом, всё еще пытаясь совладать с собой. Но когда он пришел на место, там было пусто. Ничего, только песок.       Энакин, словно в бесчувствии, упал на колени и жадно впился пальцами в почву. Сила принесла его разум на Татуин, но отбирает такое простое, заставляя остатки сердца сжиматься в комок. Даже так он не может побыть с матерью…       — Эни? — прозвучал почти слышный женский голос за его спиной. Мужчина резко поднял голову.       «Неужели…»       Он быстро встает и оборачивается лицом к «голосу», которым оказалась она, его мама.       — Эни, ты вернулся, — она вышла из небольшого домика и быстро направилась к нему. На лице женщины читалась радость и удивление, она так долго его не видела.       — Мама, — Энакин быстро заключил её в объятия, пытаясь запомнить всё, что чувствует, видит или слышит. Нотки её голоса, твёрдость фермерской одежды или радостный огонек в её глазах. Он отпускает женщину через несколько минут. Мужчина пожирает её взглядом, всё время сглатывая комок, подходящий к горлу. Глаза щипало.       — Ты уже совсем взрослый, — её губы выдают легкую, но такую теплую улыбку. Энакин с осторожностью взял её руку и дрожащими пальцами приложил к своей щеке. Он всё ещё смотрел и не мог выговорить и слова. В голове пролетали картинки, воспоминания, впиваясь, словно ножом в старые раны. Раньше, когда он видел видения, то ничего не помнил, мужчина думал что это и есть реальность, но теперь всё по-другому. Энакин помнил всё.       — Почему ты так долго не возвращался, Эни? — спросила она всё таким же ласковым голосом.       — Я был на войне, мама. Не мог раньше, страдало столько людей, им нужна была помощь, — шепотом говорил мужчина, отпуская тёплую ладонь женщины.       — Война закончилась, — проговорила женщина, всё еще смотря на своего сына. В голосе Шми проскользнула сухость и лёгкий упрек, — Уже девятнадцать лет прошло, Эни…       Скайуокер впервые за всё время разговора взглянул матери в глаза, чувствуя как мурашки ползут по его спине, а живот скручивает.       «Она все знает» , — Энакин сглотнул комок, но не сказал ни слова, потому что ему было попросту нечего сказать. Он опустил голову, не в силах выдержать жалости в её глазах.       — Ничего, Энакин, скоро всё будет хорошо, ещё немного, — женщина положила свою руку на его плече. Она наклонилась к мужчине и прошептала, — скоро все закончится,Эни.       — Нет, — еле слышно проговорил Энакин, отрицательно кивая головой, — это моя расплата за всё, что я сделал. Я потерял всех, и я буду жить, когда все кого я любил — мертвы, — он на секунду замолчал, всё ещё всматриваясь в песок, — из-за меня.       Шми не ответила, вместо этого только татуинский ветер играл с краями его старой джедайской робы. Энакин всё еще не поднимал голову, боясь увидеть в глазах столь родного человека отвращение и презрение. Он хотел, чтобы это видение закончилось, он хотел раствориться, превратится в пыль, которая лежит на этих жёстких скалах. Он просто хотел перестать чувствовать все эти противоречивые эмоции и наконец найти покой.       — Посмотри на меня, любовь моя, — внезапно голос из нежного материнского изменился на другой, такой же знакомый. Голос, который утих девятнадцать лет назад и который уже никогда не произнесёт его имени.       — Падме, — тихо прошептал мужчина. Но в голове всплывали картинки из Мустафара, а потом и одинокий склеп в окрестностях Тида. Эти высокие мраморные стены, цветы около гроба, и витраж… она улыбалась. Такой легкой ненавязчивой улыбкой. Она так улыбалась, когда смотрела на него. Тогда Энакин отвернулся, не в силах смотреть, и если бы лавы Мустафара не нанесли бы тяжкие повреждения его глазам, он бы заплакал. Но даже такого облегчения как слезы, тогда ему не было дано. Все оставалось внутри. Тогда он положил свою руку на плиту, но не почувствовал прикосновения, был только небольшой шуршащий звук, и от этого всё, что осталось от его сердца, сжалось.       «Все уже давно случилось. Она мертва. По твоей вине.»       — Прости меня… — тихо, словно в бреду, пробормотал мужчина.       — За что? — недоуменно спросила она, легко нахмурив брови. Женские ладони коснулись его груди, а сама Амидала сократила и так не большое расстояние между ними. — Что случилось?       Мужчина приоткрыл губы, чтобы что-то сказать, но не прозвучало ни единого слова. Он просто смотрел в её глаза и молил о том, чтобы сон не прекратился. Энакин был готов утонуть в них и навсегда оставить воспоминания. Он хотел быть только здесь и сейчас.       Скайуокер нежно коснулся её щек обеими ладонями.       — Все хорошо, — их лбы соприкоснулись, и он в полную грудь вдохнул аромат её кожи. Даже не смотря на то, что сейчас они стоят на Татуине, от Падме всё ещё веяло лесом, деревьями и прекрасными полевыми цветами. — Мы скоро улетим отсюда, — мужчина зарылся пальцами в её волосы, словно пытаясь запомнить, насколько они мягкие, — улетим, на далёкую маленькую планету, — шёпотом продолжал он, словно убеждая себя самого в правдивости своих слов, — и будем вместе, как тогда, давным-давно, помнишь? — Энакин немного отдалил голову, что бы заглянуть в те прекрасные тёмные глаза.       — Но Энакин, — её лицо резко поменялось. Даже несмотря на яркие лучи солнц, она была бледна, а губы посинели, — Уже слишком поздно, — Падме грустно посмотрела на него, легко проводя рукой по его щеке. Она была холодна как лед, — Слишком поздно для меня. — тише проговорила Амидала. Судорожно вдохнув, мужчина убрал руки с лица женщины и обхватил своими пальцами ту маленькую ладонь, что касалась его щеки.        — Не уходи, не оставляй меня одного. — умоляющим, почти детским тоном проговорил Энакин.        — Ты же знаешь, любовь моя, я не могу остаться. Всё уже давно случилось. — она всё ещё смотрела на него, и глаза наполнялись немой болью и грустью. Падме сделала шаг назад, потом еще один. Ладонь начала медленно выскальзывать из руки Энакина. Он попытался удержать её, но тщетно. Она всё больше удалялась, и через секунду они касались лишь кончиками пальцев…       Он открыл глаза. Стенки белой как снег камеры для медитаций были плотно закрыты. И буквально за мгновение он вспомнил всё, что происходило до этого видения, а с этим ниточки Силы принесли ему и известия того, что в комнате есть посторонний. Он без проблем нажал на несколько кнопок, и механизм, который крепился сверху, начал свое действие. Металлическая машина медленно начала опускать сначала его маску, а потом и шлем. И вот за несколько минут не существовало больше и намека на Энакина Скайуокера, только Дарт Вейдер, лорд ситхов, не знающий жалости.       Камера начала открываться. Сквозь щели уже можно было заметить серую форму имперского флота, и через минуту перед Вейдером отдал честь мужчина средних лет, который был адмиралом его звёздного разрушителя.       — Милорд, мы догнали корабль, перехвативший чертежи Звезды смерти в системе Тату. Это Альдеранский корвет Тантив IV, принадлежащий королевской семье, — сухо протараторил мужчина.       Вейдер поднялся с своего кресла и подошел к адмиралу.       — Взять корабль на абордаж, мы должны захватить чертежи любой ценой, вы меня поняли, адмирал?       — Так точно, милорд, — так же быстро ответил мужчина и удалился из комнаты.       Ситх остался один, всё еще чувствуя последствия прикосновений сухого татуинского ветра на своем лице. Все его эмоции были скрыты глубоко внутри, но шрамы, которые оставляли воспоминания, всегда кровоточили. Только в этот раз помимо видений, помимо всего увиденного, было что-то ещё. Ещё кто-то присутствовал в комнате, прямо за его спиной. Тёмный лорд ситхов медленно направился к дверям, но так и не смог обернутся, он так и не смог ещё раз посмотреть в те карие глаза...