***
Тонкие, чуть огрубевшие пальцы сжимают запястья молочного цвета, слегка вжимают их куда-то вниз (здесь не существует пола, но к нему можно прижимать), длинные чёрные пряди спадают водопадом на светлую голову, а губы скользят по изгибу тонкой шеи, осыпают бледную кожу тихими поцелуями и неразборчивым шёпотом, ясным только ему. — Хрупкий... хрупкий... — бормочет Юкитеру в ямочку над ключицей, и тело под его захватом в одночасье разлетается алмазной пылью, растворяется в темноте. Кажется, это был тридцатый Акисе. Юкитеру не помнит, когда это началось, но теперь всё идёт по одному сценарию: он создаёт Акисе, отбегает в нерешительности, всё же не выдерживает и зажимает тело в неловких объятиях, а потом... А потом Бог не может объяснить. Акисе идеален всем и во всём — настолько прекрасен, что хочется забрать его полностью и ни с кем не делиться. ...Было бы с кем. Муру Муру уныло скитается на расплывчатых границах мира — обиделась — так что он тут один.***
— ...Если ты жить не можешь без Юно, — Муру Муру заплетает Богу мелкие косички, — давно бы её создал. — Я не создам той Юно, которая любила меня. Это будет лишь оболочка, — Юкитеру подпирает голову рукой, источая печаль. — Я знаю, о чём говорю. Ты способен невольно создавать объекты. Так решают твои эмоции, понимаешь? — помощница хмурится, путаясь в волосах. — Скажи, Юкитеру. Ты точно так сильно её любишь? Юкитеру не знает. Он не уверен.***
Тридцать первый Акисе безмолвно смотрит Богу в глаза. Кажется, красный хитро мерцает искрами, но... Всё так же безмолвно. Это единственная проблема, с которой сталкивается Юкитеру (предыдущие тридцать Акисе тоже молчали), и единственное, что подталкивает его заходить дальше объятий. Юкитеру боится, что если слишком долго ждать ответа, то тело промолчит. Юкитеру боится, что Акисе исчезнет.***
В пятидесятый раз Юкитеру покусывает Акисе за край уха, а тот и не шевелится. — Терпеливый... Всегда был терпеливым, Акисе. Разлетается подобно листьям.***
Альбинос покорно прижат к полу в девяносто девятый раз, а Бог (мысленно Юкитеру горько смеётся, какой из него Бог?) оттягивает ворот светлой рубашки и проводит дорожку языком по середине шеи, останавливается между ключиц и жадно целует. — Сахарный. Белый, как сахарная вата... "Почему ты не настоящий, Акисе?" Тело рассыпается алмазной крошкой, и это напоминает сияние звёзд. Кажется, в последнюю секунду он улыбнулся. Юкитеру ловит угасающие блики ладонью и всхлипывает.***
Муру Муру задумчиво смотрит на приунывшую кляксу посреди мира. Кажется, это называется Бог. — Создай мне мангу. Только интересную, ладно? — с надеждой просит она. — С чего ты взяла, что я могу что-то создать? — печально вздыхает Юкитеру. — Если я даже Юно не могу... — Ну, последние девяносто девять попыток были ничего так, — помощница опережает возмущённый вдох Бога и продолжает, — только однотипные, пожалуй. Постарайся хотя бы мангу разнообразить — кроме одного тома, читать абсолютно нечего! Впервые за десять тысяч лет Юкитеру чувствует стыд и смущение. Вселенские. Он вжимается лбом в поджатые колени и стонет с интонацией "как можно быть таким придурком?" — хоть бери и жди чуда. Чудо — Муру Муру, конечно же, — уже далеко, но её крик слышно даже на таком расстоянии. — Не веди себя как идиот! Ты его своими действиями перегрузил уже. Он — настоящий! Кажется, улетела.***
В сотый раз Юкитеру не убегает и тем более не кидается с объятиями на податливого Акисе. Лишь смотрит. Оказывается, он моргает. Оказывается, его грудь вздымается — он дышит. Бог неуверенно протягивает руку к руке альбиноса. — Настоящий?.. — Наконец-то ты догадался, Юкитеру-кун. До этого неподвижная кисть перехватывает Юкитеру за запястье, а на светлом лице появляется улыбка. — Давно не виделись. — Но... Как... Улыбка становится более хитрой, и Акисе легонько толкает Бога в грудную клетку. Достаточно, чтобы тот потерял равновесие и мягко упал. — Ты мне и слова не дал сказать за всё это время, — он сдержанно смеётся. — Так вышло, что Наблюдатель обязан запоминать всё, что заметит. К сожалению... или к счастью. Юкитеру определённо ошарашен, смущён и не может связать и двух слов. Альбинос пользуется этим и забирается сверху, с интересом смотрит на него и выжидает паузу. Прикрывает глаза. — Девяносто девять раз Юкитеру Амано, теперь со статусом Бога — кстати, поздравляю, — открыто домогался Ару Акисе, невинного юношу... программу, отстоявшую свою автономность. Звучит до одури абсурдно, но приходится иметь дело с тем, что есть. Открывает глаза. — Ты в порядке? Юкитеру совсем не в порядке. Его состояние не поддаётся описанию даже при всём красноречии Акисе. Снизу, с несуществующего пола, доносится тихое заикание, в котором Бог пытается выразить все накопившиеся вопросы. В итоге он сталкивается взглядом с малиновыми глазами, в которых читается столько тепла и любви, что с губ срывается хоть что-то внятное: — ...Извини, Акисе-кун... Я... я думал, что ты не... Запинается и краснеет, а слёзы уже подступают, душат. — ...Я боялся, что ты исчезнешь. Не хотел отпускать. Без тебя невыносимо быть в этом мраке. Я... что я наделал, Акисе... Он закрывает лицо руками — прячет накатившую истерику. Акисе теряется. Совершенно. Но лишь на несколько секунд. — Юкитеру-кун, ты не виноват, — мягко и осторожно шепчет парень, убирает ладони от его лица и приближается максимально, до тех пор, пока не вовлекает Бога в поцелуй. Крайне осторожно, совсем невинно и без лишних действий. "До следующего поцелуя", — мысленно добавляет и ухмыляется Акисе. — Теперь я никуда не пропаду.