Часть 1
26 февраля 2018 г. в 03:39
Солнечный луч теплом скользнул по лицу, и Николас сощурился, но лишь на секунду. Сочно-зеленые кроны деревьев прятали его в прохладной тени, а летний зной не был так уж силен. Здесь никогда не бывало так жарко, как в пустынях Афганистана. Он должен был познакомиться с Кэрри просто ради того, чтобы в те выходные попасть в это место, которое стало для него новым домом.
Природа озера, спокойная, наполненная мерным стрекотом цикад и пением лесных птиц, плеском рыбы в воде, шорохом камышей. Легкий ветер касался его кожи вслед за пятнами солнечного света, проникавшими сквозь листву. Приятный бриз вместо горячего воздуха, жалящего песком. Больше никакого песка.
Воспоминания о плене, жизни в неволе, жизни у Абу Назира больше не ранили ни разум, ни душу. Зажили даже шрамы на теле. Остались только бледные следы — напоминание о годах страданий. И мысли об Исе — теплые и прозрачные, как вода озера, плывя по которому, можно было увидеть песчаное дно, косяки рыб и свое отражение на поверхности. Ник надеялся, что однажды они с Исой встретятся, пусть и не сейчас.
Теперь вместо утренней и вечерней молитвы он нырял в воду, когда солнечный диск только появлялся на горизонте, и когда он спускался к кромке леса. В этом диком, спокойном месте некому было осудить его шрамы или навести прицел винтовки на его коротко остриженный затылок. Больше нет. Он мог плавать сколько угодно, а потом вернуться в деревянную хижину, чтобы поесть и отдохнуть.
Книги, которые он не успел прочитать до ухода в морскую пехоту, теперь ждали его на полках. Он проводил долгие вечера у камина, погрузившись в чтение. Детективы, романы, приключения, фантастика — приятно было следить за жизнью героев, переживать об их судьбах, оставаясь самому в тепле и безопасности впервые за столько лет.
Это было невероятно. Быть здесь, быть собой, не бояться за семью, не думать о будущем, не переживать о прошлом. Значило ли это, что Аллах вознаградил его? В такие моменты Николас мог подолгу смотреть в небо, по которому неторопливо, как и его мысли, плыли облака. Что он чувствовал в такие моменты? Умиротворение. Словно все было так, как должно быть.
На другом берегу показалась мужская фигура, ему помахали рукой, и Николас махнул в ответ. Так частенько бывало. Соседи показывались у причала, плавали на лодке или рыбачили, махали ему рукой в знак приветствия. Кричать через озеро не было смысла — слишком далеко, а игнорировать — как-то невежливо. Ник привык к этому странному соседству, приветствовал поднятой рукой или кивал головой, но никогда не ходил в гости. Он не был готов прервать свое одиночество. Впервые за многие, многие и многие годы он мог побыть наедине с самим собой и своим Богом. Больше никто не руководил им, он не подчинялся ни чьим приказам, не следовал чужим планам, не нес ответственности перед семьей. Он просто был. Самое приятное, что может случиться с человеком!
Время текло здесь неуловимо. Не так быстро как после его возвращения из плена, когда каждый день был наполнен чередой болезненных и напряженных событий: часы неслись, будто решили устроить гонку, события сменяли друг друга так быстро, что Николас не успевал сообразить и подстроиться. Но и не так медленно, как в плену, где время, казалось, и вовсе остановилось, сгорело в солнечных лучах и разнеслось песком и пылью по пустыне, а Николас все переживал один и тот же час целую вечность. Нет, здесь день сменялся ночью, а та новым днем не по часам, а по вдохам. Его вдохам. Размеренным и ровным, вместо часов, которых даже не было в доме Кэрри.
Он не знал, сколько раз вдохнул этот теплый, наполненный влагой и сладостью трав, воздух, когда в соседний домик на его берегу въехал первый жилец…
Это была Джессика.
Николас увидел ее утром, выйдя на веранду. Она стояла на пороге своего дома, глядя на водную гладь, ее руки слегка потирали плечи, а по губам блуждала мечтательная улыбка — такая же прекрасная, как и в тот день, когда Николас увидел ее, вернувшись в Штаты. Конечно же, она обернулась на звук его шагов, улыбнулась еще шире, помахала рукой, приветствуя, и ничего не сказала. Он улыбнулся в ответ и почувствовал, как сердце сбивается с привычного ровного ритма. Джессика была подобно распустившейся дикой розе в его саду — приятно, но немного больно от шипов, колющих мыслью: она здесь. Пожалуй, Николас не ожидал увидеть ее так скоро.
Теперь утром и вечером они плавали вдвоем. Так легко было в летней тишине снова стать немного ближе без ссор и обид, без боли и слез. Иногда они замирали посреди озера, и Джессика подолгу рассматривала его лицо, касалась веснушек на скулах, разгладившихся морщинок на лбу, стирала капли воды с челки. Ее прикосновения были знакомыми, родными.
Они ведь так и не развелись.
Потом появился Майк. Он обнимал Джессику и хлопал старого друга по плечам, и Николас был рад видеть его. Ведь он так соскучился и даже не осознавал этого, пока не понял, что истории из книг не могут заменить старого друга. Теперь его вечера были наполнены не приключениями выдуманных героев, а военными байками из того прошлого, в котором они с Майком были зелеными новобранцами. Из того, в котором еще не было Афганского плена и Абу Назира.
Джессика смеялась над их историями, сидя в кресле с бокалом вина, и разбавляла их воспоминаниями о детях. О том, как Дана хулиганила в детском саду, как однажды потерялась в парке, как пошла в школу, и как первый раз влюбилась в одноклассника. О том, как Крис решил заниматься единоборствами, и как сильно хотел в детстве собаку, и как закончил школу с отличием.
— А как там Дана? Как у нее были дела? — Николас любил своих детей больше всего на свете, он хотел знать и мог вечер за вечером слушать Джессику, смеяться вместе с ней, делить радость ее воспоминаний.
— О, ей было нелегко, ты знаешь, но она справилась. И ей в браке повезло больше, чем мне, уж точно.
От этих подколок было не больно. Какая разница, что было у них, если его дочь обрела счастье?
— Ник, старина, а ты не плавал на ту сторону озера? Кажется, я видел там чету Уокеров, — Майк давно посматривал туда, откуда приветственно махали Николасу соседи.
— Нет еще, как-то не до того было.
— Может, как-нибудь навестим их? — он подтолкнул приятеля под локоть, и тот кивнул, понимая, что это было и впрямь неплохой идеей.
— Думаю, скоро можно будет это организовать.
Он хотел сначала дождаться еще одного человека. И однажды вечером это случилось.
Не было никакого робкого стука в дверь или предварительного звонка. О чем мы, это же Кэрри. Она с полпинка отворила дверь, вваливаясь в дом, запыхавшаяся, растрепанная, бросила сумку куда-то на комод в прихожей и рухнула на диван рядом с Ником.
— Черт побери, надеюсь, в этом доме есть какая-нибудь еда, я ужасно голодная! Привет, ребята!
Жаркий поцелуй в губы без всякого смущения был ей ответом. Горячие объятья, руки, скользящие под пиджаком по блузке, тихий щелчок закрывающейся двери за ушедшими гостями.
Когда они позволили себе расцепиться, Ник, наконец, обхватил ее лицо руками, чтобы рассмотреть получше. Те же глаза — живые, яркие; те же губы с полубезумной улыбкой; та же бледность кожи с лихорадочным румянцем. Его Кэрри — шальная как ураган, сильная как ветер и хрупкая как стекло.
— Я ждал тебя, Кэрри. Знал, что ты приедешь сюда ко мне.
Она улыбнулась немного дергано, но без сомнения счастливо.
— Ну что ж, вот она я, здесь. Прости, пробки на дорогах, задержалась чутка. Не смотри на меня так, всего-то лет на пятьдесят! Надеюсь, ты тут не сильно без меня скучал.
— Ты просто нечто, Кэрри Мэтисон.
Он притянул ее в объятья, понимая, что вот теперь они уже точно не расстанутся, и ни ЦРУ, ни Аль-Каида не смогут их разлучить. А значит, он может, наконец, двигаться дальше. Они могут. Все вместе.
— Еще какое, морпех! — она обняла его в ответ, положив голову на плечо. — Знаю, о чем ты думаешь, но погоди пускаться в путь, Броуди. Ты еще не все знаешь о нашей малышке. Мне столько надо тебе рассказать!
Кэрри выскользнула из его рук:
— Но сначала ужин, вся болтовня только за тарелкой спагетти!
— Любой твой каприз за истории о жизни нашей дочери.
— О, тебе понравится. Она не пошла по нашим стопам — это главное, что ты должен знать…
Солнце почти село, прочертив красную дорожку на поверхности воды. В сумерках несколько желтых листьев упало с деревьев, с шорохом опустившись на траву. Наступала осень. Впервые за бесконечно долгое лето на озере.